Жара

– Анюта, – скептически усмехнулся Измайлов, – что ты проверишь? У страны открытая граница. Сел в поезд Москва – Киев, и через сутки полетел из Борисполя, куда заблагорассудится.

– Да, ты, конечно, прав, но все равно, будем искать по всем направлениям.

Воскресенье закончилось тем, что исполнительный таксист Борис Николаевич отвез академика Захарьина и Федора Измайлова на Московский вокзал, где они сели на любимый поезд «Красная стрела», который отбывал в Москву в 23 часа 55 минут.

Понедельник, 9 августа

Утром в понедельник Анна проснулась с тяжелым чувством. Ее тяготила мысль о том, что надо поговорить с шефом. Она с грустью думала о том, что нужно решать что-то со своим будущем и Смирнов наверняка в очередной раз нажмет на нее, чтобы склонить к нужному решению. Когда Анна услышала в трубке голос Анатолия Борисовича, ее несколько удивили игривые интонации, звучавшие в голосе высокого государственного чиновника. «Какое счастье, что я до него так сразу дозвонилась, – подумала Анна. – Утром, в понедельник. Интересно, где он сейчас?»

– Привет, отпускница! – весело шумел Смирнов. – Не иначе, как по работе соскучилась. Самое время – самое время. Я хорошо помню, когда ты должна выйти из отпуска. Небось на каких-нибудь Канарах прохлаждаешься?

– Нет, Анатолий Борисович. Я на море. Но на Карельском перешейке, а не на Канарах. У меня к вам очень серьезное и важное дело. Прошу помощи. Беспокою вас только по крайней необходимости. Если вы разрешите, суть моего дела и свои предложения я направлю на вашу электронную почту. Когда мне вас побеспокоить?

– Жди моего звонка. Как только освобожусь, сразу позвоню. – И Смирнов тут же дал отбой.

Анна сбросила секретарю Смирнова Инге заранее подготовленное письмо и настроилась на длительное ожидание. Анна искренне любила и уважала заместителя Генерального прокурора РФ, своего многолетнего боса Анатолия Борисовича Смирнова. Это был высококлассный юрист, мастер разумного компромисса и совсем несчастный толстяк, что делало его любимым героем анекдотов и злых колкостей. У него было 40 килограммов избыточного веса и, по-видимому, какой-то неправильный обмен веществ. Все его сидение на диетах, поездки в санатории и лечебницы в лучшем случае не давали никакого результата, а в худшем после сбрасывания 3–5 килограммов вызывали жуткий скачок веса со знаком плюс, так что у Анатолия Борисовича просто опускались руки. Он был все время голоден. Специфический метаболизм организма заместителя Генерального прокурора был, по-видимому, связан с тем, что он постоянно находился в состоянии сильнейшего стресса. А врачи постоянно напирали на то, что ему, конечно же, удастся решить все свои проблемы с весом, а, следовательно, и с сердечно-сосудистой системой, если он будет спокоен и будет вести размеренный образ жизни, много двигаться, заниматься физкультурой. Однако реальные обстоятельства жизни Анатолия Борисовича исключали столь благостное и упорядоченное течение жизни. Он нервничал, заедал стресс, толстел, видел, что здоровье никуда, и опять ел.

Ждать Анне пришлось совсем недолго. Вскоре зазвонил телефон. Веселый Смирнов начал речь за здравие:

– Твое письмо мне понравилось, особенно в той части, что ты просишь отозвать тебя из отпуска. Всегда пожалуйста. Обращайтесь. Много веских оснований. Похищена, а, может, и убита блокадница, заслуженный человек. Исчез и, возможно, тоже убит американский гражданин. Дела, конечно, надо объединять. Тут и разговаривать нечего. Я сейчас дам необходимые указания, подумаем, где открыть дело, и изымем его к себе. В Питер я уже позвонил. Там есть такой Дорофеев, он тебя ждет. Только оденься поприличнее, – ни к селу ни к городу пробормотал Смирнов. – Вообще держи меня в курсе дела. – А потом совсем другим тоном добавил: – Приезжай скорей в Москву. Я по тебе очень соскучился. Все, отбой.

«Так, – подумала Анна, – события разворачиваются стремительно».

Закончив разговор с Москвой, Захарьина созвонилась с Максимом Петровичем Дорофеевым, главным следователем по Петербургу и Ленинградской области. Быстро договорились о встрече в три часа дня. Анюта подготовила необходимые для разговора бумаги и вместе с Верочкой и мамой пошла на часок на море. По пути она лихорадочно соображала, чтобы такое ей надеть, чтобы не повредить нравы петербургских следователей.

* * *

Без пяти три Анна Германовна Захарьина, Государственный советник юстиции третьего класса, входила в кабинет Дорофеева. Это был еще совсем молодой человек из новых выдвиженцев. Он как бы иллюстрировал знаменитую фразу о человеке в мундире, застегнутом на все пуговицы. Круглолицый, гладко причесанный блондин, с безупречно выбритым лицом, о котором только и можно было сказать – как у всех. «Идеальный кадр для разведки», – подумала Захарьина. Была, однако, одна деталь, выдававшая Дорофеева с головой. Ярко-синие глаза, казалось бы, бесцветного мужчины были на удивление цепкими и внимательными.

Анна несколько раз видела Максима, когда он еще не занимал столь высокого положения, но знала о своем собеседнике крайне мало. Карьерный взлет Дорофеева пришелся на время ее отпуска по уходу за ребенком. А молодой петербургский начальник ничего не мог с собой поделать и с нескрываемым интересом рассматривал московскую гостью. Он, конечно, тоже видел ее раньше на многочисленных коллегиях и совещаниях. Но там Анна была в форме и погонах, а здесь сидела красотка, принарядившаяся в воздушное шелковое платье, подчеркивающее все достоинства безупречной фигуры. «Конечно, одета я не совсем к месту», – подумала Анна, заметив взгляд Дорофеева. Но ничего подходящего в ее гардеробе для отдыха на побережье не было – ни пиджаков, ни строгих юбок.

Отработанным и заученным движением Аня достала из сумочки свое удостоверение, на которое Дорофеев даже не посмотрел. Он был ниже Анны по званию. Конечно, в ближайшее время он должен был получить генеральские погоны. Но дело было не в этом. В следственных органах была разлита какая-то звенящая напряженность. Все ожидали, что наконец будет принято решение о выделении органов следствия в самостоятельную государственную структуру и отделении их от прокуратуры. Новые структуры, новые должности, новые звания. Осведомленные люди намекали Дорофееву о том, что Смирнов станет как минимум первым заместителем председателя Следственного комитета. А тут перед ним сидела его любимая сотрудница. «Да и только ли сотрудница? – думал Дорофеев. – Работать с такой женщиной рядом и оставаться только сотрудником! Ну да ладно, не мое это дело».

– Максим Петрович, чтобы не тратить ваше время, я подготовила коротенькую записочку. – «О боже, что я несу – почему записочку, – думала про себя Анна. – Совсем расслабилась, надо подсобраться».

– Большое спасибо, – сказал Дорофеев, – я сейчас ознакомлюсь.

Читал он быстро и хватко. Закончив это занятие, Максим Петрович изрек:

– Все понял. Конечно, ваши предложения принимаются безоговорочно. Завтра все сделаем. А сегодня я накручу наших милиционеров. Скажу прямо, виноваты. Но сейчас просто беда какая-то. Старики и старухи пропадают. Продолжительность жизни немножко подняли, а достойного ухода нет. Медицинская геронтология отстала.

– Но здесь-то дело не в этом, – улыбнулась Анна. – Эмма Марковна Розенфельд – сама в прошлом прекрасный врач, мать известного нейрохирурга. Уход за ней был хороший. Здесь какая-то более сложная комбинация семейных и, я опасаюсь, уголовных мотивов.

– Да, весьма возможно. Только все это за уровнем понимания наших милиционеров. Но прошерстить дома престарелых, больницы и морги они были обязаны. Посмотрю, что было сделано.

– Максим Петрович, – Анна взяла инициативу в свои руки, – Смирнов сказал вам, наверное, что планируется изъятие дела у вас и объединение его с другим делом, касающимся исчезновения Владимира Розенфельда. Это младший сын Эммы Розенфельд. Так что без обид.