Жало 3

— Держи, чел. Подкрепись, — Ччверсс протянул мне добытый из инвентаря орех бланга. — А это, — он кивнул на по-прежнему зажатый в моей руке мачете, — давай-ка я приберу пока от греха.

— Сам справлюсь, — фыркнул я в ответ, мысленной командой возвращая оружие в тесный для него Карман, и освободившейся рукой тут же забирая у крысюка неожиданный подгон. — Спасибо.

— Кушай не обляпайся, — хмыкнул Ччверсс. — Ежели нравится себя насиловать — дело хозяйское… — Даже в нынешнем полумраке от взора опытного ветерана не укрылась короткая болезненная судорога, пробежавшая по мышцам моего тела в момент возвращения мачете в инвентарь.

Сделав вид, что не понял последнего упрека, я сосредоточился на чистке ореха и поедании его сочной мякоти.

— Фьфьверфф, не фмифь, дай по ореху вфем фьелам, — заворчала на самца Ффаффа. — Так-то они вфе уфьафтвовали в нафем фпафении.

— Не переживай, обязательно перед сном каждому выдам, и даже разом по две штуки, — пообещал хвостатый.

— Потом — это фамо фобой. Но фьелам и фейфьаф допинг не помефал бы.

— Нет, стремно пока. Уже, вон, ночь почти, а место для безопасного ночлега мы еще даже не искали. Потому челы нам адекватные нужны, с реакцией отменной, и чтоб соображали, а не тупили на ровном месте, как торчки упоротые.

— Ой, да фье им будет-то от одного ореха бланга под паффивкой Вфеядной? Не фмись, Фьфьверфф, гони по ореху, фьелы фафлуфили.

— Нет.

— Так не фефтно! Командиру ф ты дал…

— Он торчок опытный. Ему с одного ореха точно ничего не будет. А остальные трое…

— Эй, мохнорылые, а ниче, что мы, вообще-то, тоже рядом с вами сидим? — возмутилась Марина.

— Вообще-то ЧЕ, — в тон ей фыркнул Ччверсс. — Эти заросли папоротника — укрытие ненадежное. Потому просиживать здесь себе задницу — не самое умное решение. Пока местные монстры не отправились на ночную охоту, надо подниматься на ноги и двигаться дальше, в поисках надежного убежища для ночевки.

— А где прикажешь в джунглях убежище-то искать? — снова заговорил я, вытирая о перьевидные листья папоротника измазанные соком пальцы. — В чужие норы нос совать — как-то не горю желанием. Деревья ж кругом слишком высоченные, с голыми стволами, без веток почти. Кустарники тоже у земли практически без листвы, да еще у доброй половины здоровенные шипы на коре. Можно, конечно, жердей из них на скорую руку нарубить, ошкурить и шалаш какой-никакой поставить. Но местных хищников, боюсь, такое укрытие не удержит от слова совсем.

— Не надо никакого шалаша, — отмахнулся крысюк. — Уж поверь, местная флора вполне располагает достаточным количеством надежных вариантов защиты от агрессивной фауны. Только нужно знать, что искать. Я — знаю! Потому давай-ка поднимай своих. Пойдемте, и я все покажу.

Из-за сковавшего нутро напряжения через боль удерживаемого в Кармане мачете, у меня не возникло желания спорить с очевидно набивающим себе цену хитрожопым говнюком. Доверившись чуйке ветерана, я скомандовал подъем и возобновление движения.

Сборы отряда не заняли много времени.

Шагать первой, и прутом расшугивать с пути не видимых в травяных зарослях ползучих гадов, довелось на сей раз Ффаффе. Следом за крысючкой с поломанным Ччверссом на руках шагал великан Сыч. И замыкающими семенили мы с Михом, неся на скрещенных руках (я правой, он левой) травмированную Черникину.

— Да не шарахайся ты так. Подумаешь, агуха за пятку цапнула, — развлекал своего носильщика (а заодно и всех нас) разговором Ччверсс. — Да выглядит ящерица эта пугающе. Особливо, когда гребень свой вокруг всей хари распушит. Но по факту ее игольчатые зубы слишком короткие, чтоб прокусить защиту листа пальмы-рогуч на твоей ноге. Вот слегса — это змея такая желая, с бурым горохом вдоль спины — она гадина опасная. Сам суди: достигает четырех с половиной метров в длину и с ногу твою толщиной. Эдакое подвижное бревно, с клыками в палец длиной. Слегсе щитки из пальмового листа прокусить, что тебе высморкаться. И яд у нее крайне токсичен. Регенерация наша, даже с пассивкой Всеядный, против укуса слегсы не вытянет. Но ты, чел, не шугайся, слегсы на другой широте планеты обитают. И под ногами твоими эта опасная змеюка точно сейчас не окажется…

Вскоре солнце полностью опустилось за линию горизонта. Свет окончательно померк. И вокруг стало совсем темно. Окружающие деревья превратились в мрачных исполинов, покачивающихся на тормошащем их лиственные макушки ветру, островки кустарников стали до дрожи напоминать огромных затаившихся в засаде рухов, а заросли папоротника в самом низу обернулись слоем зловещего мрака, по колено захлестывающего ноги на каждом шагу. По-прежнему доносящийся со всех сторон трескучий шелест никогда не засыпающих джунглей, без напряга воспринимаемый днем, в ночное время превратился в лютый трэш — эдакий бесконечный источник панических атак, когда чудится, что смертельная опасность ожидает тебя на каждом следующем шагу.

Пустой треп опытного ветерана в такой откровенно ссыкотной ситуации стал для всех настоящей панацеей. Уверенный голос крысюка внушал спокойствие и придавал решимости отряду двигаться дальше.

— … А вот полосатка-гэшь — это часто тутошний обитатель. Да ты замечал их под ногами, наверняка, уже не раз. Такие голубовато-серые, с черными полосами. Змеюки относительно мелкие — всего до метра длиной. С клыками, соответственно, маленькими и хрупкими. Защиту твою такими не прокусить — в этом я тебя с полной ответственностью заверяю. Да и, вообще, полосатка-гэшь — гадина трусливая, и отчаянному нападению завсегда предпочитает спасительное бегство… Да иди уже себе спокойно, не дергайся. Не прокусит эта мелочевка очередная пятку твою. Повисит немного и отвалится. А даже если какой клык мелкого гада, пробившись через пальмовый лист, оцарапает кожу. Среди змей и ящериц здесь нет смертельно ядовитых для нас тварей, и твоя Регенерация, усиленная пассивкой Всеядный, справится с подобной болячкой играючи…

Ничем не отличающиеся от дневных, ночные джунгли, меж тем, тянулись с обеих сторон вокруг неспешно бредущего отряда. И, озираясь по сторонам, я терялся в догадках: где тут Ччверсс собрался отыскать только ему одному известное подходящее для ночевки убежище.

От постепенно наливающейся болючей тяжести в отсиженной Мариной правой руке, помимо трепа крысюка, меня отвлекали еще и периодические манипуляции: с материализацией в левой ладони мачете и с возвращением его через несколько облегченных вздохов обратно в злосчастный инвентарь. За каждую болезненную растяжку Кармана от системы мне прилетало уведомление: о приросте, соответственно, в постепенно формирующейся Сумке, и о параллельной прокачке сферы развития Телекинез. И там и тут рост происходил всего в несколько жалких сотых процента. Но сотые складывались в десятые, а десятые — в полновесные проценты. И если для стопроцентного формирования Сумки мне еще не хватало около полутора десятков процентов (совершенно неподъемная за один вечер интенсивного кача величина), то для перехода на следующий уровень сферы развития Телекинез мне оставалось добрать уже меньше трех процентов — и здесь дотерпеть до прорыва было вполне реально.

— … Потому, шагай смело и ничего не бойся. Вон, видишь, как Ффаффа впереди тебя, чел, решительно шагает, а ведь она раза в три меньше тебя, и… Оп-па, а вон, кажись, и полянка шманков справа замаячила. Как говорится: на ловца и зверь бежит…

Следом с остальными, я повернул голову в обозначенном Ччверссом направлении, и увидел метрах в пятидесяти (в просветах между столбами древесных стволов) достаточно просторную поляну, сплошь заваленную какими-то огромными продолговатыми валунами.

— … Командир, слышь что говорю? Командуй отряду сворачивать направо, — потребовал от меня неуемный крысюк. — Сейчас, челы, я вас познакомлю со шманками. И обещаю сожрать собственный хвост, если отдых в них покажется вам хуже, чем в казарменной койке.

Глава 23

Глава 23. Невероятное ведение и отчаянное решение

То, что издалека показалось мне продолговатыми валунами, при ближайшем рассмотрении оказалось огромными, сложенными пополам листьями разросшегося на всю поляну экзотического растения. Схожесть же шманок (как назывались эти невероятные сложенные пополам листья) в скрадывающем цвета лунном свете с огромными валунами возникала из-за того, что они складывались не плоско, как блин, а выпукло вниз и вверх, образуя таким макаром внутри сложенного шманка внушительную полость, и в захлопнутом виде, соответственно, снаружи превращаясь в эдакие массивные двух-трехметровые чемоданы. А переплетающаяся бахрома схлопнувшихся лиственных краев превращалась в природную стяжку, крепостью многократно превосходящую чемоданную молнию.