Жаркое из шефа

– А в чем проблема? – не понял Бергер.

– Я хочу его трахнуть, Леха.

Признался и выдохнул, боясь поднять на друга глаза.

– В каком смысле трахнуть? По голове? – опешил Бергер, но лишь бы к шутке все не свел.

– Нет. В прямом смысле. Поставить его раком… Или как их ставят?.. И трахнуть.

Бергер озабочено потрогал мой лоб, поморщился.

– У тебя горячка, Ян?

– Если бы… – буркнул я и снова взял в руки нож, заметив, как они трясутся.

Мне нужно было успокоиться, а что меня успокаивает? Конечно, любимая работа!

Но Леха решительно выдернул нож и убрал в выдвижной ящик.

– Мне надо закончить, – попытался сопротивляться я.

– Ну нет. Твоя проблема серьезнее, чем обвал на японской бирже. Выключай все, пошли в кабинет. К бару.

– Черт, давай хотя бы нарезку сделаю, чтобы закусить.

– Нет, Янчик, при таком резком развороте в своей жизни привыкай глотать без закуски.

Бергер увел меня с кухни, не церемонясь всучил в руки большой бокал, бросил туда два кубика льда, потом подумал и убрал один.

– Первые пару бокалов предлагаю не разбавлять, – пояснил он.

И щедро плеснул виски себе и мне.

Выпили не чокаясь.

Помолчали.

Леха разлил еще, и мы снова выпили.

– Давай по порядку, – велел он. – Как с ним познакомился, как понял, что тебя… ну это… влечет? Какие шаги предпринял?

Горло сразу сжало, что вдохнуть не мог. Прокашлялся, снова отпил из бокала и откинулся на кресле.

– Я начну немного раньше, – решился я на исповедь. – Ты знаешь, что у нас с Аллой очередной кризис…

– Какой по счету? – хмыкнул Бергер, не забывая подлить мне в бокал виски.

Я залпом влил в себя содержимое бокала, тряхнул головой, когда от крепкости все же свело челюсть, и выдохнул, приходя в себя.

– Он один, но затянувшийся.

Бергер кивнул, приглашая не останавливаться. Сам опять наполнил бокал.

– Ты знаешь, что по молодости она не хотела ребенка, потому что жили в общаге, жрать было не на что, с работой ни хрена не складывалось. Она права, какой в то время ребенок? Самим бы как-нибудь выкарабкаться.

– Это да. Ты знаешь, что с моей один в один было.

– Да… Потом пришел успех. Наш первый с тобой ресторан. Помнишь?

Бергер хохотнул, протягивая мне бокал. Я поддержал тост без слов, но понятный нам с той самой первой аферы, когда деньги инвесторов Бергер пустил не в биржевые обороты, а в открытие и раскрутку моего первого ресторана. Первого, получившего звезду Мишлен, ставшего брендовым, сделавшим мне имя!

Он рисковал. Я рисковал. Но мы безрассудно верили друг в друга и победили!

Да.

– Но я со своей развелся, а ты продолжал держаться за Алку, – подчеркнул Бергер, возвращая меня к проблеме.

– Я ее любил.

Мы погрязли в тишине, в которой вопрос друга прозвучал особенно резко:

– Любил? Больше не любишь?

Черт, я и сам не заметил, как произнес это в прошедшем времени. Я любил Аллу, а теперь?

– Н-не знаю, – заикаясь произнес я. – Мне кажется, что зря она затягивает с ребенком. Я еще понимал, когда мы жили в нищете. И потом старался понять, когда она попросила пару лет пожить для себя, попутешествовать. Но пара лет как-то затянулась. Ей уже тридцать два, куда откладывать?

– Может, она не хочет от тебя детей?

Я пожал плечами и снова влил в себя вискарь.

– Может, уже и хочет, но я не могу.

– В каком смысле?

– Не стоит.

Бергер помолчал, потом тяжело вздохнул:

– Тут стоит выпить.

Мы снова опустошили бокалы.

– Вообще не стоит, или только на Алку? – уточнил Леха.

– Вообще стоит. Но не на Аллу.

– Хорошая новость.

– Нет, Леха. Плохая.

– Когда стоит – уже хорошо! – упорствовал Бергер.

– А когда стоит на парня?

Тут он помычал, а я отнял у него бутылку, налил себе до краев и снова выпил.

– Тогда переходи к Дану. Может, с ним что-то не так?

Я прикрыл глаза потяжелевшими веками, воскрешая в памяти образ Дани и его неповторимый запах.

– Оооо, Леха, с ним все очень даже так. Он очень тонкий, изящный… С утонченными чертами лица. Такие скулы… ммм… как лезвия ножей, кажется, дотронешься и обрежешься! Глаза… Нет, у него глазищи. Посмотришь в них, а они как зимние озера, подернутые тонким льдом, коварные. Вот так поймаешь его взгляд и тонешь. Зацепиться не за что, Лех… И губы…

Я застонал, пряча лицо в ладонях.

– Что губы? – надтреснутым голосом поинтересовался Бергер.

– Губы как засахаренная клубника, но это только видимость. Потому что запах искушает сложным букетом мяты, лимонной цедры, ванили и… горечью жженной карамели. Ты не представляешь, как он выбивает из-под меня почву каждый раз, когда я смотрю на его губы и еле сдерживаюсь, чтобы…

– Ян, посмотри на мои губы, – тихо попросил Бергер.

Я поднял голову и нахмурился.

Издевается?

– На хрена?

– Посмотри и опиши мои губы и их вкус, – настаивал Леха.

Я как идиот уставился на его губы, которые он нервно облизнул. Теперь они блестели, но не вызывали никаких ассоциаций.

– Ну? – поторопил меня Бергер. – Что-нибудь чувствуешь?

– Виски. Твои губы точно пахнут виски.

– Хочешь меня поцеловать?

Я отставил бокал. Кажется, на сегодня хватит пить и откровенничать!

– Нет.

– Да, Ян. Поцелуй меня. Надо исключить вероятность, что тебя в принципе тянет к мужикам. А с кем, как не с лучшим другом?

Бергер поддался корпусом ко мне, вытягивая шею и губы трубочкой.

Я сморщился, но не мог отрицать логику друга. Все же у него всегда срабатывает безошибочная железная интуиция.

Закрыл глаза и подался вперед.

Вот сейчас и выясним, насколько я поголубел.

Но стоило чпокнуть Бергера в губы, как я отпрянул, отплевываясь и вытирая рукой свои.

– Ты отвратителен! Плесни мне виски, я продезинфицирую! Фу! Как тебе вообще это в голову пришло?!

Бергер оттирал себя не менее интенсивно: