Желтый тайфун(Повесть и рассказы)

Как стальные опилки к магниту, слетелись к опрокинутому экипажу люди. С зарождающейся тревогой Кутанзо увидел, что здесь были только туземцы. Ни одного европейца не нашел он в толпе. Смерил глазами расстояние до мотоциклета и убедился, что пробраться к нему невозможно. Пестрая толпа сжала уже тесным, жаркодыщащим кольцом побледневшего Кутанзо и все еще лежащего на земле бонзу.

— Пустите! — произнес нетвердо француз.

Но живое кольцо не шелохнулось. Лишь сотни глаз под сдвинутыми в бесповоротной решимости бровями загорелись злым и торжествующим огоньком. Кутанзо понял и с тоской подумал: «Убьют! Какая глупая смерть…».

Высокий, худой старик, обвязанный по бедрам мохнатым полотенцем, выдвинулся из круга и подошел вплотную к французу. Скаля черные, подпиленные [12] зубы в злой, дергающейся гримасе, сказал, не скрывая угрозы:

— Долго вы, белые дьяволы, будете мучить нас. Ты оскорбил бонзу — и ты умрешь сейчас!

Кольцо сжималось все теснее и теснее…

— Попробую припугнуть их, — решил Кутунзо и сунул руку в карман, ища револьвер. Выдернул ее тотчас же, вспомнив, что револьвер в инструментальном ящике мотоциклета. Прижался к стене, ожидая первого удара.

12

Местный своеобразный обычай: подпиливать зубы для украшения.

Вдруг, словно по команде, кольцо разжалось и начало шириться, раздвигаться. Люди отступали задом, устремив глаза в одну точку. А там, где скрестились их взгляды, лежал на земле красный шелковый цветок, который Ляо-Ху вчера подарил французу. Кутанзо, ища револьвер, нечаянно выбросил его из кармана.

— Кох-бин! — загудела удивленно толпа. — У белого кох-бин!

Старик с подпиленными зубами снова подошел к Кутанзо.

— Где взял ты кох-бин? — спросил он, указывая на цветок.

— Мне подарили его Кай-Пангу и Ляо-Ху, — ответил француз — подарили за то, что я спас их вчера от полиции…

Старик от удивления растопырил пальцы и вдруг, обернувшись к толпе, крикнул что-то на незнакомом Кутанзо языке. И тотчас, словно стая мух от взмаха руки, разлетелась толпа.

— Иди с миром, брат. Я понял, что сегодня ты будешь на нашей стороне, — сказал ласково старик и, отвесив низкий поклон, тоже нырнул в соседний переулок.

Кутанзо поднял «кох-бин». С удивлением рассматривал этот цветок, спасший его от смерти…

Из — за угла вынырнула маленькая фигурка мальчика-китайчонка. Подбежав к французу, китайчонок крикнул, тяжело переводя дыхание.

— Господин, я давно ищу тебя. Бежим скорее…

— Куда? — удивился Кутанзо.

— Кай-Пангу и Ляо-Ху ждут тебя.

— А-а! — радостно вскрикнул француз. — А где они?

— Там, в роще «Пяти башен». Я покажу дорогу… Скорее!

— Садись, — показал Кутанзо на прицепную каретку.

Мотоцикл загудел мотором и, рванувшись как застоявшаяся лошадь, вылетел из переулка на широкую улицу.

9. Тайфун метет улицы Сайгона

Китайчонок махнул рукой прямо перед собой и, наклонившись к уху француза, крикнул:

— Вон роща «Пяти башен»! Они там!

Кутанзо увидел большой холм, похожий издали на лежащую женщину. На гребне холма, среди зелено-желтоватой листвы тутовой рощи, возвышались пять серых башен, пять чудесных, гордых тиар, украшенных волшебным каменным кружевом орнамента. Прямая, как стрела, аллея, усаженная кактусами и растрепанными метелками зонтичных растений, вела на вершину холма. Лишь только мотоцикл свернул на эту аллею, в уши Кутанзо больно ударил грохот орудийного выстрела. Китайчонок вскрикнул и, побледнев, уцепился испуганно ручонками за борт каретки. Не успело замолкнуть тяжелое, давящее эхо первого выстрела, как грохнул второй, третий, четвертый, а за ним лавиной обрушилась трескотня ружейных залпов.

«Началось, — подумал француз. — Тайфун уже метет улицы и площади столицы…»

Мотоцикл затормозил около большого каменного изваяния Сивы. Загадочное лицо идола нежно белело среди лиан, похожих на веревки повешенных. У подножия статуи виднелась небольшая кучка людей. Отдельно от всех, почти у края отвесного обрыва, которым кончался в этом месте холм, стоял Кай-Пангу. Сзади его вскарабкался на пень Ляо-Ху.

Увидав француза, Кай-Пангу подошел к нему и, протянув руку, сказал взволнованно:

— Благодарю тебя, брат мой! Ты не отказался быть с нами в этот тяжелый для нас день. Сегодня твое правдивое перо нужнее, чем десяток винтовок. Смотри внимательно, а затем расскажи всему миру все, что ты увидишь здесь сегодня.

Большие глаза Кай-Пангу были печальны и чуть тревожны.

Подойдя к Ляо-Ху, Кутанзо спросил тихо:

— Вождь чем-то обеспокоен? Это видно по его глазам…

Китаец подтянул строго губы:

— Да. Ты прав! Отряды гонгейских шахтеров и рыбаков Кат-ба задержались где-то в пути. Вождь уже послал начальникам этих отрядов ветки с привязанным к ним углем и птичьим пером…

— Зачем? Что это значит? — удивился Кутанзо.

— О, ты еще не знаешь наших обычаев, — ответил Ляо-Ху. — Это значит, что отряды должны идти так быстро, как если бы они ступали по горячим углям, и лететь как птицы, — закончил китаец, и насмешливые огоньки вспыхнули в глубине его зрачков. — Смотри, — показал Ляо-Ху вниз, на Сайгон — шолонская беднота уже дерется с угнетателями, и для нас дорога каждая винтовка…

С одного взгляда Кутанзо убедился, что лучшего места для руководства боем нельзя было найти. Роща «Пяти башен» была одной из высших точек Сайгона. Благодаря изумительной ясности воздуха, Кутанзо не понадобился даже бинокль. Простой, невооруженный глаз легко разбирался во всех деталях.

Центром города была большая овальная, мощеная известняком площадь. К ней сходились три главные улицы — Вееров, Жемчуга и улица Жофра. Все остальные, более мелкие, улицы и переулки вплетались в эти главные городские артерии. Кутанзо ясно видел на этих улицах баррикады повстанцев. Сооруженные наспех, из каких-то ящиков, спиленных телеграфных столбов, выломанных дверей, куч песку и мелкого щебня, баррикады были низки, и укрываться за ними можно было лишь лежа. Любая лошадь легко могла бы взять эти пустяковые баррикады.

Повстанцы рвались к центру города, к овальной площади, где были расположены дворец генерал-губернатора, телеграф и цитадель. Овладеть площадью, а главное цитаделью, означало овладеть всем городом. Но выход на площадь плотно закупорили другие баррикады, над гребнем которых изредка поднималось высокое кепи иностранного легионера и мелькали бело-голубые мундиры аннамитских стрелков.

Кутанзо перевел взгляд влево. Блестящим под солнцем зеркалом раскинулся рейд; Сайгонская пристань, обычно закутанная густой вонючей завесой дыма, теперь была мертва и безжизненна. Все суда панически удрали из Сайгона вниз, к морю. Лишь одиноко белела речная канонерка, повернув в сторону города широкую пасть 150-миллиметрового орудия.