Железнодорожница 2

— Понимаю, — согласилась я.

— Вы знаете, бывает, приходят на работу после института дети начальников. Но даже их сначала ставят на самую низшую ступень. И если они себя проявят, то будут шагать дальше. Сразу на высокую должность никого не ставят.

— Я поняла. И вовсе не претендую на высокую должность. Меня больше интересует, чем я буду заниматься.

— Для начала будете в основном работать с документацией, проверять правильность оформления договоров.

Я примерно поняла, что он имеет в виду. Такую работу не назовешь совсем уж неинтересной. И то хорошо.

— Так, а вот вы обмолвились, что дальнейшее продвижение зависит от того, как сотрудник себя проявит, — не унималась я со своими расспросами. — А у меня будет такая возможность?

Я подумала — раз уж я теперь работаю в Управлении, и это не обсуждается, то почему бы не задуматься о всяких возможностях?

— Ой, — опять вздохнул Виктор Николаевич, и его взгляд выражал, что ему некогда и он очень торопится, — такие вопросы вам лучше задать своему непосредственному начальнику, Петру Аркадьевичу.

Петр Аркадьевич? Прямо как деятель царских времен Столыпин.

— Ладно, — я улыбнулась и позволила начальнику кадров избавиться от моих назойливых расспросов, — пойдемте уже оформляться.

Мы вошли в тот самый соседний кабинет, где сидели те же самые дамочки, что и летом. Только тогда из приемника лился колокольчиком голос Сенчиной, а теперь детский хор исполнял «Я играю на гармошке».

При появлении начальника приемник сделали потише.

— Анна Николаевна, — Виктор Николаевич обратился к той самой поклоннице Пугачихи, — оформите переводом товарища Новосельцеву.

— Со следующего понедельника, — подсказала я.

— Да-да, конечно, — согласился Виктор Николаевич, указал мне на стул рядом со столом, где восседала полная женщина с лохматой прической, и стремительно вышел.

Я послушно уселась на стул. Анна Николаевна тем временем просмотрела мои бумаги, велела расписаться в нескольких местах. Потом сняла трубку одного из телефонных аппаратов.

— Пётр Аркадьевич, пришлите ко мне Садовскую.

Пока та шла, другая кадровичка положила передо мной направление на инструктаж:

— Пройдете перед началом работы.

Вскоре дверь открылась, и в кабинет вошла невысокая щуплая женщина на высоких каблуках с прической «боб». Она по-хозяйски придвинула стул и села рядом со мной.

— Люда, познакомься, это ваша новенькая, — Анна Николаевна кивнула в мою сторону, — отдадите ей проверку договоров со сторонними организациями и… и переписку с грузоотправителями.

— О-ох! — вскрикнула обладательница каблуков и «боба». И даже приложила руку туда, где сердце. — Четвергова не отдаст!

— Что значит не отдаст? — поморщилась Анна Николаевна. — У нее своей работы полно.

— Но она сказала, что со всем справится, — продолжала гнуть Садовская. — Она согласна на переработки.

— Ну какие переработки? — не сдавалась кадровичка. — Ни один сотрудник не может выдержать шестьдесят часов в неделю.

— А она сказала, что будет справляться. Она на этих переписках собаку съела.

— Нет, — решительно ответила Анна Николаевна, — все уже согласовано с руководством. И нагрузка в шестьдесят часов на одного человека невозможна. К тому же, любая проверка нас за это так нагреет!

Садовская с неприязнью скользнула по мне взглядом.

Ну вот, начинается в колхозе утро! Теперь мне обеспечена вражда с какой-то Четверговой, которую я еще в глаза не видела! А то и на пару с Садовской начнут козни строить. Чуяло мое сердце.

А может, пока не поздно, встать и уйти? Но куда мне идти, если все уже согласовано, решено и обсуждению не подлежит? И если я начну сейчас возмущаться, меня сочтут истеричкой, скандалисткой и вредным элементом.

— Так что, Люда, отведи товарища в ваш отдел и познакомь с коллективом и рабочим местом, — сухо сказала Анна Николаевна Садовской.

— А можно все это потом, когда уже на работу выйду? — взмолилась я. Очень уж хотелось оттянуть момент знакомства с Четверговой.

— Хорошо, до понедельника можете отдыхать и готовиться к работе, — сказали мне.

Я вышла на свежий воздух. Хотя свежим его можно было назвать лишь условно. Над городом парила августовская духота. Асфальт под палящими лучами солнца готов был начать плавиться. А я не в сарафане и босоножках, а в форме.

Огляделась по сторонам. ГУМ и порядочные магазины рядом, но что мне там делать? Зачем толкаться в очередях, если столько вещей привезено из Москвы? Сесть на автобус и прокатиться в «Альбатрос»? Но какой сейчас «Альбатрос», надо сначала чеки Лариске отдать. Хоть она и говорила, дескать, не надо отдавать, но я так не могу. Чеки — большая ценность даже для нее. Сходить к Лариске — ее дом недалеко отсюда, — но она сейчас на работе.

Так что поеду домой, хоть высплюсь и отдохну. И правильно я сделала, что набралась наглости и выторговала себе почти неделю перед выходом на новую должность. Все намеченные дела успею сделать.

Лавочки у доминошного стола оставались к этому часу единственным местом, куда падала тень от раскидистых акаций. Именно там и сидели завсегдатаи двора.

— Альбина, — дед поднялся с одной из лавочек и пошел мне навстречу. В одной руке у него была сетка с продуктами, в другой — дымящаяся папироса.

— А где Ритка? — спросила я.

— Как где? Ушла на музыку, еще утром.

— Ясно, — кивнула я, и мы пошли домой.

— Володька звонил, — сообщил дед, — звонит и спрашивает: «А вы что, уже приехали?».

— Надо было сказать: «Нет, не приехали. Мимо Ярославля проезжаем. А ты с автоответчиком разговариваешь».

— С кем? — переспросил дед.

— Да это я так.

Глядя на сетку с продуктами, я поняла, как же проголодалась. Сейчас вскипятим чайник, приготовим что-нибудь на скорую руку. А, может, уже есть в холодильнике что-то готовое…

Но дома я первым делом я отправилась в ванную. И поняла, что вовсе не беременна. Это была всего лишь задержка. Блин, день только начался, а такое чувство, будто уже закончился — драматическим аккордом. Столько разочарований за короткий отрезок времени. Словно сверкающий огнями поезд промчался мимо на всех парах, а я осталась стоять на пустынной холодной станции. Но ничего, — успокаивала я себя, — значит, пока не судьба. Всему свое время. Вот вернется Дима, и все у нас будет хорошо.