Железная маска (сборник)
Шрифт:
– Что случилось? – несказанно удивились Рауль и Лагир.
– Как вы думаете, где он находится в эту минуту? – спросил де Ноэ, и сам же ответил: – У ног герцогини Лотарингской, своего злейшего врага!
– Надеюсь, только для того, чтобы посмеяться над ней?
– Ничего подобного! Он даже не скрывает того, что боготворит ее…
– Ну, граф, это просто неуместное преувеличение! – вспыхнул Рауль. – Я повидал немало причудливых любовных связей при различных дворах, но чтобы король Наварры искренне полюбил герцогиню Монпансье, готовую выпустить из него по капле всю кровь!..
– Ах, Рауль, вскоре вы убедитесь еще и в
Рауль и Лагир обменялись многозначительными взглядами.
– Знаете что, Лагир, – усмехаясь, проговорил Рауль, – сдается мне, что оставлять барку под командованием нашего дорогого де Ноэ становится опасно. Он явно нездоров и бредит!
– Месье Рауль, – тут же возразил граф, – я не причисляю себя к тем, кто не понимает шуток, и всегда готов отплатить той же монетой. Но я готов поставить сотню пистолей [96] на то, что не пройдет и двух дней, как герцогиня пламенно полюбит нашего короля!
96
Пистоль – так в XVI в. французы называли испанские золотые монеты – дублоны, имевшие хождение по всему Французскому королевству. Пистоль содержал около 6, 5 г чистого золота.
– В конце концов, – хмыкнул Рауль, – у нее всегда было полным полно капризов и причуд!
– А я… я готов держать пари на эту сумму! – подхватил Лагир, который все еще не мог смириться с тем, что герцогиня способна полюбить кого-либо, кроме него самого.
– Ставлю полсотни на то, что наш король никогда не полюбит герцогиню по-настоящему! – добавил Рауль.
– Ваши ставки приняты, господа! – с комической серьезностью объявил де Ноэ.
Между тем Генрих Наваррский все еще пребывал у ног Анны Лотарингской.
Герцогиня с полным основанием считалась самым изощренным политиком своего времени в Европе, но прежде всего она была женщиной и, конечно же, не могла остаться равнодушной к чувствам столь мужественного и красивого человека, будь он хоть трижды ее врагом. К тому же Генрих в тот день буквально превзошел себя. Прежде ей не удавалось как следует присмотреться к правителю крохотной Наварры, но сейчас она с удивлением обнаружила, что он вовсе не похож на того грубого мужлана, одетого в домотканое сукно и пахнущего сапожной кожей и чесноком, – именно таким его изображали при европейских дворах. Осознав это, Анна пустила в ход весь арсенал непревзойденной кокетки.
– И скажу вам откровенно, моя прекрасная кузина, – продолжал начатую речь Генрих, – за всю мою жизнь мне довелось только дважды пожалеть о том, что я родился принцем! Впервые это случилось, когда мне было пятнадцать лет и я влюбился в очаровательную цветочницу Флеретту. Я хотел жениться на ней, но этому, разумеется, воспрепятствовала моя матушка…
– А второй раз, кузен?
– Это и есть второй раз!
Герцогиня, с улыбкой взглянув на Генриха, проговорила:
– Почему вы уверены, что высокое происхождение отдаляет вас от меня?
– Не только оно! Прежде всего нас разделяют политические интересы.
– Какие глупости! – с очаровательной кошачьей гримаской возразила Анна. – Не очень-то вы задумывались о политике, похищая меня!
– Для меня любовь на первом месте, кузина!
Герцогиня
расхохоталась так звонко, что этот смех был услышан даже на палубе.– Вам нужны доказательства? – пожал плечами Генрих.
– Разумеется!
– Смотрите: наше судно остановилось. На правом берегу в полумиле отсюда расположено селение…
– И что же?
– Прямо сейчас мы сойдем на берег и остановимся в единственной здешней гостинице. Немного передохнув, вы можете приказать заложить лошадей и преспокойно вернуться в Блуа. Никто не станет чинить вам препятствий. Тем самым я докажу вам, что вы вовсе не пленница.
– Кажется, вы забыли о том, что вы – король Наварры!
– Сейчас я помню лишь о том, что безумно влюблен! – ответил Генрих.
Анна промолчала, а затем задумчиво проговорила:
– Сейчас я еще не слишком тоскую по своей свободе. Поэтому продолжим наш путь!
Надеялся ли Генрих на подобный ответ? Был ли уверен в своем неотразимом обаянии? Это никому не известно. Вместе с тем он не выказал ни малейшего удивления и ограничился лаконичным ответом:
– Будет так, как угодно вам, кузина!
– Значит, вы в самом деле меня любите? – спросила Анна.
– Да, это несомненно!
– Вы, король Наварры и супруг Маргариты Валуа?
– Будет вам! Марго первой покинула меня после памятной ссоры в Ажене и вернулась в Париж. По отношению к ней моя совесть чиста!
– Но задумывались ли вы, кузен, о том, что наши семьи враждуют уже много лет. Мои братья…
– Не стоит об этом! – Генрих вновь припал к руке герцогини и продолжил: – Я хотел бы сделать вам два предложения – одно из области чувств, а другое – политического свойства!
– Пожалуй, начнем с последнего!
– Не стоит. Там все крайне запутанно, тогда как то, что связано с моими чувствами, весьма просто и ясно.
– Говорите же, кузен, я слушаю вас!
– Ваш брат, герцог де Гиз, остановился в королевском замке, но вы избрали своей резиденцией дом скромного горожанина, никак не подобающий вашему высокому званию. Из этого я рискую заключить, что вы не собирались официально присутствовать на заседании Генеральных Штатов.
– У меня имелись для этого веские основания!
– Превосходно! Как бы там ни было, но, повинуясь внезапному капризу, вы вдруг взяли и покинули Блуа…
– Не вполне по собственному желанию, право!
– Нет, кузина, такой взгляд на это событие мне не нравится! Не забывайте: только что я предлагал вам свободу, но вы…
– Вы совершенно правы. Продолжайте!
– Вскоре наше судно прибудет в Бретань. Там у меня масса друзей; ни король, ни лотарингские герцоги туда не дотянутся. В тех же краях обитает в собственном замке сьер д’Энтраг, надежный друг моего отца. Если вам будет угодно, мы с вами задержимся там на несколько дней, а моя команда поведет судно к намеченной цели.
– И что же это за цель?
– Гасконь, кузина. Барка спустится до Пенбефа и двинется дальше вдоль морского побережья.
– А мы с вами тем временем воспользуемся гостеприимством сьера д’Энтрага?
– Верно. Его замок расположен несколько ниже Ансени. Мы окажемся там завтра на рассвете.
– И что же дальше?
– Дальше? Господь всемогущий! Разве любовь не отыщет средство примирить наш род с вашим?
В то же мгновение с палубы донесся голос де Ноэ – граф призывал Генриха.