Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 2

– Вы видите это?! – Восторженно озираясь по сторонам, говорил он отцу Мишелину, – Родовитые господа, которых не призвал бы на службу даже монарх, усмотри они в этом призыве что-то унизительное для себя, пришли сюда сражаться во имя Господа! И во славу Его готовы признать поводырём простую девушку! Вот она – истинная вера, дорогой Мишелин! Она идёт за этой девочкой, а мы с вами… О, Господи! Мы – обычные Его слуги, ничем не заслужившие такого счастья.., – от нахлынувших чувств священник не смог сдержать слёз. – Мы с вами не просто видим всё это – мы стоим у самого источника!

Вера в Деву и восхищение ею были настолько сильны, что подчинение её воле со стороны знати, ещё вчера такой спесивой, удивляло, кажется, только отца Паскереля. Да и то, лишь потому, что священник пытался смотреть в суть вещей, отчего удивление его носило характер, скорее, восторженный. Для всех остальных следование за Девой, в чём бы оно ни выражалось, было делом самым естественным. К тому же, пример подавали дофин и первые герцоги королевства…

Тем возмутительнее показался инцидент, произошедший вскоре после её приезда в Блуа.

22 апреля, незадолго до Пасхи, Жанна, верная своим убеждениям, написала письмо самому Бэдфорду, чем, по её словам, давала англичанам последний шанс одуматься. С письмом она отправила Гиеня – одного из герольдов, который должен был доставить его под Орлеан, Саффолку. Однако, вскоре пришло известие о том, что над письмом девушки лишь посмеялись, а ответ передали в таких выражениях, которые никто не решился произнести в её присутствии. Более того, вопреки всем обычаям военного времени, Гиеня, доставившего письмо, задержали, как пленника.

Жанна тогда расплакалась.

Кто-то из командиров, переглянувшись с остальными, сочувственно заметил, что писать Бэдфорду, с самого начала было неразумно. Но Жанна, сверкнув на него глазами, упрямо тряхнула головой и вытерла слёзы.

– Я всё равно буду им писать! Напишу и Саффолку из Орлеана! Может быть, в день святой Пасхи ему будет послано вразумление!

Рыцари снова переглянулись. Почему-то, никому не пришло в голову снова говорить о неразумности. Пережившие не одно сражение, они вдруг вспомнили свои рыцарские клятвы и, забытую в этой бестолковой войне, древнюю мудрость о том, что лучший стратег тот, кто избежит боя…

– Чёрт побери, – говорили они между собой, – клянусь Богом, убеждённость в этой девушке такая, что невольно заражаешься!…

– Раньше думалось – простая пастушка, а теперь смотрю на неё и, разрази меня гром, если понимаю, что во мне происходит! Теперь и на других женщин смотрю по-иному…

– … перед ней стою, и, чувствую себя так, словно передо мной алтарь со святыми дарами! И сам Спаситель мне грехи отпускает…

За три дня, что Жанна пробыла в Блуа, она отдала несколько распоряжений и приказов по армии, которые, мало того, что не вызвали ропота возмущения, но были мгновенно исполнены, с готовностью исполнять их и впредь! Прежде всего, она велела удалить всех дурных женщин, следующих обычно за армией, затем, распорядилась исправно проводить богослужения, которые следовало посещать всем, служившим в её армии, увеличила штат исповедников и запретила любому, вставшему под её знамя, независимо от звания и сана, клясться и богохульничать.

Эти требования огласили на первом же совещании с командирами, которые собрались в Блуа, и, услышав их, Жиль де Ре весело рассмеялся.

– А что, мне нравится! Без шлюх, без ругани, без клятв! Хоть что-то новенькое! Я – за! Побуду немного праведником, может, это потом зачтётся… Но хочу тебя предупредить, Жанна, наш Ла Ир вряд ли выдержит. Без женщин ещё туда-сюда, но без брани и клятв, боюсь, он совсем зачахнет.

Все ждали, что Жанна сейчас же отчитает слишком фамильярного и весёлого де Ре за легкомыслие. Уже случалось, что, увидев что-то оскверняющее её слух или зрение, девушка пресекала это «что-то» с решимостью, которую трудно было ожидать от такого хрупкого создания. Но сейчас, она внимательно посмотрела на хмурого Ла Ира и согласно кивнула.

– Хорошо. Капитан может клясться своим жезлом и браниться, только без богохульства. Но больше никто!

Ла Ир с такой благодарностью грохнул себя рукой по нагруднику, что тот едва не погнулся.

– Клянусь, Жанна…

Он осёкся под насмешливыми взглядами, и тут же поправился:

– Клянусь своим жезлом, ты моей брани не услышишь! Но за твоей спиной, ей Богу.., – он снова осёкся. – Прости, но где-то, где тебя не будет, я бы, правда, не сдержался.

Жанна улыбнулась.

– Это и так всем ясно. Потому, чтобы грехов на вас было поменьше, вам и дано это разрешение…

Де Ре, внимательно наблюдавший за беседой, удовлетворённо хмыкнул:

– Как думаешь, мессир, – спросил он Ла Ира после совещания, – она сама по себе так умна, или наша герцогиня успела надавать ей наставлений?

Ла Ир пожал плечами.

– За то, что она разбудила, наконец, его сонное величество, я готов идти за ней, даже не задаваясь такими вопросами.

Де Ре расхохотался.

– И ты прав, чёр… Ах, нет, нельзя… Но ты всё равно прав! Главное – через пару дней выступим, и снова в бой! И теперь можем драться так, словно мы бессмертные!

27 апреля войско выступило к Орлеану.

Авангардный отряд, во главе с Жанной, состоящий из сотни солдат, продовольственного обоза, и священников, которые шли с гимнами, как на крестном ходе, двинулся по направлению к Жьену, что лежал по левому берегу Луары чуть выше Орлеана.

Пару ночей пришлось ночевать прямо в открытом поле, но это мало кого волновало. Всем не терпелось скорее дойти. И не было среди идущих никого, кто и в разуме, и в сердце, не нёс бы уверенность в своей победе.

* * *

Луара, разбухшая от весеннего паводка, вся была покрыта мелкой рябью, как будто сама замёрзла так же, как и несколько всадников, ёжившихся на её берегу под порывами холодного ветра.

Деву решили встретить здесь, подальше от опасных мест, контролировавшихся англичанами. Но Бастард всё равно волновался и уже не первый час, до слёз в глазах всматривался в дорогу, сбегавшую с холма, по которой ожидалось прибытие Жанны.

Утром он удивил всех тем, что надел парадный доспех с гербом, пожалованным ему дофином при посвящении в рыцари. Было это после битвы при Боже, и с тех пор гербовый нагрудник надевался Бастардом только в особенных случаях – на проведённую герцогиней Анжуйской, показную коронацию Шарля и на Рождество, когда ожидались послы от Саффолка с традиционными рождественскими дарами 25 . Потон де Ксентрай тогда ещё спросил: «Не слишком ли торжественен наряд?», на что Бастард надменно ответил: «Это у нас семейное» 26 .

25

По обычаям того времени, осаждающие и осаждаемые обменивались подарками. Герцог Саффолк прислал Орлеанскому Бастарду блюдо, полное фиг, фиников и винограда, а тот, в ответ, отправил отрез чёрного велюра.

26

Перед битвой при Азенкуре именно герцог Орлеанский говорил, что не может позволить «дурно одетым» простым солдатам идти впереди себя. По его понятиям, перед врагом следовало представать во всём блеске.

Но сегодня повод был – не чета всем предыдущим!

Один из высших командиров, мессир Сен-Север, недавно прибывший из Блуа даже отъехал подальше, потому что командующий совершенно измучил его расспросами: «Какова она? Глупа? Упёрта?.. Или на самом деле, как говорят, настолько необычна, что хочется встать на колени, а потом идти за ней, забыв о смерти?.. А нет ли у неё изъянов? Падучей не страдает? Не блаженная?..». Несчастный капитан, который сначала отвечал восторженно и охотно, постепенно сник, устал и предпочитал теперь держаться в отдалении, потому что Бастард явно волновался, занятый какими-то своими мыслями, ответы слушал в полуха, снова переспрашивал и снова слушал с таким же усердием, с каким решето удерживает воду. Того, что собеседник отъехал в сторонку, он даже не заметил. И озадаченный Сен-Север кутаясь в свой плащ, недоумевал, в чём причина такого повышенного, почти болезненного интереса.