Жаркие горы

Подозрения подтачивали спокойствие Машад Рахима. Он понимал — надо начинать действовать, чтобы поскорее выполнить задачу и вовремя избавиться от тех, кто может избавиться от него.

К дороге все ближе подступали горы. В этих местах Машад знал все — каждое ущелье с его тайными тропами, любой перевал, скрытые в горах пещеры. Сделав дело, он сумеет уйти так, что потом ни один следопыт не распутает следов.

На одном из поворотов Машад приказал Мирзахану остановиться и загнать машину в лощину, уходившую к востоку. Сам в это время выбрался на крутое взлобье горы и тщательно осмотрелся.

Как он и предполагал, место оказалось очень удобным для засады.

Метрах в ста за языком отрога три дороги, шедшие с разных сторон, сливались в одну. Это втрое повышало шансы на то, что они подстерегут хорошую дичь. Три пути — не один.

Резко пересеченный рельеф давал возможность остаться незамеченным, если вдруг пойдут военные машины.

Машад сам расставил людей у перекрестка. Уроки, преподанные сержантом Фултоном, не пропали даром. Душманы четко представляли, что будут делать при захвате и как им следует уходить в случае внезапной опасности.

Ждать долго не пришлось. Со своего наблюдательного пункта Машад заметил приближавшийся автобус и подал знак сообщникам.

Муфти Мангал и Мирзахан, выйдя на обочину, взяли под прицел подъехавшую машину. Это был старый, скрипучий, облезлый рыдван, которому давно уже было положено лежать на свалке. Только неутомимые руки мастера-хитреца изловчались сохранять жизнь этой железной рухляди, давно помеченной знаком смерти.

Всякий раз, когда двигатель автобуса застывал в очередном инфаркте или систему зажигания разбивал инсульт, трудяга мастер, постигший в совершенстве искусство реанимации железа, заставлял мотор вновь действовать, а машину ехать.

Кузов автобуса был раскрашен всеми мыслимыми цветами. Видимо, хозяин имел пристрастие к разноцветью радуги.

Машад, выскочивший на проезжую часть, вскинул автомат и дал очередь в воздух.

Замотавшись из стороны в сторону, автобус выпустил сизую волну вонючего дыма, заскрипел всеми сочленениями и остановился.

Машад махнул автоматом, показывая пассажирам, чтобы они выходили на дорогу.

Со скрежетом распахнулась дверца. Из машины один за другим вылезли пять человек. Шестым был шофер.

Бандиты прижали всех к стенке автобуса и начали обыск. Чему-чему, а уж этому «ремеслу» американцы обучали их со всей старательностью.

Подходя к намеченной жертве, душманы заставляли человека повернуться лицом к автобусу, поднять руки и расставить ноги. Один держал пассажиров под прицелом, другой — им был сам Машад — ощупывал одежду обыскиваемого. Делая гнусное дело, душманы переговаривались «по-русски».

— Давай, Иван, — говорил Машад.

— Давай, Иван, — отвечал Мирзахан.

На большее оба были не способны. Сколько ни бились инструкторы «Баглэба», их подопечные не сумели увеличить хоть сколько-нибудь свой славянский словарь.

Организаторы провокации в конце концов махнули на эту мелочь рукой. Важно, что ученики твердо и верно произносят слово «Иван». Его-то уж наверняка запомнят свидетели бесчинств бандитов в советской форме.

Обыскивая благообразного старика в белой нарядной чалме, Машад нащупал во внутреннем кармане его халата тугой кошелек. Он запустил руку за отворот и извлек оттуда добычу.

Старик, не повышая голоса, сказал с укоризной:

— Я мулла, господин. И эти деньги предназначены на святое дело…

Машад не сумел скрыть мгновенной растерянности и лишь усилием воли удержался от ответа мулле. Он лишь сказал Мирзахану свирепо:

— Давай, Иван! — и после некоторой заминки сунул кошелек в свой карман.

Таким же образом в карман душмана перекочевал кошелек из крестьянской сумы, которую держал худолицый, должно быть, не очень здоровый человек. На какое-то мгновение они встретились глазами. Машад буквально обжегся о ту жгучую, непримиримую ненависть, которую источал взгляд этого молчаливого и покорного на вид человека. Его сбережения, добытые трудом и экономией, с такой легкостью исчезали в чужом кармане, но он смолчал, считая, что жизнь все же дороже денег.

Маптада не смутила ненависть, которую он ощущал почти физически. Пусть, злорадно думал он, гнев этих людей теперь падет на головы шурави — советских солдат. Значит, все правильно; значит, дело, за которое ему платят так щедро, идет успешно.

Закрепляя достигнутое, он крикнул:

— Давай, Иван! Болшой!

Что означало последнее слово, он не знал. Оно совершенно случайно выплыло в сознании. Тем не менее Машад обрадовался: он произнес это на языке шурави без особых усилий.

Следующей была женщина. Машад приблизился к ней. Остановился, оглядел со вниманием изголодавшегося зверя. Еще раз прошелся вдоль ряда людей. И опять вернулся к худенькой, до смерти перепуганной афганке. Облизал губы, протянул левую, свободную от автомата руку и пятерней пощупал упругую грудь.

Мужчина, стоявший рядом, с диким выкриком проклятия выхватил из-под полы нож и взмахнул им.

Это было последним его движением в жизни.

Конелицый Мирзахан буквально перерезал смельчака пополам длинной автоматной очередью.

Остальные пленники попадали на землю, прикрывая головы руками.

Машад по-шакальи громко и противно захохотал.

Наивный дурак, решивший на него покуситься, верил, что нож — оружие. Нет, оружие — автомат. Не зря сержант Фултон столько раз заставлял их отрабатывать подобные ситуации. Вот ведь пригодилось!

— Карош, Иван! — сказал Машад Мирзахану. Тут же схватив за руку помертвевшую, лишившуюся дара речи женщину, потащил ее в сторону. Далеко идти не хватило терпения. Резко толкнув жертву, он повалил ее на землю…

Некоторое время спустя Машад вернулся к автобусу и просипел Мирзахану:

— Иван, давай!

Тот, закинув ремень автомата на шею, стал судорожно нащупывать пуговицы на штанах…

Женщина, оставленная на время без присмотра, вскочила и, как подбитая птица, откинув в сторону неестественно прямую, должно быть вывихнутую, руку, стала карабкаться вверх по склону.

Мирзахан, бросившийся за нею, споткнулся и упал. Автомат его отлетел в сторону.

Муфти Мангал хладнокровно, не сдвигаясь с места, поднял автомат. Первая очередь искрошила камни, не долетев до беглянки. Вторая угодила в цель.