Жажда. Роман о мести, деньгах и любви
Шрифт:
– Жаль, что не сможем вместе встретить праздник, – вдруг прервал свои театральные шарады дядюшка, – но ведь ты найдешь, чем развлечь себя? Я попросил приятеля, он организует тебе встречу Нового года в своем клубе. Там будет весело, вокруг много профессиональных принцесс, ты останешься доволен.
– Я здесь выйду, мне близко, хочу пройтись, – Сергей чувствовал себя отравленным присутствием Мемзера, старался не смотреть на Наташу и больше всего сейчас хотел вырваться на свободу. Уезжают завтра! Каково?! Он даже не сможет с ней проститься...
– Как знаешь, как знаешь, – Мемзер потрепал его по плечу. – Ну что же, давайте пожелаем друг другу всего наилучшего в наступающем году. Уверен, что для каждого из нас он станет незабываемым. Нас с тобой ждут великие дела, дорогой племянник, великие дела, которые
Он очутился на улице и побрел в сторону, противоположную той, куда уехал только что их автомобиль. Было пусто, так пусто, будто он враз осиротел и мгновенно осознал это, спокойно, без истерики и надрыва. Сергей поднял воротник пальто, сунул руки в карманы и зашагал к дому. Больше того, что произошло, не могло произойти. Не бывает двух планетарных катастроф подряд, одним вселенским взрывом перерождается все, на смену Ветхому Завету приходит Новый, и теперь, уже невозвратно, наступила ясность: дядюшку надобно прибить, как шумную толстую муху. Сомнений больше нет.
Вдруг он все узнал? Или начал догадываться? Прежний липкий страх оставил Сергея, и он остановился посреди улицы, не дойдя нескольких метров до своего подъезда. Очень не хотелось накручивать себя в этот вечер больше, чем уже было накручено, и ленивый Авось нашептал ему, что именно сегодня случилось так и он увидел новую, прежде незнакомую ему сторону дядюшкиного характера. В самом деле, ведь он, его дядюшка, имеет на Наташу куда больше прав, он ее законный муж и он по-своему (именно по-своему, подумал Сергей) любит ее.
Зазвонил телефон, номер был незнакомым, и Сергей не стал отвечать. Рванул на себя подъездную дверь, вошел, кивнул консьержу. Он слишком погружен был в свои переживания, в заботы, появившиеся столь внезапно, и поэтому, конечно, не заметил самый неприметный автомобиль на свете – грязный «жигуленок», уныло ткнувшийся в поребрик на другой стороне улицы. Из выхлопной трубы пульсирующими сгустками вырывался дымок, фары были потушены, стекла затемнены, и кто его знает, за какой надобностью стояла здесь эта машина, зачем в ней были эти двое, внимательно наблюдавшие за Сергеем?
Убедившись, что объект их наблюдения вошел в подъезд, Миша педантично убрал в футляр небольшой, но вполне мощный бинокль, повернулся к Эльвире и продолжил убеждать ее:
– Говорю тебе, этот сопливый гедонист безобиден. Я наблюдаю за ним уже пятый день, он частенько выходит из дома совсем один. По утрам ездит в свой хренов офис на джипе с охранником, но вечером отпускает его, а потом к нему приезжает одна роскошная блонда.
– Красивей меня?
– Эля, не смеши.
– Что ты имеешь в виду? Я, по-твоему, уродина?!
– Да при чем тут... Еще спроси меня, сексуальна ли ты? Тоже мне, Кровавая Мэлори. Слушай дальше...
– Нет, это ты слушай дальше. Я не была уверена, я пыталась вспомнить, где мы с ним могли встречаться, и вспомнила. Я знаю, кто он такой.
Миша деланно рассмеялся. Порой ему тяжело было притворяться, он делал вид, что ревновал, – ей это нравилось, так она ощущала себя полноценной женщиной. В глубине души Миша понимал, что на эту ревность у него нет никакого права. Его избранница имеет публичную, так сказать, профессию, у нее широкий круг общения. Чего ради ему пытаться уличить ее? Миша, при всей его кажущейся недалекости, был вовсе не таким уж примитивным. Он умел играть, делал это убедительно, во всяком случае, он заставил Эльвиру поверить в свое чувство. Мише нужен был сообщник, а она подходила идеально.
– Вот как? Знаешь, кто это такой? Ты, кажется, знаешь половину города, солнце мое, и я не могу сказать, что в восторге от твоих обширных, м-м-м... связей.
Девушка передернула плечами:
– Послушай, прекрати, а?! Что у тебя все сводится к одному? Если ты меня считаешь грязью, то зачем мы вместе? Почему я постоянно должна оправдываться перед тобой?! Тем более что с этим парнем у меня никогда ничего не было, мы познакомились в клубе, я его угостила чаем! Я же тебе сказала, я только танцую, а с этим мы разговаривали у барной стойки, и все. Не веришь, тогда сам у него спроси. Я еще предложила ему купить дури, а он оказался племянником друга хозяина
клуба. Я тогда сильно перепугалась, ведь этот узкоглазый запрещает продавать непосредственно в клубе, даже предлагать запрещает. Считает, что можно нарваться на подставу, тогда клуб закроют. И я его попросила, ну, этого, который племянник, чтобы меня не выдавал.Мише стало весело, он рассмеялся, обнял ее, поцеловал, и Эльвира на этот Иудин поцелуй горячо ответила. Она любила. Она хотела, чтобы все у них получилось, как у людей. Чтобы дом был свой, каменный. Она еще родит одного или двух детей. Вот только сейчас они заработают столько, сколько нужно, и все будет так, как она задумала.
– Ну и как? Не выдал он тебя?
– Меня бы тогда... – она поежилась, – лучше не продолжать. Не выдал.
– Это ему зачтется, – пообещал Миша и нажал на газ.
Глава 15
Нам Кам записал телефон, продиктованный ему Мемзером, и кинул блокнот в ящик стола, туда, где среди всякой ерунды и безделушек, перемешанных как попало, лежала бутылка с каким-то странным содержимым. Нам достал бутылку, заполненную мутноватым раствором, и потряс ее. От сотрясения содержимое бутылки стало почти совершенно прозрачным и оказалось, что на дне ее плавает какой-то не то червяк, не то змейка.
– Ешь, ешь, Катран-повелитель мух. Дай мне право пить твою росу в течение многих дней, дай мне свою мудрость и силу оживать всякий раз, когда меняется кожа.
С этими словами Нам открутил крышку бутылки, зажал пальцем горлышко, опрокинул бутылку и вытряс из нее прямо на стол несколько прозрачных капель. Поставил бутылку на стол, облизал палец и, как собака, слизал капли. Затем достал из ящика предмет, похожий на дротик для игры в дартс. К дротику был приделан своеобразный хвост из ярких нитей и перьев неизвестной птицы, которая, впрочем, могла быть попугаем очень яркой расцветки. Нам расстегнул рубашку и обнажил участок тела, весь покрытый небольшими шрамами. Не долго думая, что есть силы ударил себя дротиком и даже не поморщился, когда острая сталь впилась в его плоть и выступила кровь, схватил бутылку, приставил горлышко к ране и смотрел, как прозрачная жидкость в бутылке обретает томатный оттенок. Просидев подобным образом несколько минут, он завинтил бутылку и вернул ее вместе с дротиком в ящик стола, закрыл глаза, при этом губы его не переставали шевелиться, повторяя одну и ту же мантру. Нам молился Катрану – песчаному змею, покровителю убийц.
Вот уже почти семнадцать лет прошло с тех пор, как Нам обосновался в Москве. Он возглавил диаспору, насчитывавшую около трехсот тысяч вьетнамцев, разбросанных по всей России. Почти всех он знал поименно и держал в голове доход от каждого взрослого соплеменника – налог, который тот обязан был платить боссу ежемесячно. Нам продолжал оставаться главным боссом в изгнании. В большинство стран выезд ему был заказан – хотя формально он уже не находился в международном розыске. Мемзер сдержал слово, а сенатор своим авторитетом смог добиться отмены ордера на арест взамен на пожизненнй запрет для Нама пересекать границу Штатов. Теперь сенатор был уже года три как в ином мире – он умер от инсульта в своем доме, сидя в кресле и мирно поклевывая носом в тихий послеобеденный час. Старик ушел, оставив завещание, по которому все свое имущество он оставил последней жене, бывшей порномодели, и ничего не отписал своим взрослым детям и прочей родне. Смерть и завещание прежде довольно незаметного для публичного мира человека наделали много шума в прессе. Журналисты принялись копать, и каким-то образом всплыло имя Нам Кама как одного из близких друзей покойного, ныне живущего в России. Дальше больше: настырные газетчики принялись за собственное расследование, и вот уже Мемзер, который всю свою жизнь был совершенно непроницаем для прессы, попал в статейки с таким скверным послевкусием, что совет ФРС выразил ему свои опасения по поводу возможной компрометации и утраты делового статуса. Мемзеру получилось как-то убедить их в своей непричастности. Он рассказал о нерушимой воинской дружбе, о том, что не принимал и не принимает никакого участия в делах Нама, и в то же самое время намекнул, что деятельность Катрана на территории России самым благоприятным образом способствует достижению целей, которые ставил ФРС в отношении этой ненавидимой им страны.