Жажда/water
Шрифт:
– Хочешь, чтобы я ушла? – тихо, чтобы не потревожить его, спросила она.
Гарри отрицательно помотал головой.
Так в тишине они и сидели еще какое-то время. Гермиона время от времени поглядывала на ветки, в попытке разглядеть поющую над ними птичку или всматривалась в розовые облака на небе. Все что угодно, лишь бы остановить поток мыслей о Гарри.
Гари всхлипнул.
Она посмотрела на него.
Он
И Гермиона уже поняла причину.
Она приоткрыла губы, колеблясь лишь мгновение: - Гарри, - шепотом позвала она. – Гарри…
Но он так и не поднял головы.
– Это нормально – скучать по нему, Гарри.
Когда она увидела скатившуюся слезинку, она потянулась к его руке и, переплетаясь пальцами, сжала ее.
Спустя некоторое время, когда Гарри и Гермиона уже уходили, она наклонилась, чтобы поднять что-то похожее на бумажный лист, который выронил Гарри. Это было фото. Сириуса и его отца.
Они стояли под деревом. Под их деревом.
И тогда она поняла. Поняла, почему он приходил сюда. Почему это успокаивало его. Что было в воспоминаниях, которые даже не были его собственными. Тогда она вложило фото обратно Гарри в руку, а затем притянула его к себе. И крепко обняла его.
– Сириус дал мне его, - пробормотал Гарри, прижимаясь губами где-то в районе ее плеча. – Он… он сказал, что я могу взять его… только…
– Тшш…
После этого случая, ее не приходилось подолгу уговаривать, чтобы присоединиться к ним в их прогулке к краю леса. А еще она перестала спрашивать, куда исчезает Гарри, когда хочет побыть один.
Она решила оставить все, как есть.
*
ГЛАВА 16 (недостающий фрагмент)
– Я думаю, что ты – циник.
– Прости что, Рон?
– Ты цинична - не веришь в смысл того, чтобы жить.
– Смысл жить или смысл жизни?
– Не придирайся, Гермиона.
– Я не придираюсь, Рон, - нахмурилась она. – Это две совершенно разные вещи.
– В то, что у нас нет своего предназначения или чего-то там, - пробормотал он.
Гермиона насупилась: - Я не цинична, спасибо тебе на добром слове, - ответила она. – И если что, я – оптимистка!
– Как так?
– Как так? – переспросила она. – Подумай об этом, Рон. Ты единственный ответственный. Ты единственный, кто может контролировать свою жизнь. Свою жизнь и свою… свою…
–
Смерть?– Ээээ, да. В какой-то степени.
Рон пожал плечами: - Возможно. Но я все еще думаю, есть что-то еще.
– Я согласен с Гермионой, - они оба посмотрели на Гарри, который все так же смотрел на ветки. – Ты можешь выбирать. Иногда половина вариантов отметается, но… у тебя всегда он есть. Выбор, в смысле.
– Ты заблуждаешься, приятель, если думаешь, что абсолютно свободный.
– Ну, по крайней мере, я могу самостоятельно принимать решения, - негромко возразила Гермиона. – Всегда. И всегда буду.
Рон снова пожал плечами и сорвал еще одну ромашку на растерзание.
– Мир вовсе не так устроен, - пробурчал он.
– Именно так, если ты хочешь этого, - ответила она.
А потом все трое сидели в тишине какое-то время.
Гермиона думала об этом выводе. Выводе, подразумевающим стопроцентную ответственность. И это пугало ее. Почти до потери пульса. Но в этом был смысл. Это было важно. Важно, если ты хочешь чего-то добиться в этой жизни.
Было логично – основывать свои решения на идее того, что, может быть – в действительности – вы на самом-то деле и не принимали эти решения? Гермиона не считала этот довод веским. Совсем. Безысходность и беспомощность пугали куда как больше, нежели ответственность.
Ощущение, что выхода, может, и нет…
Что-то отвлекло ее внимание.
– О, Гарри!
– Что?
– Может хватить, так исступленно выщипывать траву?!
– О, ну ради….
ГЛАВА 17 (часть 1)
***
Рон говорил, ну прям, как отец Гарри. Как один из этих дотошных предков, которых ненавидят все подростки. Как его собственная мама, и это было вовсе не то, в чем он мог однозначно признаться себе. (Потому что в нем не было ничего женственного). Но это должно было быть сказано, во всяком случае, следуя логике Рона,
– Я не стану делать вид, будто не заметил, что ты притащился в половине первого ночи.
Рон смотрел, как Гарри застегивает последнюю пуговку на рубашке.
– Гарри?
– Ммм?
– Ты меня слышал?
– Да.
– Отлично. А еще я не собираюсь спрашивать, почему ты вернулся так поздно.