Желтый свитер Пикассо

Глава 9 Ассоциации

«Иди туда – не знаешь куда! Найдешь то – не знаешь что!» – Зотова бродила по залу галереи на Гоголевском бульваре и злилась. Мало того, что она терпеть не могла сюрреализм, так еще свой отгул потратила на посещение вернисажей! В отделе информации ей выдали справку, где указали три адреса. В одном художественном салоне выставка уже закрылась. По другому вернисажу Елена Петровна прослонялась четыре часа, «любуясь» на полотна авторов с однозначно серьезным сдвигом сознания, пытаясь вычислить виртуального возлюбленного мадемуазель Ланж. Бесполезно: на что она рассчитывала – непонятно. А в довершение всего в конце этого «чудесного» дня ей приходится созерцать лягушек со всеми их анатомическими подробностями! Дивные, однако, картины выбрал Клим Щедрин, чтобы сразить француженку, молодец! Впрочем, совсем не ради картин Клементия Конюхова майор Зотова сюда приехала. Другой художник привлек ее внимание: сюрреалист Константин Мазин, чья выставка должна была открыться в день приезда мадемуазель Ланж в этой галерее, но она так и не состоялась. Дату перенесли по каким-то причинам, и что это за причины, майор Зотова собиралась выяснить. Однако вразумительного ответа ей получить так и не удалось. В администрации ей выдали номер мобильного телефона художника, сообщили его паспортные данные и место регистрации. И что ей это давало? Ничего. Она эту информацию еще с утра знала, как знала реальные имена и фамилии всех прочих живописцев, которых сегодня просмотрела. Выходило, что приехала она зря. Вот и кончился ее отгул. Бездарно время провела. А запланировала отоспаться, на вещевой рынок съездить, кофточку себе приглядеть и босоножки удобные на лето… Ничего не успела, ноги только все истоптала! Зотова с тоской посмотрела на свою обувь: на левом ботинке порвался шнурок. Неудачно порвался: завязать его было невозможно. К счастью, ноги у нее отекли, ботинок не сваливался. До дома она доедет без проблем, стыдно только. Елена Петровна повздыхала еще какое-то время, взглянула напоследок на картины Константина Мазина и побрела к выходу. Радовало только одно: живописные полотна Мазина, в отличие от прочих кошмарных абстрактных шедевров, на которые ей довелось сегодня посмотреть, не вызвали у нее отторжения. Что хотел сказать художник своим творчеством, Елена Петровна понятия не имела, но почувствовала вдруг небольшой прилив энергии. И этой энергии должно было хватить, чтобы дойти до метро. Так и случилось. Бодрым шагом она ввалилась в двери подземки, но в вагоне поезда уснула. Прикрыла глаза, чтобы ни с кем не встречаться взглядом (уж больно ей не нравилось, как люди пялятся на ее ботинки), и провалилась в сон. Проснулась на конечной остановке от требовательного голоса работницы метрополитена. Зотова осоловело огляделась, перешла на другую сторону платформы и села в поезд, следующий в обратном направлении. Эк ее вернисажи уморили! Пора с этим делом кончать. И что ее понесло на выставки? Одурела совсем! Варламов ее с толку сбил своими сумасшедшими идеями. Пускай сам по вернисажам таскается, а она, как и прежде, будет аналитикой заниматься. Дело-то не стоит и выеденного яйца! Осталось дождаться отчета от оперов и выяснить – есть ли среди художников владельцы машин, которые выезжали в день приезда Мишель Ланж из аэропорта? Сидела бы дома и ждала. Нет, поперлась зачем-то на выставки! Дура старая!

Ругая себя на все лады, Елена Петровна добрела до дома и без сил рухнула на постель. Перед глазами стояли яркие сюрреалистические картинки, расчлененные лягушки, странные портреты, искаженные воображением художников, женщины с уродливыми лицами… Зотова раздраженно перевернулась на другой бок и положила на голову подушку. Совсем, видно, она рехнулась: все в мозгу перемешалось. Женщины с уродливыми лицами были совсем из другой оперы. Хотя убийца балерины Нонны Раевской и скрипачки Иваны Брегович в душе, похоже, тоже был авангардист… С лицами своих жертв такой «сюр» сотворил, что родственники опознали их лишь по одежде и украшениям. От собственных циничных ассоциаций Елену Петровну передернуло. Снова вспомнились картины Константина Мазина. Что-то не давало ей покоя, мешало уснуть. Измученная Елена Петровна проворочалась полночи в постели, ругая режиссера Варламова. Кого-то же нужно было ругать? Уснуть удалось лишь к четырем часам утра. Ей снилась Москва-река, холодная и мутная, девушка со скрипкой и изуродованным лицом… Скрипка… Светлые волосы, измазанные зеленой краской…

С утра она снова была в галерее и покрасневшими от недосыпа глазами внимательно разглядывала одно из живописных полотен сюрреалиста Константина Мазина, названное «Ноты души». Именно эта картина привлекала внимание следователя, но почему – Елена Петровна никак понять не могла. Ничего особенного там изображено не было: композиция напоминала натюрморт. От напряжения у Елены Петровны зарябило в глазах, разболелась голова, но картина не отпускала. Зотова отошла на несколько шагов назад, потерла глаза ладонями, снова взглянула на полотно и почувствовала, как холодная волна пробежала по позвоночнику. Издали картина выглядела иначе: изменила свою форму, словно трансформировалась, и Зотова увидела хрупкую девушку со светлыми волосами, чувственно ласкающую своими пальчиками скрипку…

– Мать честная! – охнула Елена Петровна и потянулась за телефоном.

* * *

Информации по делу двух убитых девушек: балерины Нонны Раевской и скрипачки Иваны Брегович было крайне мало. Зотова буквально по крупицам ее собирала, в папочку складывала, систематизировала, анализировала. Обе – молодые, привлекательные, принадлежащие к творческой среде. Обе из благополучных интеллигентных семей с хорошим достатком. Ивана Брегович вообще была самой настоящей аристократкой, современной представительницей австро-венгерской монархической династии. Обе пропали при загадочных обстоятельствах и были найдены в Москве-реке спустя некоторое время после своего исчезновения. Способ убийства и изуродованные лица жертв не оставляли сомнений – девушек убил один человек. Почвенный анализ микрочастиц с подошв их обуви свидетельствовал о том, что жертв перед смертью держали где-то в пригороде. Точное место утопления определить не удалось. На основе экспертизы илистых отложений и планктона с одежды убитых, анализа скорости течения и времени смерти криминалист вынес предположение, что трупы скинули в воду в районе ближнего Подмосковья, примерно в одном и том же квадрате. Также было установлено, что на волосах Иваны Брегович осталась масляная краска, но не строительная по составу, как предполагалось ранее, а художественная. Вот это и беспокоило Елену Петровну Зотову более всего. Из головы не шла странная картина Константина Мазина «Ноты души». Вспоминая собственную реакцию на живописное полотно и ощущение неприятного озноба, Елена Петровна ловила себя на мысли, что думает о девушке, изображенной на картине, в прошедшем времени, словно натурщицы уже нет в живых. От этой мысли холодело в душе. А вдруг на картине на самом деле изображена хорватская скрипачка Ивана Брегович? Что, если, разыскивая виртуального дружка Мишель Ланж, она таким немыслимым образом вышла на след убийцы и скрипачки, и балерины Раевской? Но это же невозможно! Невозможно, если, конечно, виртуальный Пикассо и маньяк – не один и тот же человек. Алевтина получила пригласительный билет на выставку художника – и пропала. Константин Мазин, чья выставка должна была состояться в день приезда Мишель, но так и не состоялась, вполне может оказаться Пикассо! От волнения Елена Петровна не заметила, как разгрызла напополам кончик своей шариковой ручки, и теперь стержень при письме выскакивал наружу. Испортила хорошую вещь, удобную, привычную, с грустью подумала следователь. Пришлось срочно искать новое «перо»: для беседы к ней должна была вот-вот явиться мать балерины Раевской.

– Ангелина Андреевна, простите, что я снова вас пригласила. Понимаю, как вам тяжело об этом говорить, но мне необходимо еще раз расспросить вас о дочери.

– Я понимаю, спрашивайте, – равнодушно согласилась женщина. В последний раз Зотова видела Ангелину Андреевну несколько месяцев назад, перед похоронами дочери. Тогда она еще держалась, вероятно, не осознав трагедии до конца. Сейчас на женщину было страшно смотреть: она высохла и стала похожа на старуху. Елена Петровна даже не сразу узнала ее.

– Вот и хорошо, голубушка, начнем тогда, что время тянуть, – мягко улыбнулась Елена Петровна. – Еще раз расскажите мне о Нонне. Чем жила, что любила, с кем встречалась?

– Я вам не голубушка, – сухо заметила Раевская. – Моя дочь жила балетом, ничего, кроме балета, ее не интересовало.

– Извините, – тоже сухо заметила Елена Петровна. – А кроме балета? Меня, допустим, тоже ничего, кроме работы, не интересует, сижу тут с утра до вечера, но люблю иногда, знаете ли, по вернисажам пройтись. Авангард, сюрреализм… люблю, знаете ли, подобную живопись… Уровень, опять же, повышается культурный. А прокурор любит бабочек. Он, знаете ли, их сам ловит сачком и сушит, – заговорщическим шепотом сообщила Елена Петровна, пытаясь немного расслабить собеседницу. Не вышло.

– Лучше бы прокурор преступников ловил, – проворчала Ангелина Андреевна. – Впрочем, я поняла, к чему вы ведете. Нет, Нонна ничем не увлекалась, кроме балета. С пяти лет – станок и ежедневный упорный труд. Я ей так и сказала: хочешь добиться славы – работай.

– А поклонники? Нонна, насколько я знаю, была привлекательной девушкой.

– Некогда ей было глупостями заниматься. Нет, шашни она ни с кем не заводила.

– Она могла скрывать от вас наличие кавалера.

– Не могла, дочь делилась со мной всем. Если бы кавалер существовал – то я узнала бы об этом первой.

– Хорошо, а поклонники ее таланта?

– И таких не было.

– Почему?

– Да потому что! О каком таланте вы вообще говорите? Вы видели, как Нонночка танцевала? Она же танцевала, как корова на льду! Только благодаря моим связям ее в Большой взяли. Я раньше в балетной школе хореографом работала. Скольких девочек звездами сделала, сейчас они главные партии танцуют. А она… Тянула ее, тянула… Плохо она танцевала, бездарно. Вся в отца пошла. Мать меня наставляла, чтобы я замуж за плебея не шла. Не послушалась. После поняла, какую ужасную ошибку совершила. Благо удалось уговорить Нонну взять мою фамилию, когда она паспорт получала. Хотя бы фамилия у девочки аристократическая была – Раевская!

– Отец Нонны тоже был танцором балета?

– Что? – Ангелина Андреевна непонимающе посмотрела на Зотову.

– Вы сказали, что Нонна пошла в отца, – напомнила следователь.

– Нет, отец Нонны был дрянным актером. Играл роли героев-любовников с пламенным взглядом революционного борца. А после спился, когда роли перестали предлагать. Обычная история! Я имела в виду, что Нонна не унаследовала врожденной аристократичности, гибкости – качеств, которые присущи всем женщинам рода Раевских. Голубой крови на ее долю не досталось. Личиком симпатичная получилась, а в остальном – копия папаши, неуклюжая, неповоротливая. Стыдно мне за нее было. Тянула ее, тянула, наставляла… Бесполезно.

Зотова слушала и страстно мечтала вышвырнуть эту женщину вон из кабинета. Ребенок в могиле, а она тут рассуждает, какую ошибку совершила, что родила девочку на свет не от того, понимаете ли, мужика! Совсем одурела баба. Тиранила дочь с утра до вечера. Нонна жила под постоянным контролем. Несомненно, девочка вела тайную жизнь, в которую мать не посвящала. При прошлых встречах Раевская вела себя сдержанно, информацию из нее клещами приходилось тянуть. Но сегодня Ангелина Андреевна наконец-то раскрылась перед Зотовой в полной мере. Впрочем, горе, написанное у Раевской на лице, боль, которой она словно пропиталась, не были поддельными. Лишившись дочери, Ангелина Андреевна получила освобождение от тяжкого бремени, но потеряла смысл жизни: так и не получилось у нее сделать из дочери известную балерину и избавиться от собственных комплексов. Злой комментарий вертелся у Елены Петровны на языке, но она вовремя себя осадила. Никакого права осуждать эту женщину у Елены Петровны не было.

– Найдите убийцу, – хмуро попросила Раевская. – Найдите, я ведь с дочерью даже проститься по-человечески не смогла.

– Мы пытаемся сделать все возможное. Скажите, Ангелина Андреевна… когда мы осматривали комнату Нонны, я видела компьютер. Мы тогда еще проверяли ее почтовый ящик, который оказался пуст.

– Естественно, пуст – с кем ей было переписываться? Я вообще возражала против этой покупки, к чему эти глупости? Но Нонночка меня не послушалась, настояла на своем. Провели Интернет. И что? Стоял потом гробом в комнате. Нонна компьютером почти не пользовалась, уставала, не высыпалась. Как придет домой, перекусит, умоется, поцелует меня – и тут же бежит в свою комнату, спать.