Ждать ли добрых вестей?
Шрифт:
— Так вышло, что сегодня утром я была в доме доктора Траппер, — сказала Луиза. — Я приходила к мистеру Трапперу по совершенно другому делу.
— Странное совпадение.
— И только, — отрезала Луиза. — Совпадение. Мистер Траппер сказал мне, что его жена уехала к тете, которая неважно себя чувствует.
— Да, я знаю, я же говорю, он и мне так сказал, но я ему не верю.
— Тетя — не вопрос веры, она не Санта-Клаус, она родственница. А не часть великого заговора с целью спрятать доктора Траппер.
— Никто не видел доктора Траппер. И не говорил с ней.
— Мистер Траппер видел и говорил.
— Это он так сказал.
Луиза тяжело вздохнула:
— Послушай,
— Достаньте телефон тети доктора Траппер, проверьте, все ли хорошо. Или пошлите к тете в Йоркшир кого-нибудь местного. Она в Хозе, в Хо-зе. Мне мистер Траппер не дает ни адреса, ни телефона, но вам-то должен дать.
— Хватит. — Луиза подняла руку, точно дорожный полицейский. — Успокойся. Ничего с доктором Траппер не случилось. Пошли в машину.
— Проверьте, существует ли эта тетя. Найдите мобильник доктора Траппер, он в доме, вы тогда увидите, правда ли тетя ей звонила.
— Машина. Сию секунду. Домой.
Девчонка сказала, что на месте железнодорожной катастрофы спасла человеку жизнь. Опять нафантазировала, разумеется. Надо было полицейского в форме к ней послать. Если б речь шла о ком другом, Луиза так и поступила бы, но она уже связана с Джоанной Траппер и теперь не могла от нее отделаться. Ее мадонна.
Может, я уеду. Сбегу на время. Муж на грани банкротства, ходит по темной стороне в компании сомнительных людей, брак, наверное, распадается, а Эндрю Декер вновь бродит по улицам. Ну еще бы не исчезнуть. Брак правда распадается или Луиза проецирует свои чувства на Джоанну Траппер?
Джоанна Траппер не рассказывала Реджи о том, что с ней случилось в детстве. Похоже, вообще никому не рассказывала, только мужу, а чужую тайну Луиза не выдаст. Это дело Джоанны Траппер — хранить секреты, и не Луизе их раскрывать.
— Я не хочу, чтобы Реджи знала, — сказала Джоанна Траппер. — Она расстроится. Люди иначе на тебя смотрят, когда узнают, что с тобой случилось ужасное. Им кажется, это и есть самое интересное в тебе.
Но это и есть самое интересное. Те, кто пережил катастрофу, всегда интересны. Они лицезрели немыслимое. Как Элисон Нидлер и ее дети.
— Это бремя несешь всю жизнь, — сказала Джоанна Траппер. — Не становится легче, не пропадает, и ты тащишь его до конца.
Луиза подумала о Джексоне — давным-давно его сестру убили, и теперь он остался единственным, кто ее знал. У Саманты такой проблемы нет. Даже забудь ее муж и сын, вещи будут помнить. Она жила — позабыта, но не исчезла, дух жены Патрика навеки сохраняли ее салфетки, вазочки и острые серебряные ножи для рыбы. Саманта — настоящая жена, Луиза — бледная самозванка.
Конечно, ей не нужно было ехать аж до Масселбурга и обратно в час пик.
— Вам же не по дороге, — сказала Реджи.
Луизе не по дороге, но плевать. Не из подлинной заботы о девочке — просто время потратить, избежать неотвратимого возвращения домой. Она весь день в дороге — ее личная хиджра, — и перспектива остановиться пугает. Не в силах торчать на одном месте, она полдня моталась то туда, то сюда, а еще полдня изобретала, куда бы ей поехать. (Прости, я опоздаю, дела навалились. Кто настоял, чтобы Бриджет с Тимом прогостили целых пять дней? Луиза настояла, вот кто.)
— А доктор Траппер — она какая? — спросила она Реджи Дич на подъезде к Масселбургу, и девочка сказала:
— Ну…
Похоже, Джоанна Траппер любит Шопена, Бет Нильсен Чэпмен, Эмили Дикинсон и Генри Джеймса, и у нее высочайший порог терпимости к «Твинисам». Еще она играет на фортепиано — «взаправду хорошо», по словам Реджи, — и повторяет вслед за Уильямом Моррисом, что не надо держать вещь в доме, если не уверен, что она полезна, и не считаешь, что она красива. Доктор Траппер любит кофе по утрам и чай после обеда, она поразительная сладкоежка и говорит, что это медицинский факт: у человека есть отдельный «желудок для пудинга», и поэтому, даже если трапеза обильна, всегда «найдется место десерту». Она не верит в Бога, ее любимая книга — «Маленькие женщины», [109]
потому что она про «девочек и женщин, которые открывают в себе силу», а ее любимый фильм — «La R`egie du jeu», [110] который она дала посмотреть Реджи, и Реджи он тоже очень понравился, хотя не так, как «Дети дороги», [111] это ее любимый фильм. Если доктору Траппер пришлось бы спасать три предмета из горящего дома, она бы спасла детку и собаку, а насчет третьей Реджи не уверена; Луиза предположила, что мистера Траппера, но Реджи сказала, что, наверное, он как-нибудь спасется сам. Знамо дело, прибавила Реджи, окажись она сама в горящем доме, доктор Траппер спасла бы ее.109
«Маленькие женщины» (Little Women, 1868–1869) — отчасти автобиографический роман американской писательницы Луизы Мэй Олкотт о жизни сестер Мег, Джо, Бет и Эми Марч.
110
«Правила игры» (фр.) — фильм (1939) французского кинорежиссера Жана Ренуара о сложностях любви в условиях, диктуемых правилами жизни в высшем свете.
111
«Дети дороги» (The Railway Children, 1970) — фильм британского режиссера Лайонела Джеффриса по одноименному роману (1905–1906) английской писательницы Эдит Несбит о троих детях, которые вместе с матерью живут в Йоркширских долинах и много времени проводят на железной дороге, где заводят дружбу с пассажирами и всячески им помогают.
И доктор Траппер любила детку. Габриэль — ну конечно, Габриэль, Габриэлла. Детку назвали в честь мертвой матери Джоанны Траппер. Луиза сначала не сообразила — видимо, потому, что ни Джоанна Траппер, ни Реджи Дич не называли его по имени. Для обеих он был «детка». Единственный, свет очей.
«Траппер и Дич» — что за ерунда? Дурной ситком семидесятых про детективов-любителей. Или «Дич и Траппер», торговцы дорогой сельской недвижимостью. Реджи. Реджина. Девочек по имени Реджина сейчас редко встретишь.
— Я нашла у того человека в кармане, — сказала девочка, застенчиво протягивая Луизе замызганную открытку.
— У какого человека? — спросила Луиза, неохотно беря открытку двумя пальцами. Как и деткино одеяло, открытка представляла биологическую опасность — грязь, кровь, и по ней словно табун лошадей пробежал.
— Которому я жизнь спасла.
А, у этого, подумала Луиза. У выдуманного человека. На открытке изображена какая-то Европа. Луиза сощурилась, пытаясь разглядеть, что там под слоем грязи.
— Брюгге, — сказала девочка. — Бельгия. На обороте имя и адрес. Я его не выдумала.
— Я и не говорю, что выдумала. — Луиза перевернула открытку и прочла послание. Прочла адрес и имя.
— Джексон Броуди, — с надеждой сказала девочка. — Только я не знаю, жив он или умер. Может, вы могли бы малко глянуть?
Луиза сунула ей открытку и сказала:
— У меня и так дел невпроворот.
Она не съехала с А1 на боковую трассу. Она не поехала домой — развернулась в Ньюкрейгхолле и направилась в больницу. Послушная овчарка откликнулась на зов пастуха.
Nada y pues nada
В Горги она не вернется, еще не хватало — вот и славно, что у нее есть ключи от дома мисс Макдональд. И хорошо, что Масселбург сейчас в центре внимания прессы. Вряд ли эти недоделанные терминаторы пойдут искать «мужика, которого Реджи зовут» на унылой улице мисс Макдональд, особенно когда там полиция кишмя кишит. Чем дальше сегодняшнее утро, тем менее вероятным казалось, что идиоты, которых Реджи про себя именовала Рыжим и Блондином, искали ее. Они искали Билли. Надо было дать им адрес в Инче, он ведь, очевидно, дал им ее адрес. Надо было отплатить добром за добро.