Железяка и Баламут

Дверь подъезда была распахнута настежь. Железяка высунул голову и осмотрел местность перед домом. Накрапывал дождь, ветер гнул тонкие деревца. Чисто. Он добежал с куклой до скамейки и быстро усадил ее. Волосы ее взметнулись под порывом ветра и закрыли лицо.

Железяка услышал, как рядом проехала и остановилась машина. Но не повернулся. Теперь он не спешил. Он думал о том, что за напасть превращает людей в цифровые картинки и автоматы. Почему это происходит? Или давно произошло? Почему призраки стали естественной частью повседневности? Или это весь мир стал призраком, собственной тенью?

– Стоять! Не двигаться! – в затылок ему уперлось что-то жесткое. – Руки за спину.

Но руки ему и без того уже завернули назад и сцепили наручниками. Ментов было двое. Один обыскивал Железяку, другой склонился над девушкой… то есть куклой.

– Отгулялась, – хмыкнув, констатировал он.

Железяка разволновался.

– Это совсем не то, что вы подумали. Вы все неправильно поняли… – Он осекся, потому что в это мгновенье мент с пистолетом в руке совершил нечто непостижимое. Он не целясь выстрелил в девушку… в куклу. На груди у нее сразу же расплылось темное на белом фоне пятно. Мент повернулся к Железяке и спросил с усмешкой:

– А так – правильно?

Железяка замотал головой, не отрывая глаз от пятна.

Ответа от него не требовали. Мент, что держал Железяку, развернул его и потащил к машине с мигалкой на крыше в полусотне метров от скамейки. Железяка, выворачивая шею назад, увидел, как второй подхватил куклу наперевес и пошел за ними.

Дождь полил сильнее. Менты торопились.

Во двор въехал крытый грузовик и остановился около ментовской машины. Из него, как картошка, посыпались парни в пятнистой форме спецназа.

Железяка закричал. Его тут же ткнули носом в землю, и следующие десять секунд он ничего не видел, кроме армейских ботинок, бегущих прямо на него. Потом кто-то поднял его на ноги и снял наручники. Железяка дико озирался. Бравые парни спецназа пинками заталкивали двух ментов в фургон. Куклы нигде не было. Все происходило в устрашающем безмолвии, только в небе начинало погромыхивать.

К Железяке подошел офицер спецназовцев, отдал честь и протянул руку.

– Благодарю. – Железяка смотрел на его руку, как идиот, потом сообразил сунуть в нее свою вялую, дрожащую ладонь.

– За что?

– Вы оказали нам большую помощь при задержании особо опасных преступников, маскировавшихся сотрудниками милиции.

– Да? – поразился Железяка.

Капитан кивнул.

– А теперь идите домой. Вам нужно обсохнуть, и советую выпить чего-нибудь. На вас лица нет. Как говорится, береги нервы смолоду. Еще раз благодарю за помощь.

Он резко повернулся и направился к машине лжементов. Железяка знал, что нужно что-то спросить, но не мог вспомнить что и в отупении смотрел вслед офицеру. Грузовик уже выезжал со двора.

Когда капитан садился в машину, Железяка вспомнил.

– А кукла? – крикнул он.

Офицер повернул к нему бесстрастное в свете фонарей лицо, и Железяке почудилось, что это тоже голова куклы.

– Какая кукла?

Железяка молчал.

– Идите домой. – Капитан махнул рукой. – Вам что-то показалось, так бывает в нервных ситуациях.

Он сел в машину и уехал.

Железяка знал, что ничего не может возразить на слова спецназовца. Как не может и согласиться с ними. Тем более что никакой помощи, особенно большой, в поимке фальшивых ментов он не оказывал.

Железяка постиг лишь одно: это больше, чем заговор.

Как в том кино, про Матрицу. Только хуже. Не потому что все это происходит на самом деле, а потому что «Матрица» дает сбои.

Only reality

…В другой раз был у меня один матерый человечище. Слова всякие умные знал. Я у него многого наслушался, ума-разума набрался. Жаль, не вынес он тяжести общения со мной, головой повредился и у ходоков в астрал за просветленного сошел. Срочную забраковку ему, конечно, пришлось организовать. Если б я мог, начал бы с ним по новой работать. Глядишь, и по-другому бы вышло. Ну да чего уж там. Так я чего хотел – слова он один раз интересные сказал. Про вот это вот, про одиночество людское. Что, мол, это вой смерти, смотрящей в глаза жизни. Красиво сказал. Я даже записать хотел, только никто ж меня грамоте не учил. Думают, котам грамота ни к чему. Обидно, знаете.

Так вот я и думаю: от этого одиночества две дороги идут – одна к смерти и всему мертвому, вторая к жизни и всему живому. Оно и в ту сторону и в другую направить может. И вот мой матерый человечище потопал по первой. До сих пор понять не могу почему. Какая деталька в нем сломалась? Откуда червяк внутри завелся? Нет, не понимаю.

А еще думается мне, что работа моя состоит как раз в том, чтоб поставить вас, лично вас, перед камушком: налево пойдешь – мертвечину найдешь, направо пойдешь – … А что вы там отыщете, если пойдете, это уже вам самим узнавать придется.

Но мне-то известно: мало таких, кто вправо идет. Все больше в другую сторону заворачивают.

Влечет к себе смерть род человеческий. Могильные черви внутри у людей копошатся.

Turboreal

Железяка понял, что настало время для последнего шанса. Всеми силами оттягивал он этот момент, но теперь отступать уже некуда.

Железяка решил идти к психиатру. Либо тот поставит ему мозги на место, либо… либо они вообще не нужны, в таком-то бедламе. Самый настоящий дурдом, эти ваши драные простыни, привидения-камикадзе и похищения расстрелянных кукол особо опасными бандитами.

Железяка пришел в клинику, узнал фамилию и номер кабинета принимающего врача, пристроился в очередь. Очередь была немаленькой – в этот день работал всего один доктор, а мозги вправлять требовалось многим.

Железяка чувствовал себя неуверенно и вздрагивал каждый раз, когда открывалась дверь кабинета и оттуда выходили психопаты, невротики, истерики, депрессивные и маниакальные личности. Конечно, Железяка не знал их диагнозов, но тут не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Правда, пациенты почему-то все сплошь были молодыми. Большинство так и вовсе подростки – с какими-то странными застывшими лицами, блуждающими взглядами, резкими или наоборот медлительными, как у оперных певцов, движениями. Многие были с родителями.

Железяка старался не смотреть на них и вообще пытался делать скучающий независимый вид, как будто ждал трамвая. Он хотел, чтобы трамвай скорее пришел и в то же время не хотел в него садиться. Ведь этот трамвай мог увезти его в маленький, желтый домик, где его собственные переживания и откровения утонут в море чужих видений, явлений и знамений. Такого градуса трансформации окружающей реальности, во много раз превышающего теперешний, Железяка страшился по-настоящему, как человек, уже знакомый, близко и непосредственно, с тем, что это такое – когда на глазах мутируют обычнейшие вещи и превращаются в неведомую пакость.