Жена без срока годности

— Не оказалась, а всегда такой была. Марина, ну хватит держать меня за порогом!

Сказал бы — за дурака, я бы еще поняла…

— Приходи завтра.

— Если дверь не откроешь, я завтра никуда с тобой не пойду и уедешь без паспорта.

Шантажист хренов! Я не стала проверять в зеркале боевую раскраску. Даже если тушь отпечаталась на нижнем веке, не беда. Беду я впустила в свою жизнь, встретившись со своим прошлым. Не таким уж и плохим, но прошлым. Я взяла букет. Не приняла, а просто вырвала из рук. Принимать от Лебедева ничего не хотелось.

— А где шампанское? — спросила с издевкой.

Без костюма, в галстуке, только торчит он из выреза джемпера. Брюки, ремень затянут, точно пояс верности.

— Так можно или нельзя?

— Нельзя, — ответила, сунув букет под мышку. — Уходи. Мне это не нужно.

Он шумно выдохнул. Оперся рукой о косяк распахнутой двери.

— Шампанское не покупал. Но в машине есть бутылка хорошего вина. Французского.

— Я пью исключительно грузинские. Иногда калифорнийские, когда хочется кислятины. Сейчас и без вина во рту противно.

— От змеиного яда. Марина, давай за вином схожу? Ты ведь дверь на замок не закроешь? Принесу из магазина грузинское. Ещё и сыр возьму.

— Что тебе надо? Я же сказала, что не буду с тобой спать. Ни с вином, ни без него. Сказала, что у меня свидание с бывшим назначено. Чего ты себе думаешь? Что я за паспорт с тобой спать буду? Ты что, ку-ку? Тебе лет сколько? Забыл?

— Забыл.

Андрей не сменил позы, так и не переступил порог. Завис между квартирой и лестничной площадкой. В безвременье. Болтался между прошлым и настоящим. Ну точно же, как говно в проруби. Но ещё только начало октября. Рановато льду вставать, но и топить его рано тоже, особенно сердечный.

— Зачем пришёл? Ну не дурак же. Не поверю! — хмыкнула я громко, почти рассмеялась.

— Дурак. Можешь не верить. Не знаю… Ну ведь было ж нам когда-то хорошо вместе…

— Давно это было, — все сильнее прижимала я целлофан к телу.

А он скрипел, шуршал, ломался, точно тонкий лёд. Ну не на сердце ведь, не на нем…

— Мне потом ни с одной женщиной так хорошо не было…

— Ну, твои проблемы, — вырвала я букет из-под мышки. — У меня было все хорошо.

— И сколько их было?

Поза не меняется, точно памятник стоит: пальцы одной руки впечатались в дверной косяк, а другой — грелись в кармане брюк.

— Двое, включая тебя. Я не искала разнообразия.

— Или оно не искало тебя… — у этого памятника шевелились исключительно губы. — Тебе секс никогда и не был нужен. Но все же было хорошо, скажи?

— Закрой дверь. С той стороны. А то холодно.

Я не вышла голой. На мне спортивные штаны и теплая кофта, самолетный вариант.

— Согреть не предлагаю. Не хочешь, так не хочешь. Чаем напоишь? Чай в съемных хатах должен же быть. Так я дверь закрою? С этой стороны?

— У тебя чайник дома сломался?

То, что котелок у Андрея не варит, сомневаться больше не приходилось. Приходилось слушать весь его бред.

— У меня нет дома в твоем понимании, — говорил гость медленно, внимательно рассматривая каждую ресничку под моими припухшими со сна веками.

— И теперь добавь — по твоей вине, — проговорила я жестко, чуть не прокусив от злости язык.

Хотя чего там — и без всякой крови привкус во рту был железным. Но без крови в нашем с Лебедевым общении, по всей видимости, не обойтись.

— Оба виноваты, — так же грубо бросил Андрей и хлопнул дверью.

Сквозняк помог оповестить весь дом о моем незапланированном госте.

— Ну, уже хоть что-то… — отступила я от порога и опустила взгляд к начищенным дорогим ботинкам недорогого гостя. — Надоело быть единственной виноватой.

— Хотел сделать тебе приятное.

— Думаешь, сделал? — скривила я губы против воли, хотелось держать хорошую безразличную мину при плохой игре.

— Результат меня не особо интересует… Разуться? Я вообще-то из машины, поставил ее прямо во дворе, ноги вытер…

— Ботинки.

— Нормальные люди говорят — ноги. Если забыла.

— Хотела просто посмотреть на цвет твоих носков.

— Не белые. Кроссовки не ношу.

— Не бегаешь? Евгений Вадимович советует всем бегать.

— Интересуешься российской политикой?

— Нет, здоровьем мужчин после сорока. В спортзал ходишь?

— Да. И в баню с мужиками.

— А с девочками?

— Я женатый человек, забыла?

— Спорт тебе доктора не прописали?

— Я хожу, это полезнее. И сложнее в мегаполисе. Я люблю сложности.

— Перебирайся за город.

— Собаку заведу и переберусь…

И смотрит на меня так пристально, точно эта собака — я.

— Чай без сахара? — спросила, поймав этот тяжелый взгляд и не отпустив.

— Без. Ни алкоголя, ни сладкого. Ни женщин — это не совет докторов, если что… Это твой выбор.

Вместо ответа я повернулась к нему спиной и прошла на кухню. Второй вазы не было, набрала воды в кастрюлю и положила в нее букет, точно не разварившиеся еще спагетти. Андрей не стал комментировать неподобающее обращение с подаренными им цветами. Молча сел к столу, в ботинках. Я нажала на кнопку электрического чайника, в котором оставалась вода с прошлого моего персонального чаепития.

— Зачем тебе это надо? — услышала спиной.

— Что именно? — не повернула я головы в сторону говорящего.

— Ехать к мужику, с которым ты год, как в разводе? Зачем разводилась, — задал он вопрос вообще без паузы, — если уже соскучилась?

— Потому что он уехал. Это тебя не касается, — повернулась я к Андрею лицом, но от столешницы не отошла, прижалась к ней спиной, смирив детское желание сесть на нее задницей, ставшей вдруг до ужаса тяжелой.

— Касается. Очень даже касается, — говорил Андрей мрачно, глядя на меня исподлобья.

Боже, а взгляд у него всегда был открытый… Был. Всегда. Это всегда закончилось двадцать лет тому назад.

— Ты чувствуешь себя свободной? — не сделал он паузы для моего ответа, если он вообще предполагался.

— Да, за свободой я и ехала в Америку.

— Я про твоего мужа говорю, бывшего.

— Бывшего? — подняла я брови. — Которого?

— Бывший у тебя только один. Я — нынешний.

— Так думаешь? — сжала я губы, чтобы не плюнуть. Вот ужас, мне вдруг безумно захотелось увидеть, как моя слюна капает с кончика его носа…