Жаркие перегоны
Шрифт:
— Пельмени сейчас подать, Георгий Прокопьевич, или позже? — спросила бесшумно возникшая у стола Рита.
— У гостя, у гостя сначала надо спрашивать, Риточка! — укорил проводницу Климов.
Женщина вспыхнула, повторила вопрос, обращаясь теперь к Уржумову.
— Несите, несите!
Через минуту на столе парило круглое блюдо с ароматно пахнущими пельменями.
— Это ее, фирменное, — похвалил проводницу Климов. — Все мои гости остаются довольными.
— По логике вы у меня в гостях должны быть, Георгий Прокопьевич. Я и жене наказывал, чтоб...
Климов протестующе поднял вилку.
— Не
— Да, рельсы, — как-то неопределенно вздохнул Уржумов, и было не понять: разделяет ли он двусмысленность этой фразы.
— Ну, братец ты мой! С таким настроением к начальству в гости ходить не рекомендуется. Давай-ка еще!
— Георгий Прокопьевич, поговорим лучше, — Уржумов осторожно, двумя пальцами, отодвинул налитую до краев рюмку. — Я же понимаю, не ради этого, — он кивнул на стол, — мы здесь.
— Хорошо, раз понимаешь...
— Вот вы в свое время тоже начальником дороги были...
— Хочешь сказать — в твоей шкуре? — хохотнул Климов.
— Пусть будет так, — согласился Уржумов. — Вот вы насели на меня: дорога хромает, Уржумов не тянет... А не так это. Конь я, конечно, старый, но тянуть еще могу.
— Ты, Константин Андреевич, сразу на личности переходишь. Полагаешь, что вас, старых коней, и воспитывать не надо?
— Крайности какие-то, Георгий Прокопьевич. Не мальчик я. На голове, — Уржумов тронул рукой волосы, — серебро давно.
Климов завозился на своем стуле, с заметным раздражением отодвинул тарелку с пельменями. Нет, не так, не так идет их разговор. Надо было сразу взять инициативу в свои руки, задать нужный тон!
— Что ты, Константин Андреевич, как медведь, напролом лезешь. Не успел старший начальник рта раскрыть, а ты... Давай передохнем, балет вон посмотрим.
Климов поднялся, подошел к телевизору, чуть прибавил звук.
— Вот вытурите меня, пойду в наш железнодорожный институт, к студентам, — сказал Уржумов, думая о своем. — Есть что молодым сказать.
— Ах-ах-ах! — театрально воздев руки, покачал головою Климов. — Сплошная мелодрама.
Он опять вскочил на ноги, стал ходить по вагону.
— Позвал, понимаешь, человека в гости, хотел мирно потолковать, а он...
Голос Климова сорвался, угас. За окном вагона тяжело загрохотало — к станции подходил грузовой поезд. Оба они слушали долгий этот грохот, повернувшись к окнам, с чрезмерным вниманием приглядывались к проскакивающим бортам, давая понять друг другу, что лучше помолчать, радуясь на самом деле такой естественной и очень нужной теперь в их трудном разговоре паузе.
Климов раздвинул пошире занавески на окне.
— Вы что же, грузовые поезда по пассажирским путям пропускаете? — несколько озадаченно спросил он.
Уржумов тоже подошел к окну, стал рядом.
— Да, Георгий Прокопьевич. Причем длинносоставные. Следующий этап — тяжеловесы. Будем просить министерство о соответствующем разрешении.
— Тяжеловесы — это, пожалуй, неплохо придумано, неплохо. — Климов говорил одобрительно, а глаза его были холодны и
сердиты. Он нервно задернул занавеску, вернулся к столу. Не сдержал себя, напустился на Уржумова:— Такие вещи надо согласовывать, Константин Андреевич, — говорил он начальственным, недовольным тоном. — В главке движения, в локомотивном знают? Разрешили? Это же не просто — взял шесть тысяч тонн груза и поехал. Путь, локомотивы...
— Проверяем пока, считаем, Георгий Прокопьевич. — Уржумов оставался спокойным.
— Считаем!... Считайте, но и мы должны быть в курсе дела!.. А эта идея с пропуском грузовых чуть ли не по перрону — твоя?
— Нет, Исаева.
— Вот как! А если дров наломаете, с кого тогда спрашивать будем? Тоже с Исаева? Нет, Константин Андреевич, с начальника дороги спросим.
Уржумов пожал плечами.
— Зачем по этой мелочи в министерство обращаться, Георгий Прокопьевич? Расписание пассажирских поездов мы не нарушаем, безопасность гарантируем... Вот с тяжеловесами потрудней задачка будет. И все же эффективней, чем...
Уржумов замялся, смолк, а Климов подхватил, откровенно теперь уже злясь, понимая, что разговор ничего не изменил, не дал:
— Чем повышение скоростей движения, это хочешь сказать, Константин Андреевич?
— Пусть будет так. — Уржумов встал. — В одно лето выполнить все мероприятия, предусмотренные приказом, невозможно. Я, пожалуй, пойду, Георгий Прокопьевич. Дела есть в управлении, да и вам надо отдохнуть.
— Заботливый какой!.. Садись. Сейчас чаю еще попьем, — Климов явно тянул время, не желая завершать разговор на такой вот ноте. — Рита! — позвал он. — Чаю принесите!
Молчал, подперев щеку кулаком, смотрел в сторону, куда-то в угол салона.
— Поговорили, называется!.. М-да-а... А что я буду министру докладывать, а, Константин Андреевич? Ну, ты войди в мое положение, черт возьми!
— Скажите Семену Николаевичу все как есть.
Климов подождал, пока Рита молча и быстро — понимала момент — ставила стаканы с крепким, коричневым чаем. Сказал с тяжелым вздохом:
— Что ж, ладно. Так и доложим. — Лицо его было жестким. Он поднялся, и стул за ним мягко упал на палас. Поднялся и Уржумов.
— Благодарю за пельмени, Георгий Прокопьевич. В следующий раз я угощаю.
— Риту благодари, не меня, — куда-то вниз ронял Климов скучные слова. — Ее забота.
Уржумов быстро оделся, шагнул в тамбур. Подал руку смущенно чувствующей себя проводнице, ощутил вялое рукопожатие Климова.
— Когда у тебя ближайший на Москву? — спросил тот.
— «Красногорец»... да, уже ушел. Следующий — «Сибирь», в два часа ночи.
— Скажи, чтоб прицепили.
Климов повернулся синей своей шерстяной спиной, пошел в глубь вагона.
«Не забудет он этого разговора, — невесело размышлял Уржумов, закончив обед и глядя сейчас за окно — на клумбу, на управленческих женщин, сидящих в оставшиеся минуты перерыва на скамейках вокруг клумбы. — Пожалуй, и до пенсии не дадут доработать...»
Он глянул на часы, пошел из «кабачка» — короткий его отдых кончился.
ГЛАВА ПЯТАЯ
13.30—14.30