Железная маска (сборник)

– Что с Плачидо?

– Его песенка спета, – ответил Бруно, – зато нам на голову вот-вот свалится целый сонм дьяволов.

– Каких именно?

– Если не ошибаюсь, вскоре к нам пожалуют жандармы и солдаты из Мессины.

– Что вы собираетесь делать?

– Перебить как можно больше этих негодяев.

– А далее?

– Далее… подорвать крепость со всеми остальными и с собой в придачу.

Девицы заплакали и закричали.

– Али, – продолжал Паскуале, – отведи милых дам в подвал и дай им все, что они пожелают, за исключением свечей. Не то они, пожалуй, раньше времени взорвут наше убежище.

Бедные девушки упали на колени.

– Ну полно, – сказал Бруно, топнув ногой, – прошу слушаться.

Он произнес это таким устрашающим тоном, что девицы тут же вскочили и без единой жалобы последовали за Али.

– А теперь, командор, – заметил Бруно, когда дамы вышли, – погасите свечи и сядьте в угол, подальше от пуль. Музыканты прибыли, тарантелла начинается.

X

Несколько минут спустя вернулся Али, неся на плече четыре ружья одинакового калибра и корзину с патронами. Паскуале Бруно распахнул окна, чтобы достойно встретить врагов, откуда бы они ни появились. Али взял ружье и собрался встать у одного из окон.

– Нет, дитя мое, – с подлинно отеческой нежностью проговорил Паскуале, – нет, это мое дело, только мое. Я не хочу связывать тебя со своей судьбой, не хочу увлекать туда, куда иду сам. Ты молод, ничто еще не встало на твоем пути, ничто не мешает следовать своей судьбе. Верь мне, не сходи с тропинки, проторенной людьми.

– Отец, – прочувствованно ответил юноша, – почему ты не хочешь, чтобы я защищал тебя, как Лионна? Ты же знаешь, у меня нет никого, кроме тебя, и, если ты умрешь, я умру вместе с тобой.

– Нет, Али, нет, если я умру, после меня останется на земле некое тайное и страшное дело, которое я могу поручить только моему сыну. Мой сын должен жить, чтобы сделать то, что ему прикажет отец.

– Я повинуюсь, – кивнул Али, – ибо отец повелевает, а сын подчиняется.

И, нагнувшись, он поцеловал руку Паскуале.

– Неужели я ничем не могу тебе помочь, отец? – спросил он.

– Заряжай ружья, – ответил Бруно.

Али приступил к делу.

– А я? – донесся голос из угла, где сидел мальтиец.

– Вас, командор, я берегу для другого дела: вы станете моим парламентером.

В эту минуту Паскуале Бруно увидел, как блеснули ружья другого отряда, который спускался с горы к оливе, под которой лежало теперь уже только тело Плачидо. Стало ясно, что солдаты направляются к условленному месту встречи. Люди, шедшие впереди, наткнулись на труп, и весь отряд окружил покойника, которого невозможно было узнать – так обезобразили его чудовищные челюсти Лионны. Но Плачидо именно у этой оливы обещал ждать солдат, а нынче чей-то труп лежал именно там и ни единой другой души не было видно поблизости, вывод напрашивался сам собой: умерший и есть Плачидо. Солдаты поняли, что предательство обнаружено, а, следовательно, Бруно предупрежден. Они остановились, чтобы обсудить, как быть дальше. Паскуале, стоявшему в амбразуре окна, было видно каждое их движение.

В эту минуту из-за облака показалась луна, и свет ее упал на Бруно, кто-то из солдат заметил его и указал своим товарищам, по рядам прокатился крик: «Бандит, бандит!» – в ту же секунду грянул ружейный залп. Несколько пуль попало в стену, другие, прожужжав над головой Бруно, засели в потолочных балках. В ответ Паскуале выстрелил по очереди из четырех ружей, заряженных Али: четыре человека упали. Отряд, который был набран не из солдат регулярных войск, а из солдат, подобных национальным гвардейцам, поставленным на охрану дорог, видя, с какой быстротой смерть спешит к ним навстречу, дрогнул. Понадеявшись на предательство Плачидо, люди ожидали легкой победы, а вместо этого оказались перед необходимостью начать подлинную осаду.

В самом деле, стены маленькой крепости высоки, ее ворота прочны. У солдат же не оказалось ничего, чтобы взять ее приступом, – ни приставных лестниц, ни топоров. Конечно, можно было попытаться убить Паскуале в тот момент, когда он целился из окна, но для людей, убежденных в неуязвимости противника, успех такого выстрела был более чем сомнителен.

Одним словом, солдаты решили, что следует, не медля, отойти в безопасное место и обсудить положение, однако отряд отступил недостаточно быстро, и Паскуале Бруно успел послать вдогонку еще две смертоносные пули. Видя, что нападение с этой стороны на время отложено, Бруно перешел к окну, обращенному к деревне: ружейные выстрелы привлекли внимание первого отряда, и едва Паскуале появился в амбразуре окна, как был встречен градом пуль. Однако та же удача, граничащая с чудом, уберегла его от этого града: воистину, можно было подумать, что он и в самом деле заколдован. Зато ни один его выстрел не пропал даром – об этом Паскуале мог судить по донесшимся до него проклятиям.

Неудивительно, что с этим отрядом произошло то же, что и с предыдущим: он пришел в смятение, однако, вместо того, чтобы обратиться в бегство, солдаты выстроились у стен крепости – маневр, из-за которого Бруно мог стрелять по врагам лишь наполовину высунувшись из окна. Но, так как Паскуале счел бесполезным подвергать себя столь серьезной опасности, эта обоюдная осторожность привела лишь к тому, что на время огонь прекратился.

– Ну что, вы отделались от них? – спросил мальтиец. – Можем торжествовать победу?

– Нет еще, – отвечал Бруно. – Это всего лишь передышка. Должно быть, солдаты отправились в деревню за лестницами и топорами, и мы скоро услышим о них. Однако беспокоиться не следует, – продолжал он, – мы не останемся в долгу, они тоже о нас услышат… Али, принеси-ка бочонок с порохом. За ваше здоровье, командор!

– Что вы собираетесь делать с бочонком? – с явным беспокойством спросил мальтиец.

– Не стоящие внимания пустяки… однако вы увидите.

Али вернулся с бочонком в руках.

– А теперь, – сказал Бруно, – возьми бурав и просверли в бочонке отверстие.

Али повиновался с той покорностью, которая лучше всяких слов говорила о его преданности. Паскуале разорвал полотенце, надергал из него ниток, густо посыпал их порохом, заложил этот самодельный фитиль в бочонок и замазал отверстие влажным порохом, укрепив таким образом фитиль. Едва он закончил эти приготовления, как снизу донеслись удары топора: солдаты ломились в ворота крепости.

– Ну, разве я был неправ? – спросил Бруно.

Он подкатил бочонок к порогу комнаты, откуда начиналась лестница, спускавшаяся во двор, затем вернулся и взял из очага горящую еловую ветку.

– А… – протянул мальтиец, – начинаю понимать.

– Отец, – сказал Али, – солдаты вернулись, они поднимают лестницу.

Бруно подбежал к окну, из которого стрелял в первый раз, и увидел, что враги и в самом деле несут лестницу, без которой невозможно говорить об осаде. К тому же солдаты, устыдившись своего поспешного отступления, идут на приступ не без лихости.