Жаркое лето 1762-го

А Иван остался — один. И государыня была напротив, она сидела на софе. Она была в новом платье. То есть в новом — это, конечно, только для Ивана, а для нее просто в другом, тоже, наверное, домашнем, растерянно думал Иван, оно, может, три деревни стоит…

Но тут он спохватился! Поднял руку…

И совсем чуть не упал, потому что он же был без шляпы, шляпа осталась в кордегардии! Как ему теперь приветствовать царицу? Позор какой, хоть застрелись! Вот о чем тогда думал Иван, стоя с поднятой рукой. А царица сидела напротив и смотрела на него. После она улыбнулась, сказала:

— Что с вами такое, милейший?

— Ничего, — сказал Иван и опустил руку.

— Вот и прекрасно, — сказала царица, вставая. Лицо у нее стало строгое, даже немного сердитое. Она спросила: — Это вы вчера сюда приехали?

Иван кивнул.

— Питер вас назначил здешним комендантом?

Иван опять кивнул.

— То есть вы отвечаете за мою безопасность, — сказала царица. — А это тогда что такое? — и она указала рукой на окно.

Иван глянул в окно. В окне был виден парк.

— Я говорю, вон там, — добавила царица. — За тем деревом, за тем кустом. Там кто-то прячется!

Иван шагнул к окну, еще раз посмотрел в ту сторону, радостно заулыбался и сказал:

— Так это же Рябов Кузьма. Колупаевский солдат. Он там стоит.

— Рябов? — переспросила царица, и тоже еще раз посмотрела в окно, и даже прищурилась, а после недоверчиво сказала: — Ну, я не знаю. Рябов всегда стоял открыто и не прятался. А это кто-то другой. Кто его туда подослал? И с какой целью?

— Э! — торопливо воскликнул Иван. — Сейчас сами увидите! — Он подошел к самому окну и громко приказал: — Рябов, ко мне!

Рябов — а это и вправду был он — тотчас вышел из кустов и с ружьем на караул, парадным шагом, подошел ближе к окну.

— Рябов! — сказал Иван. — Кто тебя туда определил?

— Вы, ваше благородие, — четко ответил Рябов.

— А почему туда?

— Чтобы не пялился.

— Молодец! — поморщившись, сказал Иван. — Ступай на место! Живо!

Рябов развернулся и ушел в кусты. Иван тоже развернулся, но к царице, и по-прежнему бодро сказал:

— Вот видите, ваше величество, везде порядок. Никакая мышь не прошмыгнет.

— Мышей я не боюсь, — ответила царица. — А вот… — И тут она сделала вид, что задумалась. Потом еще раз посмотрела на Ивана и даже наклонила набок голову, чтобы было совершенно ясно, что она смотрит очень внимательно… А потом спросила вот что: — А что еще вам Питер приказывал?

— Кроме чего? — спросил Иван.

— Кроме мышей.

— Ничего! — громко сказал Иван. — Просто велел нести службу, и все. И чтобы ничего такого не случалось, никакой беды, а чтобы все было по уставу.

Царица очень внимательно посмотрела на Ивана. Иван не моргнул. Царица задумчиво сказала:

— А у вас открытое лицо. — После еще немного помолчала и спросила: — А вы давно у Питера?

— Нет, со вчерашнего, — сказал Иван.

Царица понимающе кивнула, опять села на софу, и даже взяла веер, и уже почти приветливо сказала:

— И вы тоже не стойте, любезный. Зачем это нужно? Присаживайтесь.

Иван осмотрелся, отступил и сел на стул.

— Любопытно, — сказала царица, — даже очень. То есть вы, совершенно неизвестный ему человек, и он вдруг отправил вас сюда. Вчера в первый раз увидел и сразу отправил. А как вы с ним познакомились?

— Я, ваше величество, на службе, — ответил Иван. — Я из действующей армии. Курьер.

— От Захара Григорьевича? От Чернышева? — спросила царица.

— Нет, от Петра Александровича, — сказал Иван. — От графа генерал-аншефа…

— О, конечно! — сказала царица. — И как это я сразу не догадалась. Ну и как там вам у Петра Александровича служится? Скоро возьмете Шлезвиг?

— Как будет приказано, ваше величество, — на всякий случай уклончиво ответил Иван.

— И это тоже правильно! — сказала царица. — Мы люди маленькие, это не нам решать. А вы, простите, в каком звании? Я в этом плохо разбираюсь.

Иван встал, кратко поклонился и представился:

— Иван Заруба-Кмитский, ротмистр. — После еще сказал: — Драгун, — после чего еще раз поклонился.

— Да вы садитесь, — сказала царица. — Садитесь, мы же с вами не на войне. И даже не на вахтпараде.

Иван сел.

— Вот я уже о вас кое-что узнала, господин ротмистр Кмитский, — с улыбкой сказала царица.

— Заруба-Кмитский, — повторил Иван. Царица удивленно подняла брови, и тогда он поспешно добавил: — Мы же Кмитскими стали недавно, при бабушке. А Зарубы мы давно.

Царица опять улыбнулась, сказала:

— Фамилия у вас очень военная. А вы к ней подходите?

— А это как понимать? — спросил Иван.

— А вот если нужно рубить саблей, то вы как рубите?

— У нас в строю, ваше величество, не сабли, — сказал Иван. — У нас у нижних чинов палаши, а у офицеров шпаги. Сабля, конечно, намного лучше, саблей рубить легче. Но и шпагой тоже научились.

— О! — воскликнула царица. — У вас даже глаза засверкали! Так вы, признайтесь, крепко рубите?

— Крепко, сударыня, — сказал Иван. — Верхового вместе с лошадью одним рубом разрубаю надвое.

— Не может быть!

— Может. Велите, чтобы кто-нибудь сел на лошадь, и я тоже сяду, съедемся, и я их разрублю. Вот прямо здесь, под окнами.

— Ужас какой! — опять воскликнула царица. — Нет, не надо!

— Как прикажете.

Царица помолчала, посмотрела на Ивана, а потом сказала:

— А теперь признайтесь, что вы шутите.

Иван усмехнулся, сказал:

— Немного, конечно, шучу. Но и правду тоже говорю. Потому что если рубану, тогда им будет вот что: лошадь в одну сторону, а верховой в другую.

— Понятно, — сказала царица. Помолчала и еще добавила: — Понятно. — После взяла веер и принялась им обмахиваться. Потом опять заговорила, и теперь уже вот так: — И вы, конечно, человек решительный. Вас заметили раз, вас заметили второй, затем вы отличились под Кольбергом… И это было тогда, когда они пытались деблокировать, но это им не удалось, Платен бежал… И Петр Александрович забрал вас к себе в штаб! Так это было?

— Так, — сказал Иван, с большим удивлением глядя на царицу.

Она это заметила и засмеялась и после стала еще быстрее обмахиваться веером. Потом сложила веер, сказала: