Жена-беглянка

Я постаралась заглушить голосок ревности, шептавший, что Мэт должен был спрятать этот снимок перед тем, как привести в дом меня.

Не должен, сказала себе, радуясь, что ни капли не похожа на Лидию.

Я разглядывала стенд час, не меньше, пытаясь по листкам плотной глянцевой бумаги прочитать жизнь Мэта.

Больше всего было снимков матери и деда. И ни одного свежего портрета отца, ни одного изображения младшего брата. Как его — Эдмунд? Наглый, самодовольный красавчик.

Я налила себе апельсинового сока, погасила свет и села в гостиной, думая о том, что могла прожить эти три месяца в роскошной квартире рядом с добрым и заботливым мужчиной.

Но к чему бы мы пришли?

Я бы влюбилась по уши, тут и говорить не о чем. А Мэт? Смог бы он разглядеть во мне что-то особенное, что отличало бы меня от Жанин, Нэлли и других женщин? Если бы я не разбудила в нём сомнения и подозрения, а следом азарт охотника.

Возможно, сегодня Мэт был бы только рад, что наши пути наконец расходятся — и моё сердце не замирало бы в предчувствии счастья, а рвалось на части от горечи.

На кресле рядом валялся клетчатый плед. Я закуталась в него и легла на диван — так было удобнее наблюдать светляков за окном.

А вдруг он женился на мне только из благодарности? Я дважды спасла ему жизнь. Когда вытащила из готовой вспыхнуть машины. Потом — как феникс…

За этим я понадобилась Талхарам? В качестве ещё одного средства продления жизни?

Феникс. Не могу поверить.

Неужели мне достаточно просто хотеть, чтобы с Артуром и мамой ничего не случилось, и это поможет?

Ладно. Скоро вернётся Мэт, мы поговорим, и всё станет ясно. Надо только подождать…

Глава 26. Там, где только я и ты

За окном было светло, и я целую минуту не могла понять, где нахожусь. Грифельные пальцы башен трогали небо, затянутое белёсой пеленой. Город, бескрайний как море, купался в лёгкой дымке. Утро сейчас, день или вечер?

Ноздри дразнил запах выпечки. Блины… оладьи? Со стороны кухонной перегородки, наглухо задвинутой, слышалось характерное позвякивание.

У Мэта наверняка есть домработница…

Я одёрнула рубашку, пригладила волосы и, кутаясь в плед, подкралась к перегородке. В носках можно ступать бесшумно.

Высокая створка легко скользнула по идеально выверенным направляющим. Я собиралась только в щёлку заглянуть. Но услышала:

— Доброе утро, соня. Заходи.

Мэт с улыбкой обернулся от плиты. В рубашке поло, мягких домашних брюках и клетчатом переднике. Представить не могла, что когда-нибудь увижу его таким.

— Когда ты вернулся?

— Поздно. Не стал тебя будить.

На сковороде тремя бледными лепёшками скворчали и пузырились оладьи. Ловко поддев каждую деревянной лопаткой, Мэт по очереди перевернул их румяной стороной вверх.

— Ты всё-таки ухитрилась от меня удрать, — со вздохом упрекнул он. — Диван слишком узок для двоих. Чем тебе не угодили кровати?

— Я… не собиралась засыпать. Хотела дождаться тебя. Просто так получилось…

Он ведь дразнится?

Мэт сдвинул сковороду в сторону, прижал меня к себе и поцеловал в лоб.

— Ой нет! Я же неумытая.

— Ты похожа на взъерошенного воробья. И мне нравится твой запах, — он уткнулся лицом мне в волосы. — Голодная?

Плед соскользнул, и Мэт поймал его, выпустив меня из объятий.

А я не знала, как себя вести.

— Ты умеешь готовить, — пробормотала очевидное.

— Как и положено холостяку. Но должен признать, оладьи — вершина моих кулинарных талантов.

Я всё-таки умылась, и мы позавтракали. Кухню наполнял блёклый рассеянный свет, будто утро никак не могло проснуться, но горка солнечных оладий на тарелке дышала аппетитным жаром, пышные шапочки взбитых сливок игриво переглядывались с глянцево алыми бусинами засахаренных вишен.

На меня нахлынуло ощущение полноты жизни. Весь последний месяц я провела, будто с камнем на шее и мешком на голове. А сейчас на душе было свободно и празднично, пасмурная погода не портила настроения. Просто сидеть на кухне, пить чудесный кофе, уплетать восхитительные оладьи, видеть перед собой лицо дорогого человека, даже смущаться под его смешливым взглядом, — всё это казалось счастьем.

Потом мы съездили в полицейское управление на допрос, и это оказалось не так страшно, как я думала. Может, потому что Мэт всё время был рядом. Мне даже вернули суб-ком, изъятый у Эла. Мы перекусили в небольшом кафе и направились в особняк Талхаров — забрать мои вещи.

Там всё ещё шёл обыск. Люди в форме и в штатском простукивали стены и ступени на лестницах. Никого из прежних обитателей не было видно. Только наверху нам встретилась Гица в цветастой юбке и малиновом платке. Вопреки всякой логике я ощутила вину перед ней. Словно это из-за меня её жизнь полетела кувырком, а близкие оказались в тюрьме. Я хорошо знала, что чувствует человек в такой ситуации.

Но домоправительница улыбнулась:

— Вижу, нашла ты своё счастье. А я нашла своё. Отплатилось ему за сыночка моего, — её горячие молодые глаза хищно блеснули.

— Сыночка?

— Был у меня сын, милая, — с охотой отозвалась Гица. — Ах, какой у меня был сын! Знала бы ты… Сгубил, паук ядовитый. Заплатил его жизнью за молодость свою. Вроде мой Байят ночью со скалы сорвался. Но баба Гица правду знает. Давно это было, быльём поросло. А баба Гица всё помнит. Ждать умеет… Вот почему не было у змея этого прямых наследников. Ни одному зажиться не дал. А Эл всем в него пошёл, Эла он бы не тронул. Но и кроме Эла найдётся, чьей жизнью яичку молодильному силу придать.

— Вы дадите показания? — спросил Мэт.

Гица перевела на него взгляд.

— Дам. Отчего ж не дать. И тебе, милый, не мешало бы.

Я редко видела Мэта озадаченным, и сейчас был как раз такой момент. Он ведь не знал повадок Гицы.

— Есть, что сказать, не молчи, — сердитый укор в её тоне мешался с лукавством. — Не прячь за семью замками, не таи под спудом. И назад не гляди, отпусти прошлое. Что было, то минуло. Новый день на дворе.

— Что это значит?

— А это ты, милый, сам думай-решай — значит что или не значит. А бабку старую не пытай, отпусти. Ваши и так покоя не дают, весь дом перевернули…

— Она гадалка, — объяснила я Мэту, когда за нами закрылась дверь моей комнаты. — С тремя очень редкими анимами. Думаю, её талант — чувствовать проблески будущего.

Собралась я быстро. Взяла только то, что привезла из Татура и что подарил мне Мэт на первую "свадьбу". Длинное чёрное пальто, в котором я теперь ходила, было куплено на деньги Эла. Но оно пострадало в аварии и оттого стало родным. Другого у меня всё равно не было.

Мэт предложил пообедать в ресторане… Или взять пиццу и поехать домой. И я поняла, что после года скитаний по чужим углам отчаянно хочу ощутить себя именно дома, испытать забытое чувство безопасности и умиротворения, которое несёт в себе это слово. Пусть дом Мэта ещё не стал по-настоящему моим, но надёжные стены, вид на город, парящий в облаках, тишина и мы вдвоём — это лучше всего на свете!