Жемчуг покойницы
Шрифт:
– Наполни и мой бокал. Я уже десять минут как здесь.
Имантс обернулся, но никого не увидел. Не было нужды проверять ни под кроватью, ни в закутке у умывальника. Имантс просто налил вина в бокал, а затем стал наблюдать, как из тяжелого воздуха напротив него материализуется гость.
Это был он – вельможа с портрета. Как он и ожидал. Точь-в-точь – пожалуй, только слегка старше. Гость между тем преподнес к губам свой бокал и, делая глоток, проник сквозь зрачки Имантса прямо ему в душу.
– Ну? – глухо произнес он. – Да или нет?
– Я должен подумать, – медленно сказал старьевщик.
– Это не ответ.
Повисла гробовая тишина. Имантс слишком долго позволил себе смотреть на незнакомца и почувствовал опять, как ухудшилось зрение.
– Я согласен дать ответ только после того, как ты вернешь мне Ималду. Иначе я просто сочту, что ты обманываешь меня.
Гость долго и внимательно изучал лицо Имантса.
– Хорошо! Будь по-твоему! Я не зря просил тебя накрыть ужин на две персоны. Здесь есть все для тебя и твоей драгоценной супруги. Ималда!
Он хлопнул в ладоши и исчез. Лишь легкий сквозняк скользнул по лицу старьевщика.
Почти сразу Имантс услышал, как в замке зашевелился ключ. Он набрал в легкие воздуха и боялся выдохнуть. А что если вельможный гость обманул его – и дверь откроет разложившийся за три года труп?!
В комнату вошла женщина. Она скинула капюшон, и Имантс узнал Ималду. Она была совсем как до болезни, даже ещё краше.
– Имантс! – женщина бросилась к нему навстречу, раскинув руки.
– Ималда?!
– Дорогой, как я скучала!
Она взяла его лицо в ладони и совсем как во вчерашнем сне начала покрывать его лицо горячими поцелуями. Имантс отстранил ее, жадно вглядываясь в ее лицо. Нет. Это не может быть она – Ималда никогда не стала бы так бурно выражать свои чувства. Хотя – кто знает, что ей пришлось пережить там, за гробом?!
Он налил гостье вина – она выпила, не отрывая от него горящих глаз. Он взял ее руку в свою и нащупал шрам – между средним и указательным пальцем, – у Ималды был такой. Значит, действительно она.
Но что-то смущало Имантса, удерживало его от того, чтобы броситься в объятия жены. И, наконец, он понял, что именно. Ее поведение. Соблазнительные позы, которые она принимала, ее смех, с запрокинутой назад головой… А эти горящие лихорадочным блеском глаза!
Имантс налил себе вина и взял кусок копченого мяса. Часы на ратуше пробили два ночи. Ималда смотрела на него и улыбалась.
– Я тут решил… – прокашлялся Имантс, – решил поехать в Вентспилс. Маркус говорит, там хорошая жизнь.
– Как скажешь, дорогой. Я готова следовать за тобой куда угодно.
Имантс отметил про себя, что она спокойно пропустила мимо ушей имя родного брата, даже не спросив, как у него дела. А может быть, за гробом все обо всех известно?
– Ималда. Я давно хотел знать. Скажи мне, пожалуйста…
– Все что угодно, муж мой, – она сделала глоток вина и облизала губы так, как настоящая Ималда нипочем бы не додумалась.
– Кто дал тебе яд?
– Что?
– Кто дал тебе яд?
Она отвернулась, изображая обиженного ангела.
– Я не хочу вспоминать этого. Имантс, пожалуйста.
– Я должен это знать.
Она повернулась к нему – лицо ее было печально.
– Матушка Майрите.
Она сказала, что ей жаль меня и она готова взять грех на душу…– Что?! – перебил ее Имантс. – Матушка Майрите?! Этого не может быть!
– Да, Имантс. Потом я узнала, что она к тебе была неравнодушна. Она решила мне помочь отправиться на тот свет, а тебя сделать вдовцом, а там, может, и мужем.
По щеке Имантса скатилась слеза. Кулаки сжались.
– Ималда, это правда ты?
– Увы. Это так. Но я ни в чем не уверена, Имантс. Та сила, что подняла меня из могилы, может без труда обратить меня в прах. Только ты можешь не допустить этого.
– Хорошо. Я готов.
– Ооо! Имантс! Теперь все, чего хочу, так это горького шоколада с миндалем. Я три года мечтала ощутить его вкус… И я знаю, что у тебя он есть!
– Но…
Ему стало неловко при мысли, что он лишил жену любимого лакомства, которое ей, по всей видимости, было обещано.
– Имантс, пожалуйста. Шоколад там, в корзине. Дай мне его.
– Прости, Ималда. Матушка
Майрите была так добра ко мне…
– Что?! Где шоколад? Дай мне его!
Лицо Ималды исказила злая гримаса.
Часы на ратуше пробили три, и она воровато оглянулась: скоро прокричат ранние петухи. В лампе почти кончился керосин, огонь еле горел. Вот-вот комната погрузится во мрак.
– Ималда… Прости. Если бы я знал, ни за что не отдал бы…
– Ты отдал его?! Майрите?! Добром за добро?! – простонала Ималда. – Ты не мог… Ты был не должен! Имантс, ты же все испортил! Твоя внезапная доброта была так не к месту!
Вдруг она начала дико хохотать. Тело ее сотрясалось. Трясся стол, бокалы позвякивали. За окном сверкнула молния, и вспышка осветила Ималду: с нее лоскутами слезала кожа.
…Имантс напряг зрение и разглядел, насколько это позволяло скудное освещение, резкие перемены, происходящие с его женой прямо на глазах: плоть постепенно иссыхала, уже видна была белая кость ключицы.
Огонек в лампе, дрогнув, погас. Все погрузилось во тьму. Имантс вжался в кресло. Он не мог видеть, но слышал чавкающие звуки: это продолжала хохотать прогнившими легкими Ималда, вернее, то, что от нее осталось. По тяжелым шагам и появившемуся зловонию Имантс понял, что она где-то рядом. Зубы продолжали клацать, руки хватали воздух в надежде обнять мужа и задушить его в своих объятиях.
Имантс закрыл бесполезные глаза и почувствовал на своей шее ледяные руки, а на лице смрадное дыхание смерти. Он приготовился к ней и вспомнил единственную молитву, которую знал. Где-то вдалеке прокричал петух.
Руки ослабили хватку. Ималда, тяжело вздохнув, повернулась и рассыпалась в прах.
…Имантс долго тер шею, не решаясь встать. Так и сидел он, пока не услышал за окном звон бидона молочницы, развозившей теплое еще молоко. Только тогда он встал и, шатаясь, вышел на улицу. Свежее утро отрезвило его. Он смотрел, как молочница постучала в дом напротив. Обычно Майрите сама покупала молоко, но в этот раз все было по-другому. Вскоре на втором этаже зажегся свет. Потом вниз спустилась растрепанная Вида и, кинувшись к молочнице, залепетала что-то. Потом, увидев Имантса, она умолкла и попятилась назад. Молочница повезла свой бидон дальше по улице, не оглядываясь и почти бегом. Навстречу ей выходили из домов люди, желающие купить молоко, но она лишь махала на них рукой и бежала дальше.