Железный поход. Том пятый. Дарго

С дальнего холма, где находилась ставка командующего, за движением с участием наблюдали: вон показались неприятельские значки конных татар, впереди которых ехала группа из пяти человек на белогривых скакунах с красными, синими и зелеными лоскутами на древках… Там замелькали черкески и папахи; передний завал окрасился дымами; туземные цепи рассыпались в скалах и вдоль опушек.

На кремнистом, безлесом взлобье холма, у шатра командующего, послышались оживленные восклицания и комментарии.

– Браво, литовцы! Славно идут орлы!

– А как держат строй, генерал! Quel charmant coup d'oeil! Char-rmant! C'est un vr-rai plaisir faire la guerre dans un aussi beau pays.⁴⁶

– Et surtout en bonne cоmpagnie, mon cher⁴⁷, – улыбаясь в седеющие усы, приветливо кивнул графу Строганову полковник Вольф.

– Внимание! Внимание, господа!.. Сходятся! Сейчас начнется самое интересное!

– Дай Бог мужества нашим алкидам. Вот оно!.. Ах, как пошли а атаку! Voil`a comme el est⁴⁸, русский солдат!

* * *

– Татары-ы-ы!!

Этот накаленный напряжением ожидания возглас застрял в ушах, вернув Александра к действительности. Возглавляя отряд кавказских офицеров, сопровождавших пехоту, он, как и другие, по принятому обычаю был верхом, что в Кавказской войне бытовало причиною большой убыли офицеров, являвшихся лакомой мишенью для метких пуль горцев.

Впереди пышно расцвели белые дымки… Но тут же разноголосые выстрелы неприятеля заглушил дружный залп егерей. И только злой гуд пролетавшего мимо свинца напоминал наступавшим, что не все выстрелы были с их стороны.

Пехота с ружьями наперевес по приказу своих командиров рассыпалась в цепи, перешла на «беглый шаг»; артиллерийская прислуга, остановив четверки тягловых лошадей, сноровисто принялась разворачивать лафеты многопудовых орудий, когда к генералу Белявскому, командовавшему авангардом, подскакал начальник грузино-осетинской милиции князь Эристов Захарий и на всем марш-марше осадил оскаленного коня.

– Ващ-щ пр-рвасхадытэлства! – бросив пальцы к папахе, горячо сверкая глазами, выпалил он. – Пр-рыкажите пустыт кавалер-рию! Вах! Конный чачэн! – Грузинский князь, на красной цухе ⁴⁹ которого серебряным частоколом топорщились газыри, указал шашкой-кард на показавшихся из леса верховых горцев.

– В добрый час, князь! В помощь вам будет сводный эскадрон Главной квартиры! Дай вам Боже! Мы слуги Святой Троицы!

Вождь дружины поднял на дыбы рьяного, лягливого жеребца и во всю меть понесся к своим знаменам – знакам чести и славы кавказских христиан. Сквозь трескотню ружей, металлический визг картечи и шипенье конгривовых ракет до генерала Белявского донеслись торжественные звуки воинственной и суровой песни «Гергетула».

Стаккато трубача, вонзившееся серебряной стрелой в затянутое пороховыми дымами небо, послужило сигналом к атаке.

…Дондуков-Корсаков, задерживая дыхание в напряженном ожидании команды, счастливо вырвал из ножен саблю. Сталь ярко вспыхнула на солнце.

– Эскадро-о-он! – Клинок накренился вкось, замерев на миг над стоявшими торчком чуткими, точно вырезанными из белого фетра ушами коня. – За мно-о-о-ой!!

Земля содрогнулась и загудела под сотнями лошадей, хлынувших гривастым потоком в кровавую сечу.

Корсак горел лихорадкой схватки. Его белый конь с желтыми подпалинами на морде рвался чертом во весь опор, ляская зубами о трензеля⁵⁰, с каждой откинутой саженью приближаясь к летевшему навстречу врагу. Черный клин кавалерии горцев огласил ристалище пронзительным криком, над папахами хищно сверкнули голубым ливнем шашки.

Сквозь режущий свист в ушах Александр краем уха услышал частые хлопки выстрелов. Первая пуля злобной осой тягуче просвистела над его головой. Следом ее нагнал целый рой свинцовых подруг. Рядом чмокнуло. Дико зареготала лошадь. На миг обернувшись, князь выжег в памяти клеймо увиденного: английская кобыла флигель-адъютанта Лескова, вскинув окровавленную морду, со всего маху опрокинулась через голову, вырвав из стремян седока. Оглушенный Лесков даже не успел закрыть лицо руками. Его тут же растоптали копыта несущихся следом коней.

– Уо-о-о-ех-ех-ех!

– Аллах акбар!!

– Ур-ра-а-а-а!!

…Дондуков-Корсаков в слепящем сполохе разорвавшегося ядра выхватил из несущейся на него лавы перекошенное ненавистью лицо мюрида в чалме: оскаленный рот, налитые звериной лютостью глаза.

Сталь с оглушительным звоном вгрызлась в другую сталь, бешено застучала в смертельной сшибке, заскрежетала, высекая снопы искр. Раскаленный воздух огласился криками, воплями и ужасом вставшей на дыбы смерти. Все скрылось в заклубившихся столбах пыли – будто свет солнца померк и на землю сошла тьма. Отточенный булат разил плоть, вонзаясь в живое. Обезумевшие кони несли на своих взмыленных спинах порубанных седоков, волочили зависшие в стременах трупы.

Черкески, мундиры, папахи и каски, пики и сабли – все смешалось, слиплось в грязно-бордовый, рычащий проклятьями ком; раненых и убитых придавливали все новые тела – земля на глазах превращалась в копошащуюся, пульсирующую груду окровавленных тел. Под толчеей лошадиных копыт отовсюду тянулись руки; пальцы корежила агония, перекошенные рты рвал предсмертный хрип, и тот, кто срывался с седла в рычавшую, краснозубую киповень, уже не мог выбраться из этого ада.

…Полковник Дондуков-Корсаков не помнил, как вырвался из огня и дыма… Противник был смят неистовым напором Главной квартиры и мчался к лесу, опасаясь от сабель гвардейцев. Преследуя врага, рванувшаяся было стройной лавой кавалерия рассыпалась, дробясь и ломаясь. Передовые, в том числе Александр, спускаясь все далее в балку, оторвались от своих. Внезапно сквозь стекло слёз, надутых ветром, они увидели перед собою узкий лесистый хребет, где большак сужался до двух-трех сажен, едва позволяя пройти одному орудию. С обеих сторон дорогу затирали отвесные кручи; далее шел довольно крутой подъем, окаймленный непроходимым лесом и перерезанный расположенными амфитеатром огромными неприятельскими завалами. Все они были сложены из вековых деревьев, переплетенных сучьями, и укреплены насыпной землей и валунами.

Первый дюжий завал находился на спуске, за ним зияла просторная котловина, отделявшая эту защиту от последующих укреплений, таким же образом расположенных на подъеме Даргинской тропы.

Все завалы были забиты неприятелем; папахи горцев плотными рядами виднелись из-за увядшей листвы, и стволы винтовок мрачно мерцали между сучьями в ожидании своего часа.

Александр, сгорая от нетерпения, насилу дождался с товарищами, когда подтянутся основные силы. Однако разгоряченные сабельной рубкой гвардейцы имели непростительную глупость, не сходя с лошадей, с обнаженными клинками поскакать на завал впереди пехоты, как будто можно было перескочить эту преграду, – впрочем, некоторые горячие головы и перескочили.

По кавалерии, кроме убийственного, почти в упор, огня из атакуемого завала, ударили залпы мюридов из прочих стрелковых гнезд, господствующих над этой позицией.

Александр видел, как под перекрестным огнем рухнул с коня кирасир-знаменосец, и двуглавый имперский орел на поникшем полотнище сорвался с неба на землю. Его трижды подхватывали руки гвардейцев, и трижды он вновь падал, покуда древко изрешеченного знамени не подняли подоспевшие егеря.

– Ур-ра-а-а-а! – Литовцы вовремя поддержали захлебнувшуюся в крови атаку кавалерии.