Железный Ворон

— Вы задаёте самые правильные вопросы, княжич, — сказал он медленно. — Вопросы, которые большинство ваших сверстников перестали задавать ещё в детстве, начав воспринимать это как данность. Ваш разум, «очищенный» травмой, пытается заново построить картину мира. Это не глупость. Это — научный подход.

Он на мгновение задумался, как лучше продемонстрировать ответ.

— Доказательство? Хорошо. Есть простой способ. Вытяните левую руку, ладонью вверх. Расслабьтесь.

Я неуверенно протянул руку.

Лекарь поднял свою правую руку. Его пальцы ничего не излучали, на них не было никакого свечения. Он медленно, очень медленно, начал опускать свой указательный палец к центру моей ладони.

— Скажите мне, когда почувствуете что-то.

Его палец был ещё сантиметрах в десяти от моей кожи. Я ничего не чувствовал.

Семь сантиметров. Пять.

И вдруг, когда между его пальцем и моей кожей оставалось ещё добрых два-три сантиметра, я почувствовал это.

Это не было прикосновением. Это было… давление. Лёгкое, но отчётливое ощущение тепла и покалывания, словно мою ладонь толкнул невидимый, тёплый шарик. Я вздрогнул от неожиданности.

— Вот! — вырвалось у меня. — Сейчас!

— Вот это, княжич, и есть граница вашего эфирного тела, — спокойно сказал Матвеев, не убирая пальца. Я продолжал чувствовать это невидимое сопротивление. — У здорового человека оно выступает за пределы физического тела на два-три сантиметра. У сильных магов — на десятки сантиметров. У вас сейчас, после истощения, оно едва дотягивает до полутора. Оно тонкое и «рваное».

Он убрал руку, и ощущение тут же пропало.

— Это не воображение. Это — объективная реальность этого мира. Такая же, как гравитация или температура. Вы не видите воздух, но вы им дышите. Вы не видели своё эфирное тело, но оно у вас есть. И ваша задача сейчас — не пытаться его увидеть. А научиться его чувствовать. Так же, как вы только что почувствовали моё прикосновение к нему.

Он дал мне секунду, чтобы осознать произошедшее. Это было доказательство. Неопровержимое. То, чего требовал мой разум.

— А теперь, — его голос стал мягче, — закройте глаза. Снова вытяните руку. И попробуйте почувствовать эту границу сами. Не рукой, а своим внутренним вниманием. Проведите им по контуру своей кисти, на той самой дистанции, где только что было моё прикосновение. Найдите эту невидимую «кожу». Это и будет ваш холст для первого слоя «Кокона».

— Так, хорошо, — пробормотал я, всё ещё глядя на свою ладонь, где только что было это странное ощущение. — Поверю я в это ваше эфирное тело.

Слово «поверю» было ключевым. Я не понимал до конца, как это работает, но я получил доказательство и был готов принять это как рабочую аксиому.

Я снова закрыл глаза, вытянул левую руку и полностью сосредоточился. Я пытался воссоздать то ощущение, которое дал мне лекарь. Сначала — ничего. Просто темнота и ощущение собственной кожи. Но я не сдавался. Я направил всё своё внимание на пространство вокруг кисти, на тот самый зазор в полтора-два сантиметра.

И вдруг я почувствовал это. Едва уловимое, тонкое, как паутинка, но оно было там. Ощущение… присутствия. Окутывающее, как тёплый воздух. И тут меня осенило: я ведь и в прошлой, обычной жизни, чувствовал нечто похожее. Когда кто-то в транспорте подходил слишком близко, вторгаясь в то, что я называл «личным пространством». Это было оно! Только здесь это «пространство» было не просто психологическим, а вполне реальным, физическим.

Нужно начать плести нить вокруг этого ощущения, — мелькнула чёткая инструкция в голове. — Создать каркас, но так, чтобы этой своей «иглой» себя случайно не проткнуть.

Я вызвал в уме уже ставшую привычной голубую нить и начал первый, самый осторожный «наматывающий» виток вокруг своего воображаемого запястья. Я двигался медленно, постоянно «ощупывая» вниманием эту невидимую границу, стараясь держать нить на одинаковом расстоянии.

Отлично, — подумал я, когда первый виток лёг ровно. — Кажется, что-то получается.

Воодушевлённый успехом, я ускорил движение. Второй виток, третий… Я уже увереннее вёл нить вокруг ладони, потом вокруг пальцев. Концентрация была предельной. Первый слой, основа «Зеркала», начал обретать форму. Я так увлёкся процессом, что на мгновение потерял бдительность. Всего на долю секунды.

На одном из витков вокруг большого пальца моя мысленная «игла» дрогнула и соскользнула внутрь.

Я не успел ничего понять.

Острая, пронзающая боль, похожая на укол раскалённой иглой, ударила в сустав большого пальца. Но боль была не в кости, не в мясе. Она была глубже. Неправильная, чужеродная.

— АЙ!

Я вскрикнул, резко открывая глаза. Моё мысленное плетение тут же распалось на части. Я схватился правой рукой за левую. Палец дёргало, по нему словно пробегали судорожные электрические разряды. На физической коже не было ни следа, но фантомная боль была абсолютно реальной и мучительной.

Лекарь Матвеев даже не дёрнулся. Он смотрел на меня всё так же спокойно, как будто только этого и ждал.

— Вот, — произнёс он ровным голосом. — Теперь вы понимаете, почему это плетение опасно. Вы коснулись своего эфирного тела плетением. К счастью, это был всего лишь один укол и нить была слабой. Считайте это полезным уроком. Боль — лучший учитель.

Он подождал, пока первая, самая острая волна боли пройдёт.

— Отдышитесь, княжич. И попробуйте ещё раз. На этот раз ещё медленнее. Не думайте о скорости. Думайте только о контроле.

Я сидел, растирая ноющий палец, и тяжело дышал. Теперь я знал цену ошибки. И теперь задача стала не просто учебной, а совершенно реальной.

Так, понял. Тише едешь — дальше будешь, — эта старая, из прошлой жизни, поговорка сейчас была как никогда к месту.

— Хорошо, — выдохнул я, обращаясь скорее к себе, чем к лекарю.

Я снова закрыл глаза, но на этот раз во мне не было ни азарта, ни спешки. Только холодная, предельная концентрация.

Нужно просто привыкнуть, — сказал я себе. — Сродниться с этим ощущением границы, как с новым инструментом. А потом всё пойдёт как по маслу.

Я снова вытянул руку и нашёл своё «личное пространство». Я не спешил плести. Я просто несколько секунд «держал» его своим вниманием, привыкая, запоминая. А затем, очень медленно, начал вести нить.

Первый виток вокруг запястья. Я делал его мучительно долго, постоянно проверяя зазор, ощущая каждый миллиметр. Второй виток. Третий. Я полностью погрузился в процесс. Внешний мир перестал существовать. Была только моя воля, тонкая голубая нить и эта невидимая, но теперь такая реальная граница моего эфирного тела.

Это было похоже на самую тонкую работу, которую мне когда-либо приходилось делать. Сложнее, чем вырезать крошечную корону для шахматного короля или паять тончайший контакт на плате.

Виток за витком. Медленно, но верно, моя рука в воображении покрывалась серебристой плёнкой первого слоя. Запястье, ладонь, каждый палец по отдельности. Я двигался так осторожно, что почти не дышал.

И в какой-то момент я поймал ритм. Движение стало более уверенным, почти автоматическим. Я настолько увлёкся, что сам не заметил, как закончил последний виток вокруг кончика мизинца.