Жажда, или за кого выйти замуж

Утром Всеволод долго спал. Она успела сварить кашу, пожарить яичницу.

— Ты самая лучшая женщина во всём мире! — были его первые слова, когда он проснулся и потянулся в постели. Потянулся сладко, счастливо, словно проснуться для него — высшее в мире наслаждение. — Иди ко мне!

Она подошла к нему с чашкой кофе в руке.

— Я спал и всё время ощущал, что ты теперь — моя, что ты теперь — для меня.

Кофе расплёскивался по блюдцу.

Всеволод с удовольствием выпил его, поставил на тумбочку чашку и обеими руками потянул её к себе.

— Иди сюда! Иди же, скорее! — нетерпеливо, жадно говорил он.

И неистовы были его губы и руки…

— Сейчас позавтракаем и поедем в бассейн, — сказал он, выйдя чистый, с блестящими, хорошо выбритыми щеками из ванной. — Я привык каждый день плавать. Я тебя научу плавать, и тебе расхочется ходить на двух ногах. В воде будешь передвигаться лучше, чем на суше.

Она засмеялась.

С этого первого их общего утра Катерина стала много смеяться.

Они бегут под ялтинским солнцем к морю. Всеволод стремится догнать её, а она удирает, как заяц прижав уши к голове: быстрее, быстрее!

В тот час он настиг её у самой кромки морской, сжал плечи и, не отдышавшись, властно повлёк в море.

— Скорее!

Вот они уже барахтаются в воде.

— Котёнок! — повторяет и повторяет Всеволод.

А ей стыдно, что он обнимает её при всех. И сладко.

Они плывут. Дальше, дальше от берега, за буйки.

— Вернитесь в зону купания, — настигает их голос. И под этот настойчивый голос Всеволод подплывает под неё, обеими руками обнимает её: губы около губ, глаза — близко, тесно прижимается к ней.

— Котёнок! — не своим, незнакомым голосом говорит он.

Она захлёбывается.

— Пусти, — просит, глотая воду, не в силах сопротивляться. — Я сейчас пойду ко дню. Пусти же! Я плохо плаваю.

— Вернитесь в зону купания! Вернитесь в зону купания!

Они гуляют по парку санатория. На набережной едят шашлык. Всеволод ест жадно, с большим удовольствием. Ни жиринки на его губах не остаётся, аккуратный!

Она любуется им. Всё, что он делает, красиво. Всё, что он говорит, умно.

2

Катерина проросла в будущее. Она видит всё, до самой последней мелочи: новые кофточки, что дарит он ей, фигурные пуговицы на одной из них, новую просторную квартиру, мебель с современными ножками и с баром в шкафу, видит одну за другой выходящие его брошюры и книги.

Рядом с Всеволодом всё удобно и красиво.

Он купил машину и по воскресеньям возит её гулять в лес.

Он подарил ей длинный, до полу, халат, чтобы ей было тепло после ванны.

Он берёт путёвки в лучшие санатории летом и в уикенды (week end).

Всеволод любит звонить ей на работу.

— Ты соскучилась? — спрашивает он.

И его голос, как и его руки, обжигает.

Звонок — резкий, и голос — властный, Всеволод в одно мгновение переключил её с больных на себя, на отдых, на негу, растворил в своём голосе только, что такие важные для неё проблемы.

— Не задерживайся, слышишь? У нас с тобой есть занятия поважнее.

Она вспыхивает и оглядывается кругом. Ей кажется, слова Всеволода слышит каждый в ординаторской.

Уже давно в трубке частые гудки, а она всё стоит около телефона.

Наверное, десять минут ей нужно, чтобы вспомнить, чем она занималась до звонка, какую больную осматривала, какие мысли волновали её.

По два, по три раза в день он звонит ей — по два, по три раза вышибает из работы.

— Слушай, пойдём в бассейн. Ты же зав. отделением. Заведи хорошего зама, и ты — свободна! Зачем проявлять излишнее рвение?! Жизнь — одна. Поплаваем.

— Я не могу, — жалобно говорит она. — У меня больные. Никак не могу. Сегодня к тому же…

Но Всеволоду неинтересно, что у неё «сегодня к тому же», он говорит «привет!» и кладёт трубку.

Ей очень трудно противиться Всеволодову напору и стоит огромного труда сказать ему короткое, разъединяющее их слово «не могу»! А потом, до конца дня, мучиться, что он где-то один, без неё.

Когда родился Петя, Всеволод потребовал, чтобы она бросила работу, но она завела няню, а после института, до её возвращения, сидел с Петей Борька. А когда родился Артём, с ним уже сидел Петя.

Она почему-то не видит детей маленькими, они уже на ногах.

Праздники, субботы с воскресеньями проводили все вместе — ходили в кино, катались на лыжах, плавали в бассейне, ездили в санатории, играли в пинг-понг!

Она смеётся, закинув голову: счастливее её никого нет.

Их окружают умные, красивые люди — Всеволодовы приятели. За столом Всеволод держит площадку, как держит её на всех совещаниях, выступлениях по радио, во всех своих исследованиях… «Со мной произошёл случай…», «Я понял одну интересную особенность профессии репортёр…», «Я недавно смотрел фильм…», «Хотите анекдот?»… Всеволод заражал всех смехом, бездумной болтовнёй, радостью простого существования. До упаду, до полного истощения Всеволод танцевал.

А приятели хвалили его за брошюры, за книжки, за выступления, легко поддавались его безудержному веселью, но их хватало ненадолго — большинство из них были уже люди солидные, привыкли к неподвижности и быстро уставали. Несмотря на это, Всеволоду они были благодарны — несколько минут, несколько часов они жили активной жизнью, прыгали, хохотали, позабыв о своих портфелях, должностях, креслах и своём престиже.

3

Всеволод получил высокое назначение. Всё более важные, всё более чиновные приходили к ним люди. Всё роскошнее становились санатории, машины, её платья, бассейны и еда.

Но жадность к жизни тоже росла с каждым днём и годом.

Ты подумай, шестьдесят, семьдесят лет — ничто по сравнению с Вечностью. Я хочу прожить несколько жизней, узнать несколько профессий. Понимаешь меня? Мне интересно почувствовать себя снова мальчишкой. Пытаюсь, но никак не могу стать бездумным и от всего свободным. Я рос в войну. Голодал, мёрз. А сейчас я хочу плыть. Плыть в тепле, в безветрии. Плыть — это раствориться в Вечности, в Мировом океане. Когда я в воде вытягиваюсь рыбкой и плыву, пропитанный водой и солнцем, я приобщаюсь к вечной жизни. Ты говоришь: работа. Чего стоит твоя работа? В Вечности не нужно работать. Дерево, вода не работают, они проявляют свою суть. Истинны они, а не люди, загнанные в рабочий день.