Жаркое лето в Берлине
Шрифт:
Берта, открыв было рот, тут же закрыла его. Крепко поджав губы, она позвонила, но на ее зов никто не явился. Тогда, надавив кнопку звонка, она не снимала с нее пальца, пока не появилась, едва волоча распухшие ноги, запыхавшаяся повариха Марианна.
— Где горничные? — требовательно спросила Берта.
— Наверху. Готовят комнату для гостя господина Хорста.
Движением руки Берта отпустила ее.
— Отправляйтесь на кухню. Я позднее поговорю с Шарлоттой. — Обернувшись к Джой, она сказала: — Анна будет обедать в двенадцать часов в детской. Надеюсь, вы понимаете, что такова воля отца. Он и без того проявил большую
— По моим наблюдениям, вряд ли Энн в этом повинна.
По цвету лица Берты можно было заключить, что она близка к апоплексическому удару.
— Прекратим этот неприятный разговор. Прошу об одном: не сажайте ребенка со взрослыми; своей болтовней девочка беспокоит моего отца и Хорста.
Повернувшись спиной к Джой, она буквально вылетела из комнаты в дверь, которая вела в кухню. Вне себя от гнева, Джой посмотрела ей вслед, затем повернулась и побежала наверх по лестнице. Раньше в разговорах с Бертой ее бесило это благоговейное: «Мой отец так», «мой отец этак», точно она читала псалтырь. Но сейчас, когда она с таким же благоговением говорила о Хорсте, чаша терпения переполнилась.
Джой боролась с желанием, как в детстве, броситься на кровать и в слезах излить свое возмущение. «Возьми себя в руки, дорогая, — говорила она себе, — об этом разговоре никто не должен знать. Я огорчу Энн, если скажу ей».
Она пошла в ванную комнату, умылась холодной водой и подосадовала, что вела себя так глупо.
Проводя пуховкой по лицу и тщательно подкрашивая губы, она говорила своему изображению в зеркале: «Ведь ты же сама пожелала приехать сюда. Неделю назад ты колебалась, а не остаться ли здесь? Стивен предупреждал, что быт немецкой семьи отличен от австралийского. А сейчас ты теряешь самообладание при первом же столкновении с действительностью».
Вернувшись в спальню, она решила умолчать о своей ссоре с Бертой. Ведь Стивен очень неодобрительно отнесся к стычке за столом по поводу профессора, но ограничился тем, что сказал: «Ничего не говори об этом Гансу. И помни, я тебя не поставил в известность о своем разговоре с отцом».
Колкие слова Берты насчет ее неспособности родить сына заставили Джой залиться краской. Она не верила, чтобы Стивен был разочарован, когда родилась дочка, а не сын, но мысль, что это послужило темой для обсуждения, причиняла ей боль и сердила.
Из сада доносились радостные возгласы Энн. Джой вышла на балкон и увидела внизу открытую легковую машину Ганса; за рулем сидела Энн.
— Что вы замышляете? — крикнула она, радуясь, что вполне владеет своим голосом.
Ганс взглянул на нее.
— Еду на озеро купаться. Могу я взять с собой Энн?
— Ганс, вот умница! А она вам не помешает?
— Конечно, нет.
Вскинув головку, Энн с возмущением посмотрела на мать.
— Как я могу кому-нибудь помешать, мамочка! — сказала она. — Ведь я уже большая. Правда, Ганс?
— Конечно, не помешаешь. Я с удовольствием возьму тебя с собой. Вот только сбегаю за твоими трусиками и полотенцем.
— Не беспокойтесь! Я кину их вам. Не забудьте, что вы должны вернуться в половине двенадцатого, — предупредила она, бросая вещи с балкона. Увидев, что зашевелились занавесы на балконной двери Берты, она подумала: «Я опять проштрафилась».
И отнюдь не раскаиваясь в своем поступке, перегнувшись через перила, она крикнула вдогонку машине, бесшумно скользившей по дорожке сада:— Желаю хорошо провести время!
Глава X
Самый лучший джаз-банд в самом лучшем (если верить рекламе) отеле Западного Берлина усердно выколачивал модную мелодию, а певица надрывающим душу голосом тянула в микрофон немецкие слова.
Прижавшись лбом к подбородку Стивена, Джой мечтательно вздохнула.
— Знаешь, я кажусь себе страшно светской. Ведь в таком шикарном месте мы после рождения Патриции ни разу не были.
— С меня довольно и Морского клуба, — пробормотал Стивен. — В таких местах, как это, я чувствую себя спекулянтом с черного рынка.
— Не правда ли, здесь все чересчур уж чопорны? Интересно, для кого приготовлен вот тот столик, похожий на цветущую клумбу?
— Для кого же, как не для «короля черного рынка»! Сие злачное место — наглядное свидетельство того, что, даже проиграв войну, можно нажить на ней капиталы.
Джой еще ближе прижалась к нему.
— Иногда ты говоришь, как Луэлла.
— Иногда я и чувствую, как Луэлла.
— Не правда ли, как мило, что они пригласили нас отпраздновать вместе с ними годовщину их свадьбы?
— Да. Милая пара.
Джаз сладостно замирал в последнем аккорде. Стивен задержал Джой дольше, чем это позволяли приличия.
— Милый! — прошептала она. — Как было чудесно! Будем ходить танцевать каждый вечер, а?
— Обязательно. Когда вернемся домой. Только придется мне обзавестись прицепом, чтобы таскать за собой по дансингам наше потомство: не могу допустить, чтобы ты доверяла детей приходящей нянюшке или не менее двух раз в неделю оставляла их на попечение твоей матери, даже если она и согласится на это.
Они вернулись к своему столику, за которым, помимо Луэллы и Тео, сидела еще какая-то незнакомая пара.
Луэлла сделала знак рукой.
— Познакомьтесь! Мисс… простите, я не расслышала ваше имя…
Очаровательная блондинка назвала себя:
— Карен Гетц. — И, обернувшись к тучному, лысеющему мужчине, представила его: — Тод Ирвин. Не знаю, слышали ли вы о Тоде, а если не слышали, это одно из величайших упущений вашей жизни. Тод превратил «Миддл Уест таймс рекорд» из регистратора конкурсов племенных свиней в такую газету, что даже господа из Пентагона раскрывают ее раньше других.
Стивен живо заинтересовался.
— Я о вас слышал. Вас часто цитируют в австралийских газетах.
— Ну и ну! Подумать только! — Тод сердечно пожал ему руку. — Вы и представить себе не можете, как я доволен. Я из тех ребят, которые хотят, чтобы их читали.
— Ну, уж вас-то читают, — заметила Луэлла. — Папа говорит, что после моих писем ваша передовица дает ему больше материала, нежели все официальные отчеты, сверхсекретные и всякие прочие.
Тод восторженно вздохнул.
— Ну, что вы только делаете с моим ego! [13] Ну-ка, скажите еще что-нибудь.
13
Я (лат.)