Жданов
Шрифт:
Глава 23.
ГОЛОД
В декабре 1941 года небывало сильные морозы фактически уничтожили водоснабжение оставшегося без отопления города. Без воды остались хлебозаводы — на один день и без того скудная блокадная пайка превратилась в горсть муки. Вспоминает Алексей Беззубов, в то время начальник химико-технологического отдела расположенного в Ленинграде Всесоюзного НИИ витаминной промышленности и консультант санитарного управления Ленинградского фронта, разработчик производства витаминов для борьбы с цингой в блокадном Ленинграде: «Зима 1941/42 года была особенно тяжёлой. Ударили небывало жестокие морозы, замёрзли все водопроводы, и без воды остались хлебозаводы. В первый же день, когда вместо хлеба выдали муку, меня и начальника хлебопекарной промышленности Н.А. Смирнова вызвали в Смольный… А.А. Жданов, узнав о муке, просил немедленно к нему зайти. В его кабинете на подоконнике
Неожиданно выход предложил адмирал Балтийского флота В.Ф. Трибуц, находившийся в кабинете. На Неве стояли подводные лодки, вмёрзшие в лёд. Но река промёрзла не до дна. Сделали проруби и по рукавам насосами подлодок стали качать воду на хлебозаводы, расположенные на берегу Невы. Через пять часов после нашего разговора четыре завода дали хлеб. На остальных фабриках рыли колодцы, добираясь до артезианской воды…» {405}
Примером организационной деятельности Жданова в блокаду является и такой специфический орган, созданный Ленинградским горкомом ВКП(б), как Комиссия по рассмотрению и реализации оборонных предложений и изобретений, — на нужды обороны был мобилизован весь интеллект ленинградцев, и рассматривались, просеивались всевозможные предложения, способные принести хоть малейшую пользу осаждённому городу. Академик Абрам Фёдорович Иоффе, выпускник Санкт-Петербургского технологического института, «отец советской физики» (учитель П.Л. Капицы, И.В. Курчатова, Л.Д. Ландау, Ю.Б. Харитона), писал: «Нигде, никогда я не видел таких стремительных темпов перехода научных идей в практику, как в Ленинграде в первые месяцы войны» {406} . Из подручных материалов изобреталось и тут же создавалось практически всё — от витаминов из хвои до взрывчатки на основе глины. А в декабре 1942 года Жданову представили опытные образцы доработанного в Ленинграде пистолета-пулемёта Судаева, ППС, — в блокадном городе на Сестрорецком заводе впервые в СССР начали производство этого лучшего пистолета-пулемёта Второй мировой войны.
Городским властям во главе со Ждановым пришлось решать массу самых разных проблем, жизненно важных для спасения города и его населения. Так, для защиты от бомбардировок и постоянного артиллерийского обстрела в Ленинграде было сооружено свыше четырёх тысяч бомбоубежищ, способных принять 800 тысяч человек (стоит оценить эти масштабы). Решалась сложная задача предотвращения эпидемий, этих извечных и неизбежных спутников голода и городских осад. Именно по инициативе Жданова в городе были созданы специальные бытовые отряды. Усилиями властей Ленинграда, даже в условиях значительного разрушения коммунального хозяйства, вспышки эпидемий были предотвращены — а ведь в осаждённом городе с неработающими водопроводом и канализацией это могло стать опасностью не менее страшной и смертоносной, чем голод. Об этой задавленной в зародыше угрозе, о спасённых от эпидемий десятках и сотнях тысяч жизней обличители прошлого почему-то не вспоминают.
Зато любят «вспоминать», как Жданов «обжирался» в городе, умиравшем от голода. Тут в ход идут самые феерические байки, обильными тиражами наплодившиеся ещё в «перестроечном» угаре. И уже третий десяток лет привычно повторяется развесистая клюква, как Жданов, дабы спастись от ожирения в блокадном Ленинграде, играл в лаун-теннис (видимо, диванным разоблачителям очень уж нравится импортное словечко «лаун»), как ел из хрустальных ваз пирожные «Буше» и объедался персиками, специально доставленными самолётом из партизанских краёв. Безусловно, все партизанские края СССР просто утопали в персиках…
Впрочем, у персиков есть не менее сладкая альтернатива — так Евгений Водолазкин в «Новой газете» накануне Дня Победы, 8 мая 2009 года, написал о городе «с нечеловечески страдающими людьми», с «Андреем Ждановым во главе, получавшим спецрейсами ананасы». Показательно, что доктор филологических наук Водолазкин не раз с явным увлечением и смаком повторяет про эти «ананасы» в целом ряде своих публикаций {407} . Повторяет, конечно же не потрудившись привести ни малейшего доказательства, так — мимоходом, ради красного словца. Поскольку заросли ананасов в воюющем СССР не просматриваются, остаётся предположить, что, по версии Водолазкина, данный фрукт специально для Жданова доставлялся по ленд-лизу… Проявим справедливость к уязвлённому ананасами доктору филологических наук и заметим, что он далеко не единственный, скорее, типичный распространитель подобных откровений.
К сожалению, все эти байки, из года в год повторяемые легковесными журналистами и «десталинизаторами», разоблачаются только в специализированных исторических публикациях. Но их мизерным тиражам сложно конкурировать с жёлтой прессой…
Попробуем рассмотреть быт нашего героя в годы блокады на основе доступных фактов и свидетельств очевидцев. Вот что рассказывает В.И. Демидов в сборнике «Блокада рассекреченная»: «Известно, что в Смольном во время блокады вроде бы никто от голода не умер, хотя дистрофия и голодные обмороки случались и там. С другой стороны, по свидетельству сотрудников обслуги, хорошо знавших быт
верхов (я опросил официантку, двух медсестёр, нескольких помощников членов военсовета, адъютантов и т. п.), Жданов отличался неприхотливостью: "каша гречневая и щи кислые — верх удовольствия". Что касается "сообщений печати", хотя мы и договорились не ввязываться в полемику с моими коллегами, — недели не хватит. Все они рассыпаются при малейшем соприкосновении с фактами. "Корки от апельсинов" обнаружили будто бы на помойке многоквартирного дома, где якобы жительствовал Жданов (этот "факт" — из финского фильма "Жданов — протеже Сталина"). Но вы же знаете, Жданов жил в Ленинграде в огороженном глухим забором — вместе с "помойкой" — особняке, в блокаду свои пять-шесть, как у всех, часов сна проводил в маленькой комнате отдыха за кабинетом, крайне редко — во флигеле во дворе Смольного. И "блины" ему личный шофёр (ещё один "факт" из печати, из "Огонька") не мог возить: во флигеле жил и личный ждановский повар, "принятый" им ещё от С.М. Кирова, "дядя Коля" Щенников…» {408}Оператор располагавшегося во время войны в Смольном центрального узла связи Михаил Нейштадт вспоминал: «Честно скажу, никаких банкетов я не видел. Один раз при мне, как и при других связистах, верхушка отмечала 7 ноября всю ночь напролёт. Были там и главком артиллерии Воронов, и расстрелянный впоследствии секретарь горкома Кузнецов. К ним в комнату мимо нас носили тарелки с бутербродами, солдат никто не угощал, да мы и не были в обиде… Но каких-то там излишеств не помню. Жданов, когда приходил, первым делом сверял расход продуктов. Учёт был строжайший. Поэтому все эти разговоры о "праздниках живота" больше домыслы, нежели правда… Жданов был первым секретарём обкома и горкома партии, осуществлявшим всё политическое руководство. Я запомнил его как человека, достаточно щепетильного во всём, что касалось материальных вопросов» {409} .
Ставший после войны известнейшим ленинградским журналистом Михаил Хононович Нейштадт спустя 60 лет даёт и своё личное мнение о нашем герое: «Жданов был высококультурный и эрудированный человек. Сталин советовался со Ждановым: "Андрей Александрович, а как вы считаете?.." Но говорил Жданов очень длинно, путано» {410} . Последнее суждение, вероятно, родилось на фоне лаконичного и чёткого Сталина, немым свидетелем переговоров которого со Ждановым в годы блокады ежедневно являлся связист Нейштадт. Это, кстати, не первое свидетельство очевидца о склонности нашего героя к затянутым фразам.
Даниил Натанович Альшиц (Аль), коренной петербуржец, доктор исторических наук, выпускник, а затем профессор истфака ЛГУ, рядовой Ленинградского народного ополчения в 1941 году, пишет в недавно вышедшей книге: «…По меньшей мере смешно звучат постоянно повторяемые упрёки в адрес руководителей обороны Ленинграда: ленинградцы-де голодали, а то и умирали от голода, а начальники в Смольном ели досыта, "обжирались". Упражнения в создании сенсационных "разоблачений" на эту тему доходят порой до полного абсурда. Так, например, утверждают, что Жданов объедался сдобными булочками. Не могло такого быть. У Жданова был диабет и никаких сдобных булочек он не поедал… Мне приходилось читать и такое бредовое утверждение — будто в голодную зиму в Смольном расстреляли шесть поваров за то, что подали начальству холодные булочки. Бездарность этой выдумки достаточно очевидна. Во-первых, повара не подают булочек. Во-вторых, почему в том, что булочки успели остыть, виноваты целых шесть поваров? Всё это явно бред воспалённого соответствующей тенденцией воображения» {411} .
Как вспоминала одна из двух дежурных официанток Военного совета Ленинградского фронта Анна Страхова, во второй декаде ноября 1941 года Жданов вызвал её и установил жёстко фиксированную урезанную норму расхода продуктов для всех членов Военсовета (командующему М.С. Хозину, себе, А.А. Кузнецову, Т.Ф. Штыкову, Н.В. Соловьёву): «Теперь будет так…» {412}
Участник боёв на Невском пятачке командир 86-й стрелковой дивизии (бывшей 4-й Ленинградской дивизии народного ополчения) полковник А.М. Андреев упоминает в мемуарах, как осенью 1941 года после совещания в Смольном видел в руках Жданова небольшой чёрный кисет с тесёмкой, в котором член политбюро и первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) носил полагавшийся ему пайковый хлеб — хлебная пайка выдавалась руководству несколько раз в неделю на два-три дня вперёд {413} .
Конечно, это были не 125 граммов, полагавшихся иждивенцу в самый кризисный период блокадного снабжения, но, как видим, и пирожными с лаун-теннисом тут не пахнет. Разоблачители ждановских «персиков» и «ананасов» явно экстраполируют на то время собственные нравы. Предъявлять же руководству блокадного Ленинграда претензии в лучшем снабжении — значит предъявлять такие претензии и солдатам Ленфронта, питавшимся в окопах лучше горожан, или обвинять лётчиков и подводников, что их в блокаду кормили лучше рядовых пехотинцев. В блокадном городе всё без исключения, в том числе и действовавшая жёсткая иерархия норм снабжения, было подчинено целям обороны и выживания. Других разумных альтернатив, позволяющих выстоять, у города просто не было.