Жажда мести

– Лена, я прошу тебя, – попросил Волгин, приложив руку к груди.

– Нет, надо, они губят страну, за которую дедушка кровь проливал, за которую жизнь готов был отдать и Капитон Иванович Безмагарычный, а они губят. Себе особняки строят, в парикмахерскую ездят, дедушка, в Париж. Вон Галька Брежнева.

– До чего докатились, куры в магазине бельгийские, – возмутился маршал и сплюнул. – Представляешь, Капитоныч? Срам!

Телефонную трубку, как только раздался звонок, подняла Лена и тут же сунула ее дедушке со словами:

– Косыгин звонит, дедушка. Скажи ему все. По-солдатски!

Маршал с легкостью приветствовал по телефону Косыгина, сообщил, что некоторые вопросы государственной важности поднимал при встрече с Генеральным секретарем и попросил лично помочь ему открыть очень важный для патриотического воспитания молодежи музей – училище танковое, о котором он печется столько лет.

– Наверное, Алексей Николаевич, при нашей жизни мы не увидим его, – добавил он и глубоко вздохнул.

После этого маршал говорил с помощником Косыгина о случившемся с Волгиным, и было получено заверение в том, что все виновные в случившемся будут примерно наказаны. После решения по телефону этих вопросов маршал предложил тост за своего верного друга Безмагарычного. Волгин наблюдал за Леной. Она и была душой жизни в этом доме, когда решались какие-то важные дела, велись разговоры о государстве, о партии, о военных. Она живо всем интересовалась, ей нужно было все знать, во всем принимать участие.

– Дедушка, вот ты пойдешь еще к Брежневу? Хватит ему пить, скажи, что на старости стоит подумать о душе. Так вот скажи ему, что с ним хочет, мечтает поговорить молодой умный человек Волгин, как представитель той самой прослойки, на которой держится все государство. Пусть он выслушает его. Может, молодые партию спасут?

– Это мысль! – воскликнул Безмагарычный, обращаясь к маршалу.

– А что, – задумчиво произнес маршал, – пожалуй, действительно мысль интересная.

– Так вот, дедушка, тот самый случай, ведь он ему может глаза раскроет, ведь он же не полный, этот Брежнев, осел.

– Да нет, он народ любит, только ума бог государственного не дал, – отвечал маршал и почесал за ухом. – А что, товарищ Волгин, махнем в Кремль? Расскажешь все. Напряги свой талант, подумай, что говорить. Ты ведь умен. Я читал кое-что. Кто знает, может так случиться, что и пригодишься народу.

– Он, дедушка, не член партии, – ответила за Волгина Лена.

– Не так велика беда, примут. Надо что-то делать, надо, – сокрушался маршал. – Страна валится в пропасть разврата. Родина в опасности, я вижу страдания родного народа. Они вспомнят еще старого маршала.

VI

Волгин в издательстве бывал крайне редко, приходил исключительно за рукописью, ни с кем не дружил, молча, тенью проносился по длинным коридорам в редакцию критики и литературоведения, садился за стол, а заведующий редакцией критики приносил ему очередную рукопись. И он вскоре уходил. На этот раз его ожидали. Заведующий редакцией, – молодой человек, со следами частого употребления алкоголя на лице, но при светлом уме и весьма образованный. Звали его Александром Петровичем Карелиным, он настороженно встретил его и сказал:

– Вам срочно к главному.

Волгин не торопился. Ему теперь было все равно. Рукопись завернули, и он предполагал, что при малейшем конфликте или неудовольствии начальства уйдет из издательства совсем и никогда не вернется. Но главный Сорокин на этот раз был другого мнения. Он сидел в кресле и при появлении Волгина привстал и пожал руку.

– У тебя как дела? – спросил он, усаживаясь за стол и приглашая сесть Волгина, пристально глядя на него. – Что ты молчишь? Дома как, жена как?

Волгин с искренним вниманием молчал. Главному было неловко перед этим высоким, красивым парнем, молчаливо наблюдавшем за дальнейшим ходом мысли своего начальника.

– Что молчишь? Я знаю, что твоя рукопись лежит у нас, я знаю, я интересовался. О чем она?

– Философская направленность. А что?

– Где рукопись? Почему мне не сказал? Кто редактор? – он нажал на кнопку и заглянувшей секретарше приказал, чтобы она вызвала редактора Селезнева, а когда тот прибежал, спросил у него о рукописи Волгина. Тот помялся, сказал, заикаясь, что «рукопись сырая». Главный, чего уже явно не ожидал Волгин, прямо взвился:

– Как сырая? Где редакторское заключение? Я что-то не слыхал от тебя ни единого слова. Срочно рукопись и редакторское заключение мне на стол!

Редактор злобно посмотрел в сторону Волгина, полагая, что в гневе главного виновен он, и выбежал из кабинета. Вскоре он вернулся и протянул главному рукопись и редакторское заключение. Главный редактор пробежал торопливо заключение редактора книги и поднял глаза:

– Это ты написал? – спросил язвительно он.

Тот молча кивнул.

Главный разодрал лист на четыре части и бросил на пол.

– Прежде чем писать, надо было прочитать. Западное влияние, идеологические ориентиры! Мне звонят от маршала, я проверял! Мне Иван Стаднюк сказал, что маршал Ротмистровский – самый боевой маршал. Он брал то, что не мог взять Жуков! Давай рукопись. Я сам прочитаю!

– Я не родственник маршала, – отвечал Волгин тихо.

– Не родственник, но все же имеешь к нему отношение, раз звонят. Леня, срочно пиши другое редакторское! Срочно! Сам понимаешь, Володя, у нас работа нелегкая, жмут со всех сторон. Завтра приходи. В четыре. В четыре тридцать.

На следующий день, когда Волгин появился в кабинете у главного, тот прошел навстречу, взволнованно пожал руку, проводил до стула и, присев за стол в кресло, внимательно на него посмотрел, живой интерес мелькнул в его темных глазах.

– Я тебе, Владимир, скажу откровенно и сразу, что я ничего не понял. Я вижу, что ты талантливый человек, но я поэт, не философ, не критик, я не понял рукопись, но, как поэт, я вижу, что человек ты талантливый. Непонятая гениальность. Книгу мы издавать будем. Что ты заканчивал? Вижу, человек ты образованный.

– Я заканчивал университет, кандидат филологических наук.

– Этот Селезнев еще литинститут заочно никак не может закончить, а вот уж решает судьбу. Надо было сразу ко мне. Сколько лет лежит рукопись? Хочешь на штатную работу?

– Я подумаю. А рукопись лежит три года.

Вызванный редактор принес уже новое заключение, в котором отмечал с несомненностью художественные достоинства книги Волгина «Стерегущий глаз жизни» и с такой же настойчивостью, с какой отвергал ранее, на этот раз рекомендовал ее к скорейшему изданию.