Жасминовые ночи
Шрифт:
Со сцены столько всего видно: коричневые от загара лица солдат; вот раненый приподнялся на каталке, сияет и машет рукой. Саба опрометью бросилась в глубину песни, ей нравился ритм с синкопами, которые лукаво вводил Бэгли, чтобы мелодия не звучала слишком скучно и незатейливо, нравился и ее собственный полнозвучный финал, когда она запрокинула голову и, глядя на Млечный Путь, громко завершила песню. К концу выступления от нее шел пар, а зрители орали и топали. Она взглянула на Бэгли и, когда тот выставил вверх оба больших пальца, с облегчением перевела дух. Тут же ее захлестнула жаркая волна триумфа. Неплохо, а?
Когда Бэгли заиграл игривую версию песни «Вероятно, ты была прелестным ребенком» [80] ,
– Эти парни сражаются не за демократию и свободу либо подобную чушь. Она сражаются за матерей или за девчонок, и ты олицетворяешь их в течение тех десяти минут, которые они видят тебя на сцене.
80
«You Must Have Been a Beautiful Baby».
Ночной воздух приятно охлаждал разгоряченное лицо Сабы. Макс сказал ей, что, если все пройдет хорошо, она споет третью песню. Она переждала, когда затихнет рокот самолета. Зрительный зал погрузился в тишину. Тогда она объявила, что споет свою любимую песню «Ты для меня все» [81] .
Насекомые окутали Бэгли густой завесой. Он сыграл вступление, а когда Саба запела, ей вдруг стало ясно, что ее голос звучит слишком тихо. Бэгли предупреждал ее – когда поешь на открытой сцене, надо учиться по-другому управлять своим голосом. В общем, в медленной песне ей было труднее держать мелодию, чем в маленьких и задорных песенках, с которых она начала выступление. Но она так любила эту песню и после мгновений нерешительности вошла в норму и вспомнила про микрофон. Бэгли учил ее – микрофон для нее лучший друг, которому она поверяет свои секреты. Наконец она и песня соединились, Саба почувствовала, как в ее теле пульсирует глубокое, бархатистое удовольствие, и в конце песни буквально пережила шок, когда вспомнила, где находится. Она посмотрела в зал и увидела слезы, сверкавшие алмазами на глазах многих солдат. Когда она уходила со сцены, зал неистовствовал, свистел, ревел.
81
«All the Things You Are», песня Эллы Фицджеральд.
– Ах ты, моя овечка. Молодец, дорогая. – Арлетта, скользкая от пота и духов, обняла ее. – Блестяще! Блестяще! Ты нервничала, и это тебе помогло.
Она добавила что-то еще, но Саба не расслышала из-за аплодисментов и криков. Арлетта махнула рукой в сторону темной пустыни.
– Дорогая, сделай мне огромное, огромное одолжение, – попросила она. – Принеси мне пудру из нашей палатки. Я потная, как свинья. Скорее! Скорее! Мой номер следующий.
Окрыленная своим успехом, Саба схватила фонарик и побежала по дороге, ведущей к их палатке. Издалека сцена казалась гигантским крылом огненной бабочки, магнетическим центром в ночном мраке. До нее доносился грохочущий голос Вилли; старый комик был в своей стихии.
– Вы довооольннныыы?
И ответ:
– Дааааа!
Пустыню освещал свет звезд. Когда Саба подошла к палатке, внутри ее горел слабый огонек, а на стенке вырисовывался темный силуэт. Она приподняла полог. На стуле сидел Доминик и ждал ее. Увидев его, она споткнулась и почти упала в его объятья.
Глава 17
Он встал, и ему на глаза упала прядь темных
волос.– Ты! – воскликнула она. – Как же ты…
– Я потом тебе расскажу. – Он озорно улыбнулся.
– Ты знаком с Арлеттой? – Ей не хотелось услышать от него, что они давно знакомы. Ее сердце снова бешено колотилось, в который раз за тот вечер.
– Теперь знаком.
– Господи, – внезапно вспомнила она. – Арлетта просила меня…
– Не беспокойся, – сказал он. – Это был только предлог – извини.
– Через несколько минут я должна вернуться. Там будет мой выход…
– Конечно. – У него очень красивые губы, изогнутые точно лук. Саба долго твердила себе, что у нее нет никаких привязанностей, но теперь испытывала новый шок, поймав себя на мысли, что ей очень хочется поцеловать эти губы.
– Я взял у наших парней джип, – сказал он. – Давай поедем после концерта в город и поужинаем в ресторане. Согласна?
– Да. – Она испытывала огромное облегчение. – Но мне пора.
Он сказал, что будет ждать ее здесь. Спросил, не влетит ли ей, если она уедет из лагеря.
Она ответила, что нет, хотя не была в этом уверена.
Пробежав по пыльной дороге, она выскочила на сцену под пронзительный свист зрителей, улыбалась, махала, посылала воздушные поцелуи. Арлетта ждала ее за кулисами.
– Он здесь, – прошептала Саба.
– Я знаю. – Объятье Арлетты окутало ее «Шалимаром». – Да еще какой красавчик, скажу я тебе!
– Могу я сегодня уехать из лагеря без разрешения, как ты думаешь?
– Никто не говорил, что нам нельзя уезжать, – с бесстрастным лицом ответила Арлетта. – Я не знаю никаких запретов на этот счет. И, сладкая моя, послушай меня, держи его крепче.
– Он пилот истребителя, – прошептала Саба, проведя пальцем по горлу. Ведь еще недавно Арлетта предостерегала ее, чтобы она опасалась пилотов как чумы. Мол, они ненадежные и слишком о себе много понимают, да при этом многие не возвращаются из полета. Словом, неудачный выбор.
– Ну и ну, старушка! Да ты, оказывается, темная лошадка. – Арлетта дернула ее за прядь волос и поцеловала в лоб. – Не говори, что я тебя не предупреждала.
Они мчались по пустыне в побитом джипе. Взошла луна, такая яркая, что ночь превратилась в фотонегатив дня. Это поразило Сабу.
– Что случилось с тобой в тот вечер в Лондоне? – немедленно спросил Доминик. – Когда я вернулся к нашему столику, тебя уже не было, ты ушла. Потом я долго тебя искал.
– Ой, у меня была куча дел. – Ей не хотелось, чтобы он узнал, как она тогда обиделась и как глупо себя чувствовала. – А ты… кажется, тебе было с кем общаться и без меня. – Она подняла на него глаза.
– Это не то, что ты подумала. – Он не отрывал глаз от дороги, его голос звучал ровно. – Это была подружка парня из нашей эскадрильи. Я впервые встретился с ней после его гибели. Конечно, очень некстати. Мне жаль, что так вышло.
Она вспомнила, как тогда по-детски капризно топнула ногой, и ей стало неловко. Хорошо хоть, что он не видел ее в тот момент. Но к этой неловкости примешивались и другие чувства – облегчения и радости.
– Я и сама была не в своей тарелке, – сказала она. – Слишком много событий обрушилось на меня.
– Да, – тихо подтвердил он. – Слишком много.
– А тот парень погибший – он был твоим другом?
– Угу. Мы вместе учились в школе и университете.
– Сколько ему было лет?
– Двадцать два.
Он вдавил в пол педаль газа. Фары джипа выхватывали из темноты лишь песок и камни. Внезапно Сабе сделалось жутковато от огромности пустыни, и она обхватила себя руками за плечи, сдерживая дрожь. Какими маленькими и хрупкими кажутся люди в этих лишенных милосердия просторах. Как бы они ни храбрились, все может закончиться для них в одно мгновение.