Жак-фаталист и его Хозяин
Шрифт:
Вы обзаведетесь одними только благочестивыми книгами, дабы ничто в вашем окружении не могло вас выдать.
Вы не пропустите ни одного богослужения в вашем приходе как в праздники, так и в будни.
Вы добьетесь доступа в приемную какой-нибудь обители; болтовня затворниц может принести нам пользу.
Вы сведете близкое знакомство с викарием и священниками вашего прихода, так как мне могут понадобиться их свидетельские показания.
Вы никого из них, как правило, принимать не будете.
Вы дадите себе труд исповедоваться и причащаться по меньшей мере два раза в месяц.
Вы примете свое родовое имя, так как оно звучит благородно и так как рано или поздно о вас наведут справки в вашей провинции.
Вы изредка будете раздавать мелкие пожертвования,
Вы будете прясть, вязать, вышивать и отдавать свою работу для продажи дамам-патронессам.
Вы будете соблюдать величайшую умеренность: две крошечные порции из харчевни – и это все.
Ваша дочь не будет выходить на улицу без вас, так же как и вы без нее. Вы не пренебрежете никакими средствами, чтобы без особых усилий послужить для других назидательным примером.
Особенно, повторяю вам, вы не должны пускать к себе священников, монахов и святош.
По улицам вы будете ходить с опущенными глазами; в церкви для вас не будет существовать ничего, кроме бога.
Согласна с тем, что это суровый образ жизни, но он продлится недолго, и я обещаю вам крупнейшую награду. Подумайте, посоветуйтесь; если эти стеснительные условия превышают ваши силы, то скажите мне откровенно: я не обижусь и не удивлюсь. Я забыла вам также напомнить, чтобы вы приучили себя к мистическому пустословию и освоились с историей Ветхого и Нового завета, дабы вас принимали за закоренелых святош. Прикиньтесь янсенистками или молинистками, по вашему усмотрению; но лучше всего придерживаться взглядов вашего священника. Не забудьте при всяком случае ни к селу ни к городу ополчаться против философов; кричите, что Вольтер антихрист; заучите наизусть произведение вашего аббатика и цитируйте его, если понадобится…»
К этому госпожа де Ла Помере присовокупила:
«Я не буду вас навещать, ибо недостойна общаться со столь святыми особами; пусть, однако, это вас не тревожит: вы иногда будете тайно приходить сюда, и мы в тесном кругу вознаградим себя за ваш покаянный режим. Но, играя в благочестие, остерегайтесь действительно впасть в него… Что касается расходов на ваше маленькое хозяйство, то я принимаю их на себя. Если моя затея удастся, вы не будете нуждаться во мне; если она не удастся не по вашей вине, то я достаточно богата, чтоб обеспечить вам приличную и более приятную участь, чем та, которою вы пожертвовали ради меня. Но главное – это повиновение, повиновение моей воле, абсолютное, безграничное, без которого я ни за что не ручаюсь в настоящем и ничего не обещаю в будущем».
Хозяин (пощелкивая по своей табакерке и поглядывая на часы). Дьявольская баба! Упаси меня, господи, повстречаться с такой!
Трактирщица. Терпение, терпение! Вы ее еще не знаете.
Жак. А в ожидании этого, прекрасная хозяюшка, не перекинуться ли нам словечком с бутылочкой!
Трактирщица. Господин Жак, мое шампанское придает мне красоту в ваших глазах.
Хозяин. Мне уже давно хочется задать вам один, быть может, нескромный вопрос, и я больше не могу удерживаться.
Трактирщица. Задавайте.
Хозяин. По-моему, вы родились не в харчевне.
Трактирщица. Да, это так.
Хозяин. Вы принадлежали к более высокому кругу и попали сюда в силу необыкновенных обстоятельств.
Трактирщица. Не отрекаюсь.
Хозяин. Не прервать ли нам на минутку историю госпожи де Ла Помере?
Трактирщица. Невозможно. Я охотно рассказываю чужие похождения, но не свои. Скажу вам только, что я воспитывалась в Сен-Сире [38] , где мало читала Евангелие, но читала много романов. От королевского аббатства до харчевни – большой путь.
38
Сен-Сир – военная школа для сыновей дворянства.
Хозяин. Я удовлетворен; будем считать, что я у вас ничего не спросил.
Трактирщица.
В то время как обе наши ханжи служили назидательным примером и добрая слава о их благочестии и святости распространялась по округе, госпожа де Ла Помере внешне выказывала маркизу уважение, дружбу и полное доверие. Он неизменно встречал радушный прием, его не бранили, на него не дулись даже после долгого отсутствия; он посвящал ее в свои любовные похождения, и она притворялась, будто они ее искренне забавляют. Она давала ему советы в трудных случаях и изредка заговаривала о браке, но таким безразличным тоном, что нельзя было заподозрить с ее стороны никаких личных мотивов. Когда маркиз иногда обращался к ней с теми нежными и галантными речами, которых нельзя избежать по отношению к бывшей возлюбленной, она либо улыбалась, либо не обращала на них внимания. Если послушать ее, то сердце ее безмолвствовало: она-де сама не подозревала, что для ее счастья достаточно было такого друга, как он, а кроме того, годы якобы брали свое и темперамент ее охладевал.«Как! У вас ничего нет, в чем бы вы могли мне признаться?»
«Нет».
«А молодой граф, дорогая моя, который так настойчиво ухаживал за вами в пору моего владычества?»
«Я перестала его принимать, и мы больше не видимся».
«Необычайная причуда! За что вы его отстранили?»
«Он мне больше не нравится».
«Ах, сударыня, я, кажется, угадал: вы меня все еще любите».
«Возможно».
«Вы надеетесь, что я вернусь».
«Почему бы нет?»
«И хотите обеспечить за собой безупречное поведение».
«Пожалуй».
«И если бы, по счастью или к несчастью, я снова оказался у ваших ног, вы вменили бы себе в заслугу молчание о моих провинностях».
«Вы прекрасного мнения о моей деликатности и моем великодушии».
«После такого поступка я считаю вас способной на любое проявление героизма».
«Я не прочь, чтоб вы так думали».
«Честное слово, вы для меня опаснейшая женщина; я в этом уверен».
Жак. И я тоже.
Трактирщица. Это положение длилось примерно месяца три, когда госпожа де Ла Помере решила, что настало время нажать главную пружину. В один прекрасный летний день, когда маркиз должен был у нее обедать, она приказала передать д'Энон и ее дочери, чтоб они отправились в Королевский сад. Маркиз явился, обед был ранний; откушали, и откушали весело. Затем госпожа де Ла Помере предложила маркизу совершить прогулку, если только он не имеет в виду чего-либо более приятного. В тот день не было ни оперы, ни комедии; маркиз сам отметил это, и судьбе было угодно, чтоб опять-таки он, желая заменить веселое зрелище полезным, пригласил маркизу посетить Королевскую кунсткамеру. Приглашение это, как вы легко можете себе представить, не встретило отказа. И вот заложили лошадей; едут; приехали в Королевский сад и смешались с толпой, разглядывая все и не видя ничего, как и все прочие.
Читатель, я забыл описать вам мизансцену, в которой действуют указанные здесь персонажи: Жак, Хозяин и трактирщица; по причине этого упущения вы слышали, что они говорили, но вы их не видели; однако лучше поздно, чем никогда. Хозяин – налево, в ночном колпаке и в халате, небрежно развалился в большом ковровом кресле, положив платок на локотник и держа табакерку в руке. Трактирщица – в глубине, против двери, у стола, на котором стоит ее стакан. Жак, без шляпы, оперся локтем на стол и склонил голову между двух бутылок; две другие – на полу рядом с ним.
Выйдя из кунсткамеры, маркиз и его приятельница отправились гулять по саду. Не успели они свернуть в первую аллею направо от входа, поблизости от Ботанической школы, как госпожа де Ла Помере воскликнула с удивлением:
«Это они! Я не ошиблась: это действительно они».
Тотчас же она покидает маркиза и устремляется навстречу двум нашим притворщицам. Младшая д'Энон была очаровательная в своем простеньком наряде, который, не бросаясь в глаза, тем не менее приковывал к себе внимание.