Желтый свитер Пикассо
Шрифт:
– Сложно упасть аккуратно, моя милая Роксана, когда за спиной стоит психопатка и упирает тебе клинок в спину, – печально вздохнул Константин.
– Ужасно! Я даже не успела понять, что произошло.
– Я тоже, – рассмеялся Мазин. – Стоял, курил на улице, тебя ждал. Ты не возвращаешься. Я чуть с ума не сошел от ревности. Через час не выдержал и пошел тебя забирать. Вошел в дом, и – хлоп! Рядом стоит хозяйка галереи, тычет мне ножом под ребро, глаза безумные, плащ этот… Привела меня к двери в подвал, открыла, пихнула вперед. Смотрю, лестница крутая. Думаю: была не была – сам сдохну, но и ей кости переломаю. Ухватился за ее плащ и рванул, мы и покатились. Вероятно, когда она падала, случайно воткнула себе
– Мой герой, – ласково сказала Мишель и погладила Константина по волосам: как же давно она об этом мечтала… – Не представляю, как я теперь продемонстрирую тебя своей тетке? Она невозможно привередливая, а я страстно хочу, чтобы ты ей понравился. – Мишель на мгновение задумалась. – Ладно, сейчас я расскажу тебе один секрет. Слушай и запоминай: моя тетка – лох!
– Лох? – Мазин закашлялся.
– Да, – таинственно сообщила Мишель. – Чтобы завоевать ее расположение, тебе придется купить ей в подарок бутылочку абсента. Она обожает абсент!
Эпилог
– Хочешь апельсин? – спросил Клим, бросив шкурку на асфальт.
– Неа, – отказался Клепа.
– Тогда пошли, – сказал Щедрин.
– Однозначно, – сказал Клепа, и друзья, обнявшись, проследовали к трамвайной остановке. – Это самое, я так и не понял: на фиг Мазин приехал в Москву?
– Это долгая история, – сказал Клим. – Его семья уехала на пмж в Штаты, когда Константину было 4 года. Отец Мазина оказался очень предприимчивым мужиком, трудоголиком и успешным бизнесменом. Начинал вроде как с торговли носками, но уже через пять лет владел сетью магазинов модной одежды в Нью-Йорке. Еще через пару лет основал инвестиционную компанию, во главе которой собирался поставить сына. Мазин же активно сопротивлялся подобной перспективе. С детства он проявлял интерес к живописи и мечтал стать художником. Но отец считал это блажью и, когда пришла пора выбирать сыну будущую профессию, вынудил Константина поступить в Гарвардский университет, на факультет бухучета и контроллинга. Мазин блестяще его закончил, стал помощником отца в компании, но свое увлечение не бросил. Отец бесился. Мать, напротив, всю жизнь сына поддерживала, втихаря от мужа учителей по живописи ему нанимала, видела в нем искру божью. Случилась трагедия, она тяжело заболела и вскоре умерла. Константин чуть не свихнулся от горя. С матерью они были очень близки. Отец тоже страдал, он обожал свою жену. Они переехали в Австралию, Мазин-старший перевел туда свой бизнес.
– Почему в Австралию? – спросил Меценат.
– Это было голубой мечтой матери. Она всегда хотела уехать в эту страну, купить виллу на берегу океана и играть на скрипке под шум прибоя. Мать Константина в юности была скрипачкой. Так вот, в Австралии Мазин познакомился с одним человеком, владельцем модной Сиднейской галереи. Они подружились, Мазин показал другу свои работы и тут же получил предложение выставить их в галерее. На открытие персональной выставки привалил весь местный бомонд. Через неделю все картины были распроданы. Мазин летал в облаках от счастья и сразу принял решение оставить бизнес и заняться творчеством всерьез, о чем прямо заявил отцу. Мазин-старший расхохотался ему в лицо и сказал, что картины его купили как сувениры, для забавы. Купили не потому, что картины хороши, а потому, что их написал сын одного из самых богатых бизнесменов Сиднея. Мазин, соответственно, выпал в осадок от подобного заявления.
– Бедняга, – посочувствовал Клепа.
– Ну, – кивнул Клим, сунул дольку апельсина в рот, прожевал и выплюнул косточку. – Слова отца не давали Константину покоя, он впал в депрессию, перестал спать по ночам, забросил живопись. И тут вдруг Константину стукнула в голову идея: поехать туда, где никто не знает, чей он сын. Начать свою творческую карьеру вроде как с нуля. Вот он и приехал в
Россию. С жильем помог друг – владелец той самой галереи, предложил Константину пожить в его доме в Подмосковье (сам он уже много лет в Сиднее живет и приезжает в Россию только на Рождество), разрешил пользоваться его машиной. Мазин выправил себе российское гражданство, приехал в Москву и стал ненавязчиво вливаться в местную творческую тусовку. Очень скоро он стал своим, его заметили и оценили в Союзе художников России, предложили организовать вернисаж. Открытие его персональной выставки должно было состояться в день приезда мадемуазель Ланж в Москву, но я Мазину случайно сдвинул дату, когда влез с твоими картинами. Сам понимаешь, я же не просто так влез…– Ну ясен перец! А зачем Мазин себе российское гражданство выправил? – удивился Клепа.
– Так проще: визу не нужно было получать, пришлось только купить московскую регистрацию, потому что друга в это время не было в Москве и в этом вопросе он помочь не смог. Теперь у Константина двойное гражданство и два паспорта: австралийский и российский. Все легально – не нужно на меня так смотреть.
– Да не смотрю я на тебя! Нужен ты мне больно, насмотрелся уже за 40 дней, – возмутился Клементий и хихикнул. – Не, ваще, удружил нам добрый доктор Рад, взял и в одну палату засунул!
– Это нам добрая девушка Мишель удружила – взяла и отправила в дурку. Ладно, что уж теперь… Во всяком случае, сотрясение мозга мне вылечили. И ребра, и почки, и печень… тоже не болят. Отдохнул, опять же, от проблем. Кредит пробил, мне Елизавета Павловна в качестве морального ущерба после знакомства с ее племянницей аж беспроцентный пообещала выдать. Правда, условие одно поставила: взять на работу в клуб в качестве менеджера какую-то официантку Катерину и поставить ей оклад просто нереальный. Что за Катерина? Хотя мне не жалко, зарплату этой женщине Елизавета Павловна собирается выплачивать сама. Лепота!
– Лепота, – согласился Клепа и зевнул. – Ну че, где твоя Алевтина?
– Скоро приедет, на съемках задержалась, наверное, – сказал Щедрин и сел на лавочку на остановке. – Кстати, Мамонов ей до сих пор простить не может, что она волосы отстригла, и постоянно твердит, что Аля сама на себя не похожа. У Алечки это заявление каждый раз вызывает приступ хохота.
Да, Аля скоро собирается в Париж на персональную выставку Мазина. Мишель пригласила. Я не поеду. Мне эти выставки в печенках сидят. А на их свадьбу, пожалуй, съезжу, – задумчиво добавил Клим и усмехнулся: – Как-никак, я в судьбе мадемуазель Ланж не последнюю роль сыграл, в прямом и переносном смысле.
К остановке подъехал трамвай.
– Покатил я, не буду ждать твою Алевтину, извиняй. Домой страсть как хочу попасть поскорее.
– Ну, бывай тогда, – сказал Клим и пожал Меценату руку. Клементий залез на подножку. – Кстати, Клепа, – окликнул его Щедрин, – дизайнер сказал, что твои лягушки будут смотреться в интерьере моего нового модного клуба просто шикарно. Но мне нужно еще несколько картин. На заказ сможешь нарисовать?
– Это самое – когда и сколько? – по-деловому поинтересовался Коняшкин.
– Срок даю два месяца, плачу по пятьсот за каждую. Чем больше нарисуешь, тем лучше.
– Э, так не пойдет, накинь малость, – подмигнул ему Клепа.
– Хорошо, шестьсот долларов, но это последняя цена! Одно условие: картины должны быть выполнены в одном стиле. Позвони мне, когда заказ будет готов.
– Позвоню, – гоготнул Меценат, махнул Климу рукой, и его лошадиная физиономия скрылась за закрытыми дверями трамвая.
До дома Меценат добрался быстро, вошел в свою комнату, надел бархатный халат, сел на раритетный бабкин диван и, с блаженством вытянув ноги, окинул взором помещение.
– Ну, че! – сказал он лениво. – Вылазьте, твари, хватит прятаться, я соскучился…