Жалкая

Мой голос немного ломается на последнем слове, дискомфорт обволакивает мою шею. Прочистив горло, я перелистываю фотографии. На одной из них люди разгружают ящики с полуприцепа. А на другой — пожилой мужчина с зачесанными назад седыми волосами и татуировками от пальцев до шеи, ухмыляющийся парню рядом с ним.

— Кто это?

— Это Фаррелл Уэстерли. Слышал о нем когда-нибудь?

Я качаю головой.

— Чистокровный ирландский американец с обычным списком преступлений. Провел восемь лет в тюрьме Гиликен, после чего был освобожден условно-досрочно за примерное поведение. В последние несколько лет он снова всплывает на поверхность. Кажется, этот парень повсюду.

Я усмехаюсь.

— Исправившийся заключенный?

— Разве не все они такие? — Кэп вздыхает. — Они проводят операцию из Кинлэнда, наводняя улицы этим новым дерьмом.

У меня скручивает живот. Это «новое» дерьмо называется «Летучая обезьяна_{»(отсылка к крылатым обезьянам из сказки Волшебник из страны Оз)}, и оно захватывает все вокруг. Похожа на все остальные виды героина, только не такая. Она пиздец как популярна, что означает, что повсюду появляются подражатели, пытающиеся имитировать продукт и терпящие неудачу. Всё, что в итоге происходит, это еще больше смертей от передозировки плохо произведёнными наркотиками.

Прищурив глаза, я присматриваюсь к фотографии двух мужчин.

— Это что…

— Да.

Выдохнув, я откидываюсь на стуле, узнавая ярко-рыжие волосы и крупное телосложение.

— Зик О'Коннор.

У меня сводит живот, когда я кладу фотографии обратно на его стол. Зик хорошо известен в наших кругах. Его отец, Джек О'Коннор, был печально известен в Чикаго как король ирландской мафии. Он был безжалостен. Но это было до того, как их власть была ликвидирована много лет назад, и Джек был убит в застенках, отбывая срок за свои многочисленные преступления.

— Так что же тогда… Вы хотите, чтобы я провел разведку?

Его глаза сужаются.

— Я хочу, чтобы ты проник внутрь и нашел их поставщика. Если мы возьмем крупного пса, то сможем привлечь остальных. Я не для того потратил лучшие годы своей карьеры, выслеживая их, чтобы ирландская мафия снова появилась с новыми лицами в новом месте, думая, что они могут снова все захватить.

Мои брови взлетают вверх.

— Работа под прикрытием?

— Удивлен?

Он дергает головой.

Мои руки трясутся от внезапного выброса адреналина.

— Просто прошло много времени.

Он ворчит, его густые брови сходятся вместе, пока посередине лба не образуется складка.

— Хочешь сказать, что ты не готов к этому?

Мой желудок скручивается, и я выпрямляюсь.

— Вы с ума сошли? Никто другой не сможет сделать это так, как я, и Вы это знаете, Кэп.

Он тянется к компьютеру и берет ещё одну фотографию, кладет её передо мной. На ней изображена женщина. Красивая женщина с блестящими каштановыми волосами, забранными в высокий хвост, дизайнерская одежда облачает её тело.

— Это Дороти Уэстерли, ребенок Фаррелла. Ходят слухи, что она — его слабое место. Как только ты окажешься внутри, постарайся подлизаться к ней. Она расколется.

Удивление промелькнуло в моем нутре.

— Почему она?

Медленная улыбка приподнимает уголок его губ, и он откидывается в кресле.

— Разве ты не любишь красивых дочерей?

2. ЭВЕЛИН

На моем ботинке кровь.

Чёрт.

Я прищуриваюсь на потертый черный плис моего ботинка на каблуке, мой желудок напрягается от раздражения, что я должна провести остаток ночи в этом дерьмовом клубе с частями мертвого человека, впитывающимися в мою ногу.

Надеюсь, это не означает, что его дух вернется, чтобы преследовать меня.

— Как дела, ворчун? — спрашивает мой лучший друг — мой единственный друг — Коди, широко ухмыляясь, когда он опирается на барную стойку рядом со мной.

Я поднимаю взгляд, подношу руку к груди и поднимаю брови.

— Я не ворчу.

Его светлые волосы подпрыгивают, когда он откидывает голову назад, и из его рта выливается веселый смех.

— Ты стопроцентная пессимистка.

Я бросаю взгляд на людей, толпящихся за ним, чтобы выпить, и пожимаю плечами.

— Я реалистка. Есть разница.

— Ну, ты ведешь себя ахренеть как скучно, — он закатывает глаза. — И ради этого ты меня вытащила? Я думал, с этими поддельными волосами ты немного раскрепостишься. Блондинки должны быть более веселыми.

Я скриплю зубами, барабаня ногтями миндальной формы по деревянной столешнице бара, черный маникюр, который я себе сделала, отражает моё настроение. Единственная причина, по которой я вообще здесь, в Чикаго, заключается в том, что на меня возложили неприятную обязанность разыскать какого-то идиота, которому нужно преподать урок. Блондинистый парик, приклеенный к моей голове, и цветные контактные линзы — это просто страховка. Не для веселья.

— Хочешь выпить? — снова пытается он, шевеля бровями, наполовину скрытыми очками.

— Я не пью.

Слова прозвучали резче, чем я намеревалась, но у меня болит голова между глаз, а мое самообладание пошаливает с самого утра, когда какой-то мудак прервал меня во время работы.

Я снова смотрю вниз на засохшую кровь.

Он хмурится.

— С каких пор?

Вздохнув, я провожу рукой по густым волосам, отбеленные светлые пряди падают мне на плечо.

— Уже целую вечность, Коди, я не знаю. Господи, ты что, всё это время собираешься устраивать мне допрос с пристрастием? Я просто хотела помочь тебе выбраться из дома твоей мамы, — я пожимаю плечами. — Пожить немного, а не проводить всё свое время, уставившись в экраны компьютеров.

Он моргает на меня.

— Ладно, — наконец выдыхает он. — Я пойду потанцую. Найди мне хороший толстый член, на котором я смогу поскакать.

Моя улыбка появляется впервые за весь вечер, и он подмигивает.

— После того, как ты закончишь с тем, ради чего ты сюда пришла, тебе стоит сделать то же самое. Может быть, хороший трах заставит тебя избавиться от этой огромной палки в заднице.

Отмахиваясь от него, я кручусь на месте, мой желудок сжимается, когда бармен подходит ко мне и улыбается.