Жажда

— Они просто пища, Марта, — сказал он, даже не поморщившись от жестокости собственных слов. — И ты должна привыкать к этому. Умереть я тебе не дам, а чтобы не испытывать лишних угрызений совести тебе придется привыкнуть называть вещи своими именами. Пища, есть пища. И ничего более.

— Господи… Как же ты можешь так говорить?

Данил нахмурился, потирая переносицу:

— Просто для меня в этом нет ничего необычного, вот и все. Я таким родился, Марта, и привык, что с четырнадцати лет должен принимать жажду, добывая себе пищу так, как гласят наши законы. Иначе жажда убьет меня.

— А как же ребята? Ты не подумал, что это гадко и жестоко отбирать у человека жизнь? Разве они достойны были такой страшной смерти?

— А разве нет? — ответил он вопросом на вопрос, изогнув рот в насмешливой улыбке.

Его реакция ошарашила.

Неужели он действительно безжалостное чудовище? Ведь раньше таким совершенно не казался. Да и знала ли я его раньше?

— Не стоит строить такое лицо, Марта, — грубо сказал он и, когда я вернула взгляд к нему, то поняла, что Данил опять злится. — Все, что ты думаешь обо мне написано у тебя в глазах. Я, конечно, не ожидал безоговорочного доверия, но и не рассчитывал на такое открытое отвращение.

Я открыла рот, пытаясь подобрать необходимые слова, чтобы выразить все то, что чувствовала в этот момент, но было сложно собраться с мыслями, да и Данил прервал мои попытки резким взмахом руки.

— Ты так хорошо знаешь своих одногруппников, чтобы решительно заявлять, чего они заслуживают, а чего нет?

Я нахмурилась, задумываясь. Никогда не была особо близка с одногруппниками, но убеждение, что они не совершали ничего такого, чтобы заслужено стать чьей-то пищей было твердым.

— Я так и думал. Тогда тебе придется поверить мне на слово, я всегда тщательно выбираю себе еду.

— Что это значит?

— Всего лишь то, что каждый получил по заслугам.

— И даже я? Почему я, Данил? Чем же я это все заслужила? — как только мысли сформировались в слова и прозвучали вслух, тут же усомнилась в правильности высказывания.

Я убила собственного ребенка, сдала, как лишнее зерно в урожайный год. Разве не заслужила наказания?

— Я не планировал, чтобы ты ехала с нами, — как-то скомкано проговорил Данил и нервным жестом пригладил волосы. — Сопротивлялся этой тяге к тебе до последнего. Думал, что после периода жажды, выиграю еще полгода, чтобы решить, верю ли я в эти сказки про истинную связь и нужно ли оно мне вообще. Но ты разрушила все мои благие намерения держаться подальше, придя в тот вечер к метро. Так, что можно сказать ты сама решила свою судьбу, сама решила с кем тебе быть и какой быть. Я лишь помог тебе пройти все испытания так, чтобы ты смирилась с мыслью, кем являешься.

— И кто же я, по-твоему, Данил?

— Ты такая же, как и я! Ты — Потрошитель.

— Я тебе не верю.

Это спокойствие и металл, что прозвучали в голосе, удивили саму меня не меньше, чем Данила. Наверное, он ожидал, что я начну истерить или вновь попытаюсь сбежать. Да, это было бы более логично и предсказуемо, чем сидеть, подтянув колени к груди, на диване. Если бы не странное оцепенение, что сковало мышцы, я непременно что-то такое и вытворила бы.

Все это время Данил благоразумно соблюдал между нами дистанцию. Меня раздражала и одновременно манила близость его тела. Просыпающиеся инстинкты, стоило Данилу переступить черту и дотронуться, поласкать мою кожу, были настолько сильными, что я не могла с ними совладать. А еще непривычными и пугающими. Подобные желания никогда ранее не посещали меня.

С Сергеем ни разу не испытывала наслаждения во время секса. После потери девственности во мне словно щелкнул выключатель. Каждый раз во время сексуальной близости с Сергеем, я подсознательно ожидала боли, зажималась, становясь, точно натянутая тетива от лука. Это его злило и подталкивало удвоить напор и усилия по укрощению моего тела. Симулировать оргазм, чтобы облегчить себе жизнь и больше не сносить все мучения, ласки и наказания жениха, даже в голову не приходило. Симулянтка из меня всегда была еще хуже, чем лгунья.

Поэтому испытав настоящее наслаждение и вожделение, которое одолевало меня даже сейчас, испугалась до чертиков. О, да я просто не знала, как справиться с этими проклятыми эмоциями, что бушевали во мне словно цунами! Бороться с собой оказалось еще тяжелее, чем бороться со всем миром. Изматывало.

И когда Данил не стал сокращать между нами расстояние, рассказывая немыслимые вещи, впервые за последнее время я была ему по-настоящему благодарна. Испытывать собственную выдержку на прочность совершенно не хотелось.

Все эти внутренние бои настолько истощили меня, что на внешнее проявление эмоций, казалось, не хватало сил. Я видела насколько сильно мой ровный, почти безэмоциональный тон голоса встревожил Данила. И вместо того, чтобы и дальше благоразумно выдерживать метры между нами, он непозволительно приблизился, присев рядом и положив ладонь на мою спину.

— Ты можешь не верить, девочка моя, — его теплое дыхание осело на моей коже. Отчего тело тут же предало, послав по позвоночнику колкие мурашки предвкушения. — Но твое отрицание не изменит того факта, что это правда.

Данил переместил руку с участка между моими лопатками, откинул волосы со спины, и, наклонившись, проложил влажную дорожку поцелуев по шее. Я вздрогнула, от ноющей боли, возникшей внизу живота. Внутри меня все трепетало и жаждало продолжения. Видимо, не встретив должного сопротивления, Данил обнаглел еще больше, накрыв второй рукой мою грудь и сжав сосок между пальцами. От этого простого движения в животе прострелила молния.

— Я не верю тебе. Перестань. Не трогай, — хрипло протестовала я. — Отпусти.

— Этого не будет, Марта. Больше никогда.

Не прерывая поцелуев и нежных поглаживаний, Данил протянул мне мобильник с включенной камерой для селфи.

— Смотри и убедишься сама.

Я отнеслась с недоверием к его предложению. Точно вместо мобильного телефона он мог мне сунуть в руки бомбу замедленного действия.

— Смелее, — кивнул он, словно пытался меня подбодрить.

Необходимость в ободрении и возможность его тебе предоставить, можно ожидать только от близкого человека. Коим Данил мне совершенно не приходился. Слегка тряхнув головой, чтобы убрать романтическую дурь, что уже успела пробраться в мои мысли, я решительно потянулась к мобилке.

Ничего не понимая, заглянула в дисплей, тут же решив, что техника решила сыграть со мной злую шутку.

Сказать, что я почувствовала ужас от того, что увидела, — это ничего не сказать.

Ощущение было сродни тому, точно под ногами разверзлась земля, а я камнем лечу прямо в пропасть. Зловещий ад.

То, что на меня смотрело затравленными глазами с экрана телефона, было не мной. Не Мартой Тумановой, нет.

После длительного пребывания на этом проклятущем острове, я, конечно, не ожидала увидеть в отражении красотку, которой никогда и не являлась, но к подобному откровенно не была готова.