Жасминовые ночи
Шрифт:
– Я достаточно делаю ради победы! – заорала Джойс. – Твоя сестра уехала к чужим людям, и неизвестно, когда сможет вернуться домой. Отца мы вообще не видим дома. Я работаю с утра до вечера на фабрике. И тебе тоже пора пойти туда, хватит дома бездельничать…
– Мама, я говорю не о тебе! – взвилась Саба. – Сейчас речь идет обо мне. Ведь ты сама говорила, что надо мечтать и стремиться, чтобы твои мечты сбывались! Разве нет?
– Ох, о чем ты говоришь! – Мать сдернула с головы тюрбан и швырнула на стол. – Я шутила. И вообще, мистер Чемберлен имел в виду другое. Ради победы не обязательно петь глупые песенки и задирать ноги.
Саба ошеломленно глядела на мать. Неужели она искренне верила в то, что говорила? Неужели
24
Песня «All Through the Night», автор – Джентл Джайант.
– Нет, ты не шутила! – закричала она, давая волю своему гневу. – А если и шутила, то лучше бы ты не говорила об этом сейчас. – Ей вспомнились ее тогдашние мучения – диеты, голод, уроки пения; однажды, когда на репетиции оборвалась трапеция, Саба сломала два ребра.
– Нет, я никогда не думала всерьез о том, что ты станешь артисткой. Все это было забавой, как поход в кино. А теперь наступила реальная жизнь.
И тут Тансу, обычно ее стопроцентная союзница, внезапно зацокала языком, как бы говоря «нет-нет-нет». (Звук этот всегда действовал Сабе на нервы.) Если внучка поедет в Лондон, заявила старая турчанка, ей на голову упадут бомбы. Саба огрызнулась и возразила, что бомбы падали не раз и здесь, на Помрой-стрит. Джойс пригрозила дочери помыть с мылом ее рот, если она еще хоть раз надерзит бабушке. После этого мать с бабкой удалились на кухню. Саба поплелась следом.
– Послушайте, – уговаривала она их. – Ведь я могу поехать куда угодно: в Каир, или в Индию, или во Францию, или куда-нибудь еще. – Сказав это, она представила себе, как поет перед солдатами, стоя на импровизированной сцене на фоне огненно-красного неба.
– Забудь об этом раз и навсегда. – Мать побросала картофелины в кастрюлю и зажгла газ; ее руки покраснели от ледяной воды. – Отец разозлится. И тут уж я буду с ним согласна.
А-а, так вот в чем настоящая причина. Отец разозлится. Мамин эмоциональный флюгер был всегда повернут в отцовскую сторону и чутко улавливал вероятные бури… Саба и ее мать, тяжело дыша, смотрели друг на друга.
– Мне двадцать три года. Он больше не может диктовать мне свою волю.
– Нет, может! – закричала мать. – Он твой родной отец.
Саба смерила ее презрительным взглядом.
– Мам, у тебя когда-нибудь были собственные мысли?
С ее стороны это была подлость: Саба прекрасно знала, что мать жертвовала собой и своими интересами ради семьи.
Голова матери дернулась словно от пощечины.
– А то ты сама не знаешь? – тихо ответила она после затянувшейся паузы. – Глупая, эгоистичная девчонка.
– Чего не знаю?.. – Сабу словно подталкивала нечистая сила.
– Как тяжело твоему отцу в плавании. Ведь на морских путях сейчас очень опасно, там рыщут немецкие подлодки, а над головой летают вражеские самолеты. Моряки живут в постоянной угрозе новых авианалетов.
После этих слов у обеих спорщиц навернулись на глаза слезы.
– Ма, я хочу заниматься тем, что мне интересно. Не хочу работать на фабрике. Я способна на большее.
– У-ух, – только и смогла произнести мать.
Это тоже было обидно. Хуже того, мать, главная ее поддержка, разговаривала теперь с ней с непонятной ненавистью. А ведь
все могло сложиться по-другому… Зарыдав, Саба побежала по полутемному коридору, где со стен взирали на нее фотографии суровых отцовских пращуров-турок и материнских предков из долин Уэльса. Хлопнув дверью, выскочила на задний двор и села в сарае.Только что ей казалось, что перед ней открывается замечательная жизнь – первое турне по южному побережью, уроки пения с профессиональными педагогами в Суонси; свобода и возможность жить так, как она мечтала. И вот все рухнуло. Впереди ее ждала либо работа на фабрике, либо, если повезет, нелепые любительские концерты или записи на радио.
Нерешительный стук в дверь.
– Саба. – В сарай вошла Тансу в своем цветастом фартуке и резиновых галошах, хотя погода была сухая. В руке она держала лейку. – Саба, – она всхлипнула, – не ходи моя дом. «Не ходи моя дом» у Тансу означало «Я люблю тебя, не бросай меня».
– Тансу, я ничего не понимаю, – сквозь слезы проговорила Саба. – Ты приходила на мои концерты. Ты говорила, что я рождена для пения. Мне казалось, что мы все единодушны в этом.
Бабка сорвала увядший листок с жасмина, который когда-то посадила на заднем дворе. Куст упорно отказывался цвести.
– Слишком много людей покинули этот дом, – сказала она. – Твоя сестра ушла в долины.
– Она не ушла, – запротестовала Саба. Восьмилетнюю Лу, любимицу всей семьи, отправили подальше от бомбежек в знакомую семью, живущую в долине реки Рондда. Иногда по воскресеньям Лу приезжала домой со своим маленьким чемоданчиком.
– Твой отец в море.
– Ему там нравится. Это его жизнь.
– Ты не ходи дорога. – Еще один вариант мольбы «Не бросай меня».
– Тансу, я всю жизнь мечтала об этом. Я заработаю для нас деньги. Я куплю тебе большой дом в Ускюдаре. – Тан часто упоминала об этом городке, когда говорила о Турции.
– Нет. – Тансу избегала ее взгляда. Она так и стояла, потупив взор, старая и массивная, как приморская скала.
Саба взглянула на темнеющее небо, на чаек, летящих к докам.
– Тан, пожалуйста, помоги мне, – попросила она. Когда-то они вместе пели детские песенки. Тан учила ее.
– Я говорить ничего, – отрезала Тан. – Говорить с твоя отец.
Ее отец, Ремзи, работал инженером на судах компании «Файффс» [25] , которые прежде возили по всему свету бананы, рис и уголь. Черноволосый, с постоянной легкой трехдневной небритостью, он был красивым и энергичным. В детстве он казался Сабе божеством – повелителем волн. Названия судов, на которых он плавал, – «Копакабана», «Такоради», «Матади» – пьянили ее, словно поэзия. Она гордо восседала на его плечах, когда он шел по Помрой-стрит к заливу, а его окликали местные мужчины, здоровались и спрашивали, не может ли он устроить их на хорошую работу.
25
Fyffes («Файффс») – ирландская компания, занимающаяся перевозкой и продажей свежих фруктов.
Что самое смешное (впрочем, сейчас это уже не вызывало у нее улыбку) – талант певицы обнаружил у нее именно отец. Они были на рождественском концерте в храме св. Уильяма, и маленькая певунья встала на стул и спела песенку о британском охотнике Джоне Пиле [26] . Ее пение было принято с бурным одобрением. Лицо отца расцвело от любви и гордости. С тех пор он просил дочку петь на семейных праздниках турецкие, арабские и французские песенки, которые привозил из плавания.
26
Военный английский марш «D’Ye Ken John Peel».