Железные Лавры

– А как же король франков Карл? – едва не хором обратились мы к ярлу за разъяснением, как они с Карлом собираются тащить в разные стороны великую корону.

– Ему новым императором мира быть, - нимало не сомневаясь, пророчествовал уже не бард, а сам ярл. – А после него вскоре – мне. У него есть дочь. Видение сонное было вот какое. На ней женюсь, Карл скончается, а трон – мне. То я додумал теперь, после сна – о смерти Карла. Видение было – только императорская дочь мне в жены.

– Точно ли императорская? – вдруг грустно засомневался бард.

Ярл пропустил его обидное сомнение мимо ушей. Замысел ярла Рёрика был прост и ясен, как умелый, сквозной бросок копья, но только – бросок во сне, где всё пронзается и умирает не взаправду, а чтобы родиться наяву.

В том сне ярлу привиделась искомой супругой некая статная белокурая красавица – по грядущим обстоятельствам, быть той красавицей надлежало дочери Карла, Ротруде, которую сам Карл когда-то сватал, да не слишком удачно, Константину, сыну нашей строгой царицы Ирины и злосчастному неудачному властителю, коего она, хоть и сына родного, ослепила в жажде повластвовать самолично и тем принести империи больше пользы.

– Постой, славный ярл,- едва не стоном отозвался бард Турвар Си Неус. – Кажется, и тут пел я по-другому. Вспомнить бы. Мёда больше нет, вот проклятие! О неком ином императорстве я пел, хоть пытайте.

Пришлось напрягать память мне, ибо сам ярл теперь только моргал веско и неторопливо.

– Иное ли, не иное – трудно сказать, - принялся я за толковое рассуждение, еще не зная, чем закончу его. – Помню сам вот что: вроде как, по словам твоей песни, суждено ярлу стать великим властителем земель огромных, однако неведомых. А земли обоих Римов все ведомы и поделены до последнего камня. Здесь – и загвоздка. А еще ты, славный певец Турвар Си Неус, пел про некие Железные Лавры. Вот они особо смутили графа, да и мне будут любопытны.

Никак в тот час бард не напоминал собой могучего колдуна и лесного, языческого пророка. А вот бродягу, забывшего после выпивки, с какой стороны света его принесло на постоялый двор, - в точности!

– Железные Лавры? – изумился он, подняв брови, и тряхнул слипшимися прямыми волосами. – Что за чудо? Совсем не помню, хоть железом жгите.

Потщился напомнить барду: где-то на севере ярлу Рёрику вроде бы да как суждено обрести те неведомые лавры с короной вкупе. Видно, там, в Гиперборее, они, лавровые рощи, дают железную листву, стойкую к морозам.

– Железная листва? Начинаю припоминать. – И бард снова приложил ко лбу глиняную кружку. – Не оружие ли такое чудесное, коим нетрудно завоевать полмира? Сдаётся, оружие, а как выглядит – слепому и тьма даром.

– И замок графа им можно разрушить? – шепотом вопросил я, вспомнив самые опасные слова песни, за кои, верно, и упекли под запор сразу обоих.

– Не разумею даже, к чему опять клонишь, жрец, - угрюмо воззрился на меня бард своими медовыми, но сейчас заледеневшими, как царский янтарь, глазами. – Распелся тогда совсем до беспамятства. Тебе надо было ударить меня раньше – узнали бы сейчас больше.

– К тому клоню, что ты выставил ярла свирепым разрушителем и поджигателем сего замка, хотя и – лососем, - не смог сдержаться и я без злой насмешки. – Такая дикая небылица, верно, и запутала графа, а нас пока спасла.

– Значит, подожжет и развалит, если я пел уже в беспамятстве, - вздохнув, пробормотал бард.

Ярл Рёрик и ухом не повел: видно, ему уже не раз доводилось оборачиваться лососем и сносить замки, принимая их за высокие речные пороги.

– Развалю и подожгу за подлую кражу Хлодура, - подтвердил ярл. – Сам развалится и загорится, как бывало.

– Вот и Хлодур помянут кстати, - ухватился я за новый силок смысла, спеша перебить опасные пророчества, дабы не потянулись они из приземистых окошек наружу едким дымом. – Сумеешь ли ты, славный бард Турвар Си Неус, каких больше нет, повторить прилюдно то чудо с мечом, сходящим со стены в руки ярла, по коей причине ярл и оказался здесь без своего верного меча? Сам граф тебя теперь моими устами о таком чуде просит ради высокого гостя.

– То помню! – с непостижимой для меня радостью подтвердил сам ярл Рёрик, и сивый взор его, наконец, прояснился до глубины закатного зимнего неба в самом его зените. – Пошел меч сам ко мне. Вот так – осенний лист с ясеня. Опять по твоей молитве, жрец, верно?

– Уж точно не по моей, - отмахнулся от того чуда, как от мелкого беса.

– То я так пел или же само так явилось в яви? – заискрился, как перед погребальным огнем, взор барда.

Рассказал ему, что видел сам и все гости во главе с графом и его семейством, а также еще раз поведал про то, чего ради потребно графу повторение чуда.

– Случается, сходят вещи со своих мест при моем пении, а иногда даже рассыпаются в прах, - изрек бард и оскалил свои темные зубы, словно имел привычку хватать и глотать те летучие предметы, пока не успели рассыпаться. – Хитрый граф. Далеко глядит и непосильное замышляет.

– Что бы он ни замышлял, а только нам остается обратить в свою же пользу все его ведомые и неведомые замыслы, иначе нам отсюда вовсе не выбраться живыми, - вот каково было мое прозрение, кое, по рассуждению, представилось всем троим самым многоценным. – А для этого дела необходимо противное движение замысла. Нас всех подозревал граф в сговоре, потом в нем разуверился и решил, что сюда нас, друг о друге не знавших, пригнал особый промысл ради его же, графа, пользы и выгоды. Вот граф даже святой образ, обретенный здесь, у моста, теперь к своему замыслу приспосабливает.

– Так ты сам нашел его? – большим сонным зверем встрепенулся ярл.

– Кто нашел, неизвестно, но графу принесли с плотины, - увильнул я, как невзначай наткнувшийся на того зверя заяц. – Я видел святой образ у графа.

– Раз видел сам, значит, и служба моя тебе кончилась, - напомнил мне ярл наш береговой договор.

Не успел раскаяться в своей болтливости, как меня стало обуревать сомнение: а вдруг и вправду святой образ явился здесь ради обращения графа и всего лангобардского народа в истинную веру. А уж наши беды при том явлении – вовсе не беды, а лишь оседание пепла наших земных судеб на мёрзлые травы. Того теплого пепла, что согрел напоследок наши души перед Судным Днём – и довольно.

– А нам ему навстречу остается как раз крепко сговориться и действовать сообща, - в точности завершил бард Турвар Си Неус мою начальную мысль, показавшуюся мне в конце лукавой, а в устах язычника и колдуна тем более.

Потом бард Турвар Си Неус продолжил вести дело так, как я бы сам продолжил, если бы внезапно не усомнился в источнике моих попыток скорее и всякой ценой спасти мою уже попорченную шкуру, а вовсе не целенькую пока, хоть и настёганную грехами душу. Не бесовским ли был тот шепот?