Жаркое лето Хазара (сборник)

От охватившей его радости, да еще в такой момент, лейтенант неожиданно выронил из рук чемоданчик Хасара, а потом крепко обнял женщину в белом халате и, сотрясаясь всем телом, зарыдал.

— О, Аллах, неужели Ты вернул Азатджана?!.

Он торопливо попрощался с Хасаром возле машины и побежал следом за толпой, которая уносила из больницы домой тело юноши-десантника. Верил, что радостная весть станет для его командира утешением.

Из Мары Хасар вернулся без настроения. Перед его глазами все еще стоял двадцатитрехлетний юный лейтенант.

На собственном примере он хорошо знал, как вырастают вот такие военные парни.

Как и в древности, защита Родины была достойнейшим занятием, а с тех пор, как Туркменистан стал независимым государством, профессия защитника Отечества снова вернулась в жизнь туркмен.

Его сын Арслан с детства был влюблен в военную форму своего отца, завидовал ему и мечтал стать таким же, как отец, достойным уважения военнослужащим. Еще ребенком Арслан любил надевать на себя отцовскую фуражку и красоваться в ней перед зеркалом, гордо отдавать честь…

Хасар все это очень хорошо помнит.

Может, поэтому он так остро воспринял смерть молодого офицера, хотя, как врач, на своем веку повидал немало смертей.

А в Ашхабаде его ждала очередная ловушка начальника госпиталя. По мнению начальника, уж на этот-то раз Хасар непременно угодит в капкан, и тогда все встанет на свои места, как он того хотел.

В тот день, когда Хасар срочно улетел в Мары, завхоз, проводивший в его кабинете учет имущества, принес в кабинет начальника белый носовой платок: "Вот это наши ребята нашли в кабинете врача Мамметханова". В уголке платка обнаружили узелок, в котором было спрятано 200 долларов. Это был тот самый платок, который Хасар видел в руках старика, пришедшего просить прооперировать внука.

Тот, видно, не решился в открытую дать взятку и решил оставить платок на столе в надежде, что Хасар потом найдет его и возьмет деньги себе. Помнится, Хасар наткнулся на этот платок, подумал тогда, что расстроенный старик забыл его на столе, но не придал этому никакого значения. А потом и вовсе забыл о нем.

Начальник госпиталя тогда сам посоветовал старику поступить именно так, пообещав освободить его внука от воинской службы, если ему будет сделана операция. Заметив, что Хасар стал более внимательно относиться к юноше, начальник поверил, что это результат взятки, которую ему дал старик. С удовлетворением вспомнил деда, который любил повторять слова Сталина: "Нет людей, которые бы не брали взяток, а если не берут, то в том виновата не взятка, а ее размер".

И опять его надежды не оправдались. На консилиуме директор НИИ туберкулеза академик Чары Назарович, осмотрев юношу, решительно заявил: "Это наш больной, причем, у него есть все шансы вылечиться, не ложась под нож". И добился того, чтобы больного перевели в его институт. Это полностью подтвердило мнение Хасара о том, что делать ненужную операцию нет необходимости.

Начальника госпиталя, вынужденного вернуть деньги, полученные за освобождение юноши от службы в армии, все это очень сильно разозлило. Поэтому, разве мог он упустить такой удобный случай?! Он тотчас же нашел свидетелей — понятых и немедленно запротоколировал находку, а затем, словно показывая ищейке след, пустил по следу контрразведчика.

На следующий день после возвращения Хасара из Мары следователь начал интересоваться узелком с деньгами.

Хасару пришлось несколько раз, будто оправдываясь, рассказывать следователю о том, как к нему приходил старик, как он достал из кармана платок и обтирался им, а потом оставил его на столе. Решив, что старик забыл свой платок, Хасар впопыхах забросил его на шкаф, с тем, чтобы при случае вернуть, а потом совершенно забыл об этом.

Следователь внимательно слушал Хасара, пристально глядя ему в лицо, и во взгляде его сквозило недоверие.

Когда в госпиталь прибыл следователь прокуратуры, начальник госпиталя, чьим мнением на сей счет интересовались, не преминул воспользоваться удобным случаем, чтобы очернить Хасара: "До меня и раньше доходили слухи, что он не прочь воспользоваться чужим несчастьем, что берет взятки". И поэтому следователю, который не знал об их натянутых отношениях, стало казаться, что Хасар пытается что-то скрыть, не говорит правды. Следователь был молодым человеком лет двадцати пяти — тридцати, среднего роста, на продолговатом лице маленькие глазки, лицо серое, как у человека, знающего вкус наркотиков. Когда он задавал вопросы, на его темном лице вспыхивали не гармонирующие с его обликом серые глаза, он словно не верил ушам своим и смотрел на подозреваемого сквозь стекло. При первой же встрече Хасару не понравился этот хмурый молодой человек, смотревший на него свысока, словно перед ним сидел преступник, а не достойный уважения человек.

Еще больше нервировало Хасара то, что следователь не верил его словам и без конца задавал одни и те же вопросы. Однажды, когда вопрос был задан в третий раз, Хасар перебил следователя: "На этот вопрос я уже дважды отвечал, надо еще?" Следователю не понравилось, что его перебили, он показал это всем своим видом, нахмурившись, недовольно произнес:

— Яшули, здесь вопросы задаю я!

Слова следователя задели Хасара за живое, больно ранили его, унизили его достоинство. Всю жизнь он гордился тем, что помогает больным, лечит их и возвращает к жизни.

Он готов был и дальше служить Родине, народу, гордиться своей профессией, считал, что помогать людям — его миссия на этом свете.

Но сейчас он понял, что следователь и не думает учитывать его заслуг, напротив, всячески старается макнуть его в грязь, очернить, уличить во лжи, оклеветать. Это обстоятельство родило в нем чувство случайного поражения опытного борца от невзначай оказавшегося на ринге неведомого юнца и заставило всерьез задуматься о происходящем.

Он вспомнил рассказ человека, оказавшегося в схожей ситуации, когда его незаслуженно оклеветали."…Замучили бесконечными вызовами в прокуратуру. Иногда в такие тиски зажимали тебя, выколачивая из тебя признание, что ты готов был сознаться даже в том, чего не совершал, лишь бы покончить с этим позорным допросом. Хорошо, у моего брата в прокуратуре оказался хороший знакомый, он и пришел мне на помощь. Однажды знакомый моего брата пригласил меня с тем следователем к себе в кабинет и спросил у того: "Ты знаком с этим человеком?" По тону вопроса следователь сообразил, что речь идет о человеке, взятом под защиту, поэтому заговорил нормальным языком.

Внимательно смотрел на меня, словно не мог вспомнить, где он раньше видел меня. Тогда наш знакомый бросил ему дело, которое лежало перед ним, и велел: "Перестань третировать этого человека!"

Следователь схватил дело и сразу же "поумнел": "Понял, начальник!" — и ушел с ним.

Сколько ни думал Хасар, не мог вспомнить среди своих знакомых ни одного человека, который мог бы вступиться за него и избавить от этих унизительных встреч со следователем. Возможно, в его окружении такого человека и вовсе не было.

Поскольку до сего дня Хасар был занят только своей работой, своей профессией, никогда не интересовался прокуратурой, пока та сама не заинтересовалась им. Всего лишь раз в семье зашел разговор об этом. Когда Арслан оканчивал среднюю школу и собирался поступать в вуз и получить специальность, его дед Айназар ага посоветовал внуку: "Сынок, ты никуда не ходи, иди учиться на юридический факультет, вооружившись законом, ты будешь защищен, и всегда будешь знать, что тебе делать и куда идти.

Станешь судьей или прокурором". Но Арслан, мечтавший стать туркменским Гагариным, деда не послушался. "Я хочу и буду летчиком!" Хасар тогда думал, что дед печется о безопасности внука, потому что знает, как рискованна профессия военного летчика, сколько опасностей она таит, поэтому и хочет, чтобы внук выбрал какую-то иную — мирную профессию.