Ждать ли добрых вестей?

Наверное, доброволица, как посетители в тюрьме, которые навещают тех, кого некому больше навещать. (Видимо, навещать Джексона больше некому.) Может, ее армейские прислали — гуманитарная помощь.

— Вы бы истекли кровью до смерти, — сказала она.

Ее живо интересовала его кровь. В венах его текла кровь незнакомцев — это что-нибудь значит? У него больше нет иммунитета против кори? И есть предрасположенность к чему-нибудь еще? (К тому, что в крови.) В нем теперь чужие ДНК? С этим переливанием — сплошные вопросы. А девочка, — может, она тоже была донором? Да нет, слишком молода.

— Обескровлен, — произнесла она очень старательно.

— Ну да.

— Обескровлен, — повторила она. — Сангрия — от того же латинского корня, что «кровь». Кроваво-красное вино. Винно-чермное море. [132]

— Я тебя знаю? — спросил Джексон.

Ему вдруг пришло в голову, что, может, она тоже выжила в катастрофе. У нее ужасный синяк на лбу.

— Да не то чтобы. — (Яснее не стало.) — Вы будете тост? — спросила она, разглядывая неаппетитную еду, так и оставшуюся перед Джексоном.

132

Гомер. «Одиссея». Пер. В. Вересаева.

— Объедайся, — сказал он, подталкивая к ней поднос. — Мы раньше встречались? — не отступал он.

— В некотором роде, — сказала она, запихав тост в рот.

Головная боль, блаженно отступившая, когда он проснулся, запульсировала снова.

— Вы меня не помните, да? — спросила девочка.

— Прости, не помню. Я сейчас много чего не помню. Ты расскажешь или мне гадать? У меня сил маловато гадать.

— Вы бы и не угадали. Так и гадали бы до скончания веков. — Эта мысль ее, очевидно, порадовала. Она пожевала тост, тем самым выдержав драматическую паузу, и сказала: — Я вам жизнь спасла.

Я вам жизнь спасла. Что это значит? Он не понял.

— Как?

— Сделала искусственное дыхание, артерию прижала. Где поезд перевернулся. Под насыпью.

— Ты мне жизнь спасла, — повторил он.

— Да.

И он наконец понял.

— Ты тот человек, который спас мне жизнь.

— Да.

Она захихикала — уж больно медленно он соображает. Он разулыбался — никак не мог перестать. Как ни странно, он был благодарен, что жизнь ему спасла хихикающая девчонка, а не дородный профессионал.

— Они тоже что-то делали, — сказала она. — Но я вам сначала не дала умереть.

Она вдохнула в него жизнь — в буквальном смысле. Его дыхание — ее дыхание. И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою. [133] Тоже зубрежка из сумрачных подземелий его духовного прошлого.

Что ж ему сказать-то? Понадобилось время, но в конце концов до Джексона дошло.

— Спасибо, — сказал он. По-прежнему улыбаясь.

133

Быт. 2: 7.

— А хлопья? Вы будете есть хлопья?

— Поэтому, говоря строго, вы принадлежите мне.

— А? — Ее звали Реджи. Мужским именем.

— Вы мой невольник. — Слово «невольник» привело ее в восторг. — И обретете свободу лишь через возмещение.

— Возмещение?

— Если спасете жизнь мне. — Она улыбнулась ему, и мелкие ее черты просияли. — А до того я несу за вас ответственность.

— До чего?

— До того, как вы спасете мне жизнь. У индейцев так принято. Я в книжке читала.

— Книжки существенно перехвалены, — сказал Джексон. — Тебе сколько лет?

— Больше, чем на вид. Поверьте мне.

Как это — он ей принадлежит? Может, он все-таки заложил душу — не дьяволу, а этой смешной недорослой шотландке?

Доктор Фостер просунула голову в дверь, нахмурилась и сказала:

— Не выматывай его разговорами. Еще пять минут, и все, — прибавила она, предъявив ладонь, будто им надо пересчитать пальцы, чтоб выяснить, сколько это — пять. — Поняла меня? — с нажимом спросила она.

— Ну знамо дело, — ответила девочка. А Джексону сказала: — Мне все равно пора. Снаружи меня ждет собака. Я еще приду.

Джексон понял, что ему гораздо лучше. Он спасен. Он спасен, ему подарили будущее. Его собственное.

Когда у тебя есть будущее, две медсестры могут напасть на тебя, выдернуть катетер без всякой анестезии и даже без предупреждения, а потом вытащить тебя из постели, и ты в своей хлипкой больничной рубахе с голой спиной заковыляешь по коридору, где тебя станут понукать «стараться пописать» самостоятельно. Джексон и не догадывался, что такая простая физиологическая функция может быть так болезненна и так блаженна одновременно. Мочусь — следовательно, существую.

Отныне он на все будет смотреть по-другому. Режим возрождения наконец-то включился. Он стал новым Джексоном. Аллилуйя.

Доктор Фостер отправился в Глостер

— «В дороге под ливень попал. Ходил он по лужам, вернулся простужен и ездить туда перестал». Наверняка ей все время это цитируют.

— Кому?

— Доктору Фостер.

— Вот уж вряд ли, — сказал Джексон Броуди.

Она все-таки его нашла и теперь преданно несла вахту у его постели. Серый брат Реджи.

Как и старший детектив-инспектор Монро, доктор Фостер не поверила, когда Реджи сказала, что спасла Джексону Броуди жизнь.

— М-да? — саркастично переспросила доктор Фостер. — А я думала, мы в больнице его спасли. — Расспросы ее сердили. — Ты вообще кто? — в лоб спросила она. — Ты родственница? О его состоянии я могу говорить только с близкими родственниками.

Хороший вопрос. Кто она? Знаменитая Реджи, Реджина Дич, девочка-детектив, королева-девственница, потрепанная штормами предводительница храбрых сироток.

— Я его дочь Марли, — сказала Реджи.

Доктор Фостер нахмурилась. Она хмурилась, что бы ни говорила, и нередко хмурилась, ни слова не говоря. Зря она так — через несколько лет морщины появятся, надо же о себе подумать. Мамуля вечно беспокоилась из-за морщин. Одно время ложилась спать, подвязывая челюсть бинтами, — смахивала на жертву катастрофы.

— Он первым делом вспомнил тебя, — сказала доктор Фостер.

— Как приятно.

— Долго не сиди, ему нужно отдыхать.

Казалось бы, спроси удостоверение, доказательство того, что Реджи та, кем назвалась. Она же кем угодно может быть. Билли, например. Ну и хорошо, что она просто Реджи.