Железный Ворон
Шрифт:
Сначала — ничего.
А потом… я почувствовал это. Лёгкое покалывание в пальцах, похожее на статическое электричество. Я открыл глаза.
И увидел.
Между моими пальцами, дрожа и переливаясь, висела одна-единственная, едва заметная, тусклая голубая нить. Она была тонкой, как паутинка, слабой, почти призрачной. Она просуществовала не больше секунды, неуверенно качнулась в воздухе… и погасла.
Но я её видел. Я её сделал.
И в тот же миг острая, режущая боль пронзила мою голову, а тело пробила такая волна слабости, что ноги подкосились. Я рухнул на колени, тяжело дыша,
Я кое-как дополз до кровати и завалился на неё, измотанный, но… счастливый. Это возможно. Я могу.
Именно в этот момент за дверью послышались размеренные, тяжёлые шаги. Они приближались.
Сердце пропустило удар. Шаги за дверью. Тяжёлые, уверенные, они несли в себе угрозу допроса, оценок и необходимости снова играть чужую роль.
Я напрягся. Весь детский восторг от первой магической искры мгновенно улетучился, сменившись знакомым ощущением загнанного зверя. Играть роль княжича — это дикий стресс. Мне совершенно не хотелось ни с кем разговаривать, особенно сейчас, когда я был полностью выжат и уязвим.
Не было времени даже думать. Я инстинктивно выбрал самый простой путь к спасению — бегство.
Я быстро, насколько позволяла слабость, перевернулся на бок, лицом к холодной, шершавой стене, натянул до подбородка колючее одеяло и замер, стараясь дышать ровно и глубоко, как спящий. Глаза я зажмурил так сильно, что перед ними поплыли цветные пятна. Главное — не выдать себя. Не шевелиться, не реагировать.
Ключ в замке повернулся со скрипом, который отдался у меня в голове набатом. Дверь отворилась.
Тяжёлые шаги вошли в комнату. Один человек. Я чувствовал его присутствие спиной. Он подошёл к кровати и остановился.
Наступила тишина. Тягучая, напряжённая. Я слышал только гудение магического шара и собственное сердце, которое, казалось, колотилось так громко, что его невозможно было не услышать. Прошла секунда, две, десять… Он просто стоял и молчал. Это молчание было хуже любых вопросов. Он ждёт? Он знает, что я не сплю?
— Я знаю, что вы не спите, княжич, — раздался низкий, спокойный мужской голос. Он был незнакомым, но в нём чувствовалась власть и уверенность. — Нянюшка Агриппина сообщила мне о вашем… странном поведении и частичной потере памяти. Я лекарь Матвеев.
Я не шелохнулся. Я продолжал изображать глубокий сон, вцепившись в эту роль, как в спасательный круг.
— Также я чувствую свежий всплеск эфира в палате, — продолжил лекарь тем же ровным, почти академическим тоном. — Очень слабый, хаотичный и опасный для вашего нынешнего состояния. Вы ослушались прямого приказа и практиковались.
Меня словно окатило ледяной водой. Он почувствовал. Он всё знает.
Лекарь вздохнул. Это был не раздражённый, а скорее усталый, печальный вздох.
— Княжич Алексей. Повернитесь, пожалуйста. Нам нужно поговорить. И я обещаю, у меня нет цели вас наказывать. У меня есть цель не дать вам умереть до Проверки.
Его голос не содержал угрозы. Скорее, констатацию факта. Он не уходил. Он терпеливо ждал. И я понимал, что лежать и дальше, притворяясь спящим, уже не просто глупо, а откровенно
по-детски. Стена, в которую я упирался взглядом, больше не казалась укрытием.Глава 3
Вот чёрт… кажется, он не отстанет…
Мысль была досадливой и обречённой. Мой жалкий маскарад провалился. Лежать дальше, игнорируя его, было бы просто по-детски глупо и выставило бы меня в ещё худшем свете.
С тяжёлым вздохом, который был наполовину настоящим, наполовину театральным, я медленно повернулся. Простыни зашуршали. Я не хотел смотреть ему в глаза, это казалось слишком сложным, слишком разоблачающим. Мой взгляд упёрся куда-то вбок, в серую стену, но комната была слишком маленькой, и фигура мужчины всё равно оказалась в поле зрения. Против воли глаза сами зацепились за него.
Он был высоким, лет сорока пяти, с уставшим, но умным лицом. Тёмные волосы с заметной проседью на висках были коротко острижены. Одет он был не в такую форму, как женщина, а в строгий тёмный халат из плотной ткани без всяких знаков отличия. Но самым примечательным в нём были глаза — очень светлые, почти серые, и невероятно пронзительные. Казалось, они смотрят не на тебя, а сквозь тебя. Именно он, судя по всему, и вытащил Алексея с того света.
— Здрасьте… — выдавил я из себя. Слово прозвучало тихо, хрипло и совершенно не по-княжески. Это было моё слово, слово Пети Сальникова, а не Алексея Воронцова.
Лекарь Матвеев слегка склонил голову, принимая моё «приветствие». В уголках его глаз пролегли тонкие морщинки. Он не улыбался, но выражение его лица чуть смягчилось.
— Доброго вечера, княжич. Рад видеть вас в сознании и… относительном здравии. Хотя ваш последний поступок ставит это «здравие» под большой вопрос.
Он сделал шаг вперёд, взял стул, который стоял у стены, и поставил его рядом с моей кроватью. Сел. Теперь мы были почти на одном уровне. Это немного снизило напряжение.
— Нянюшка Агриппина передала мне ваш разговор, — начал он спокойным, почти лекционным тоном. — Вы утверждаете, что не помните обстоятельств дуэли. Что не помните, какая Проверка вас ждёт. Что задаёте вопросы о том, не сон ли это. Это правда?
Он смотрел прямо на меня, и в его взгляде не было осуждения, только профессиональный интерес. Это был не допрос, а сбор анамнеза.
— А теперь я прихожу и чувствую остаточную эманацию от плетения, которое ваше тело сейчас просто не в состоянии выдержать. — Он сделал паузу. — Вы пытались сотворить что-то базовое, верно? Скорее всего, простую световую нить. И даже это вас чуть не подкосило.
Он не спрашивал. Он утверждал. И был абсолютно прав.
— Алексей, — его голос стал чуть мягче, — я не ваш наставник и не ректор. Моя работа — чинить то, что вы, студенты, с завидным упорством ломаете. В данном случае — ваше эфирное тело. И чтобы его починить, мне нужна правда. Что именно вы помните?
Он ждал ответа, терпеливо глядя на меня своими светлыми, всевидящими глазами. Сейчас от моего ответа зависело очень многое. Могу ли я ему доверять? Или он просто собирает информацию, чтобы доложить «отцу» или ректору о том, что отпрыск Воронцовых окончательно свихнулся?