Железный Грааль

– А ты, Мерлин? – вдруг весело спросила она. – Какие ты видел приметы?

Я принял мрачный вид:

– Видел я мужчину, который выбился из сил, стараясь метнуть пять копий за время, какое нужно, чтоб крикнуть: «Лови!» И всякий раз, не справившись с этой задачей, он был осыпаем насмешками. Ужасное знамение!

Мунда встревожилась:

– И что это значит?

– Это значит, что твой братец учится быть вождем, – ответил я, – и дал волю рыжеволосой гарпии замучить до изнеможения все население лагеря.

Я ждал, что завтрашний день будет трудным, очень трудным. А замученный мужчина в моей шутке был я сам.

– Никакое это не знамение, – засмеялась Мунда, поймав мой смущенный взгляд и мгновенно ухватив намек. – Это необходимость.

– Ты, конечно, права. И кстати, тебе тоже следовало бы подготовиться к битве. Необходимость не выбирает возраста!

– Откуда ей знать! Но в молодом теле жилы крепче!

Она вдруг разбежалась, трижды перекувырнулась через упавшие стволы, перепрыгнула большой валун и приземлилась на руки, подняв головку, чтобы видеть меня. Так, стоя вверх ногами, она обратилась ко мне, подражая отцу:

– Такое умение полезно. Но полезнее всего – иметь ясное зрение. А твои глаза не просто видят, Мерлин. Так что, если Кимон потребует от тебя слишком многого по части приемов, пошли его ко мне.

– Ну, спасибо! Так я и сделаю!

И ты, если твой провидческий дар будет расти, окажешься на моем месте.

Она прыжком встала на ноги, оглянулась на берег, откуда смотрела на нее женщина в черном, потом отвернулась и первой побежала в лагерь.

На второе утро, в темный предрассветный час, нас поднял на ноги резкий звук бычьего рога, пронзительный и тяжеловесный. За ним зазвучал второй, третий. Долина вдруг ожила, загорелись факелы. Весь лагерь двинулся к верховьям ручья.

Никто не мучился головной болью: обошлись без пиршества, какое по обряду полагалось устраивать накануне боя. Не знаю, благоразумие было тому причиной или недостаток припасов. Отряды нашего маленького войска, которому предстояло отбить крепость, порознь готовились к этому дню. Каждый пробуждал воинственный дух, обращаясь к тайному покровителю своего клана или к воспоминаниям о предках. Обучение боевым приемам завершилось – я освоил два и был весь в синяках, зато сумел бы теперь перепрыгнуть через колесницу или на лету перехватить копье!

Войско в сорок два человека выстроилось по берегам ручья: тридцать мужчин и юношей, двенадцать крепких угрюмых женщин, все опираются на высокие овальные щиты, порой совсем новые, без украшений. Я стоял в общем ряду, сжимая ореховый посох, вырезанный мне в подарок Глашатаем Прошлого. Мы хором пели и скандировали, пока первые лучи солнца не прорезали стену леса на востоке.

Встречая долгожданное солнце, Киммен шагнул к ручью, опустил наземь свой щит и омыл его, плеснув пригоршню воды на серебряного оленя. Он повторил это три раза, а четвертую горсть выплеснул себе на правую руку – руку меча. За ним омыл свой щит Мунремур. Бронзовая фигура волка на его щите блеснула под струей, и глаза его словно вспыхнули живым светом.

Один за другим, в молчании, воины омывали щиты, таким образом в последний раз мысленно обращаясь к жизни – здесь ли или в Царстве Теней Героев. Когда же этот тщательно исполняемый обряд был завершен, все потянулись обратно, чтобы вооружиться для боя.

Каждый из них помнил, что, погибнув, мгновенно отправится в страну, духи которой, их собственные предки, были ныне их врагами.

После гибели Горгодумна вождем отряда стал Киммен, переживший двадцать четыре сражения, угнавший триста одиннадцать голов скота и повергнувший семерых героев без пролития крови. Он не просил звания вождя, но, как видно, женщины-старейшины, в особенности Заботница, обсудили достоинства каждого воина и сделали единственно возможный выбор.

Киммен был достаточно рассудителен, чтобы поставить Кимона по правую руку от себя, и достаточно благоразумен, чтобы понимать: по левую руку должен встать искусный боец. Он выбрал Катах, наставницу воинов. В Греции или в Иллирии такое решение вызвало бы мятеж. В пользу этих диких, затерянных в глуши кельтов скажу, что они безропотно приняли решение Киммена – и хорошо сделали: она одна стоила троих мужчин.

Щиты были омыты, затем все воинское снаряжение сложили в две повозки. Военный отряд молча двинулся из долины, начиная двухдневное путешествие к священной роще и Громовому холму.

Мы шли по древней земле, и места, по которым мы проходили, носили имена, данные им еще предками. Выйдя из долины, перешли перевал Молочных братьев, к югу от холма Подающей Знак, куда дважды в жизни приходили женщины-старейшины, чтобы открылись глаза их души. Вдоль мелкой речушки мы вышли в долину Лунного Оборота, где раз в девятнадцать лет псы и зайцы оборачиваются людьми. Затем по равнине, названной Грохот Колесницы, где два героя одиннадцать лет бились и, не в силах одолеть друг друга, умерли. Направляя навстречу противнику грохочущие плетеные повозки, мы вышли к Нантосвельте, принесли реке кровавую жертву и снова повернули на восток, чтобы в сумерках скрыться в священной роще.

Здесь мы раскинули лагерь, дали отдых усталым животным и искупались в прохладной речной воде. За ночь собрали колесницы и скрыли их под ветвями вечнозеленых деревьев и гибкими лапами тиса. Выбрали возничих, и мне выпало стать одним из них. Мое новообретенное умение прыгать через колесницу убедило Киммена, что мне по силам совладать с парой коней и крутыми поворотами.

Мне полегчало, когда Дренда, отличный копейщик, согласился ехать на моей колеснице. Он знал, что попадет в руки недоучки, но счел, что меня все-таки хватит на то, чтобы довезти его до места, дать время спрыгнуть и вступить в битву, а самому отъехать и ждать в сторонке, пока он меня позовет.

– Тоже важное дело, – заверил он меня и добавил с ухмылкой: – Только будь добр, не вскакивай на дышло на всем скаку!

Я охотно обещал исполнить его просьбу.

Думаю, они просто не желали допускать меня до сражения, считая, что как боец я недорого стою, а в других отношениях слишком ценен.

Разместив колесницы и воинов, мы приготовились к битве.

Киммен вооружился первым. Он снял с железного шлема султан из волчьего хвоста и заменил его пучком перьев цапли, обычным в этой части земель гипербореев.

Тяжелые доспехи из бычьей шкуры он надел поверх льняной рубахи, чтобы не натереть кожу до кости. Шкура в четыре слоя прикрывала ему плечи и грудь, а на спине спускалась до поясницы. Закаленным во льду железным клинкам северян нужно было двадцать ударов, чтобы рассечь такую броню. Живот защищал широкий бронзовый пояс, горло – тонкая полоска железа вокруг шеи, а поверх полосатых красно-синих штанов спускался длинный передник из мягкой оленьей кожи. Серые козловые сапоги и поручи из черненой конской кожи завершали одеяние. Киммен откинул плащ за спину и прошелся перед нами с уверенным видом, призывая либо отбить крепость, либо заслужить честь беседовать с отцами и матерями в Ином Мире.