Жемчуг покойницы

Потом-то некоторые пытались найти сокровище, а именно жемчужное ожерелье Сычихи. Но так ничего и не нашли. А Сергеича маленько попинали, чтоб не брехал.

Портрет

В каморке дядюшки Имантса было грязно и душно. Пахло лежалым хламом и сырым деревом. С тех пор как старьевщик похоронил жену, его жилище с каждым днем становилось все запущеннее.

Имантс сидел за столом, в кресле с лоснящимися от времени подлокотниками, и изучал багет для картины, которую так удачно купил сегодня недалеко от квартала Ремесленников. Наконец, он, похоже, выбрал то, что нужно! Имантс встал из-за стола, подошел к старинному, изъеденному древесным жучком комоду и достал само полотно – оно было скручено трубочкой.

У окна старьевщик развернул картину и, достав двумя пальцами из нагрудного кармана видавшую виды лупу, принялся разглядывать через нее портрет. Следовало определить, в каком он состоянии и не нуждается ли в реставрации. Имантс нутром чувствовал, что эта вещь не простая – а раз так, то непременно приведет его к богатству. Смастерив для нее достойную рамку, он сможет выгодно продать картину и на вырученные деньги отправиться в Вентспилс, к родственникам покойной жены, навсегда завязав со своим ремеслом. Уж сколько лет он скупает, чинит и перепродает старые вещи – не вспомнить! А недалеко от Вентспилса можно на выгодных условиях получить клочок земли. Хоть и в дюнах, но… Имантса манило море и страшило одиночество. Он станет рыбаком – как брат жены Маркус.

Лупа скользила по краям картины. На морщинистом лице Имантса была довольная улыбка – картина была в превосходном состоянии. Наконец, лупа выхватила из центра полотна лицо вельможи. Сквозь толщу стекла на старьевщика смотрели огромные, внимательные глаза. Живые! Имантс выронил лупу и тряхнул головой, пытаясь прогнать видение. Боясь снова посмотреть в лицо изображенного на картине, он плюнул себе под ноги и хотел уже свернуть ее обратно, как вдруг…

– Ты, Имантс, сын Мартиньша, не так глуп, чтобы не использовать свой шанс, – услышал он тихий голос.

– Кто здесь? Арнис, ты? – старик повернулся к двери, хотя прекрасно знал, что это не Арнис, не кто-либо другой из его соседей.

Послышался тихий вздох. Старик посмотрел на картину. Вельможа словно приблизился из темноты и смотрел ему прямо в душу.

– Так чего ты хочешь, Имантс? Я все могу, чего ни попроси!

Старик был напуган, но корыстолюбие побороло страх:

– Хочу быть богатым!

– Изволь! – громко выдохнуло Имантсу в ухо – так, что он на секунду оглох.

От неожиданности он попятился и задел напольную вазу, которую не мог продать уже два года! Издав глухой звук, ваза рассыпалась, и взору изумленного старика предстало ее второе, толстое дно. Старик отложил картину и лупу и дрожащими руками открыл крышку этого своеобразного круглого ларца.

– Святой Петр! – только и смог он сказать, погрузив заскорузлые пальцы с грязными ногтями в алмазы, жемчуга и изумруды, цена которых намного превышала представление старьевщика о богатстве.

– Ну? – спросил голос, дав старику возможность убедиться в том, что сокровища настоящие. – Ты доволен?

– Да! Да! Здесь хватит… хватит на все. Ималда! Жаль, ты не видишь этой красоты! – хрипло отозвался старик, помянув жену-покойницу.

– Ималда? – на старика повеяло холодом. – Будет тебе жена. Молодая и в сто крат краше твоей старой, больной Ималды.

– Но я не хочу. Мне нужна моя Ималда!

Повисло молчание. Имантс начал было бояться, что все это сон и сокровища его сейчас растают. Он вглядывался в человека на портрете – но тот был нем. Глаза, правда, все еще поражали необыкновенной реалистичностью, но все же они были выписаны на холсте искусным живописцем.

Старьевщик свернул картину, убрал обратно в украшенное древесным жучком чрево комода и, кряхтя, принялся убирать черепки, оставшиеся от вазы. Чудесную коробку с сокровищами он обернул тряпьем и бережно убрал под кровать. Хотел было заняться изготовлением обрамления для портрета, но руки не слушались – все еще ощущая прохладу драгоценных камней.

…Женщина, у которой Имантс купил портрет, была пришлой: это было видно по замызганной дорожной глиной одежде и стоптанной до дыр обуви. Только сейчас Имантс понял, что не нужда заставила ее продать картину. Она хотела от нее избавиться. Опытный глаз старьевщика сразу определил, что эта женщина не нищенка. Кожа ее была не обветрена, как у большинства женщин, населяющих ремесленный квартал, а также рыбацких жен. Руки ее были нежны и ухожены, что выдавало в ней весьма обеспеченную особу. Но он, словно пес, почуяв выгодную сделку, не придал этому несоответствию ни малейшего значения.

Мнимая нищенка, не торгуясь, отдала картину за смехотворную цену – и старьевщик так обрадовался, что не стал утруждать себя размышлениями. Еще утром он, насвистывая, катил вперед свою тележку и благодарил судьбу за удачу. А теперь ему многое стало понятно.

Имантс вышел на свежий воздух и сел у дверей своей лавчонки. Было самое начало осени, и обычно он выставлял стол с различными предметами для продажи на улицу. Сегодня он решил этого не делать. Зачем? Ведь он теперь сказочно богат и может себе позволить просто греться в ласковых лучах сентябрьского солнца.

В этот день ничего странного с Имантсом не произошло – все было как обычно: вечером заглянул сосед Арнис – принес с собой бочонок пива. В дом приглашать Имантс его не стал, вынес на улицу еще один трехногий, но прочный табурет, стол, две глиняных кружки и даже предложил соседу табаку, хотя сам не курил.

Арнис, наливая из бочонка янтарное, душистое пиво, умудрялся курить трубку и отпускать нескромные шуточки по поводу молодых горожанок, совершающих вечерний моцион. Лавка старьевщика находилась на мощеной улочке, недалеко от ратуши, и чаще всего девицы шарахались от Имантса как от клопа – что безмерно веселило вечно краснолицего Арниса.

Имантсу очень хотелось поделиться с кем-нибудь своей тайной – но он молчал, медленно тянул свое пиво и лишь изредка кивал Арнису, не особо вслушиваясь в его хмельную болтовню.

Когда фонарщики залязгали своими лестницами, Арнис ушел. Имантс испытал облегчение и, залпом допив свою кружку, всего третью за вечер, отправился спать, оставив и табуреты, и стол, и даже кружки на улице.

Закрыв дверь, он тут же полез под кровать – проверить, на месте ли сокровище. Оказалось, да. Переливается призрачным светом – завораживает красотой огранки камней и гладкостью и благородной формой крупных жемчужин.

Имантс взял одну, подержал в руке. Он вспомнил, как Ималда на собственную свадьбу испросила у своей матери ожерелье неблагородного, речного жемчуга да янтарную брошь.

Как светилось от счастья ее лицо! Имантс сжал жемчужину и подумал было отдать ее в церковь, чтобы святые отцы поминали его бедную Ималду каждый день. Потом вдруг передумал и положил обратно.

Он еще какое-то время полюбовался игрой камней и наконец закрыл коробку. Задвинул под кровать и завалил тряпьем. Из-под тряпок послышался характерный писк. Мышь. Имантс поморщился, но не стал ничего предпринимать – просто повернулся к стене и заснул.