Жена для двоих
Шрифт:
Яся нащупывает кабельные стяжки. Хмурится.
— Нет, их не разорвать. Разрезать нечем. Расслабься. Лучше обними меня.
— Обниму. Обязательно. Позже, — она осматривается, что-то поднимает. — Повернись.
Со стоном переваливаюсь на бок. Это отвратительно, что сейчас она видит меня настолько слабым, сломленным. Яся пытается чем-то не очень острым перепилить стяжку. У нее плохо получается. Только боль в запястьях резко усиливается, но я терплю, закусывая и так разбитую губу.
— Сейчас. Подожди. Я кое-что придумала, — Яся отстегивает булавку от воротника. А это идея!
— Моя ж ты умница!
Около десяти минут уходит на то, чтобы немного ослабить стяжки, но этого достаточно, дальше я сам. Руки не слушаются, чувствительность нарушена, но это даже к лучшему. Еще немного мучений и руки мои свободны.
— Фух! Спасибо! Иди сюда! — обнимаю мою девочку.
Молчим. Дышим друг другом.
— Яся, я люблю тебя, — шепчу сорвано.
— И я тебя!
— Ты меня простила?
— Да. А ты меня?
— Давно. Ты не ответила. Ты выйдешь за меня?
— Да!
— Даже за такого побитого? — усмехаюсь, губа трескается сильнее, кровь течет по подбородку. Стираю ее кулаком.
— Даже за такого, — всхлипывает, задевая локтем мои многострадальные ребра.
— Аааааккуратней, — со стоном.
— Прости.
Мне надо подняться. И как-то заставить свое раздолбанное тело встать на защиту моей женщины и сына. И я понимаю, как мало у меня сил. Но я должен! Пять лет они справлялись сами, для чего? Чтобы теперь ты появился в их жизни, и в самый ответственный момент лежал на бетоне отбивной котлетой?
Встать!
Вспоминаю, как дрессировали нас в армии, на сборах, на подготовках. Когда после марш-броска хотелось сдохнуть. Но мы вставали и шли. И самое главное — я вспоминаю бой! Там вообще все просто. Или ты бежишь, или ты труп. Сейчас труп — это не самое страшное. И я встаю. Перекатываюсь на бок, поднимаюсь на четвереньки, перебираю ладонями стену, со стоном поднимаюсь. Дышу. Держит меня стена. В голове звон, боль, звезды. Я должен.
— Леша, не надо. Не вставай. Пожалуйста.
— Тихо!
Легче. Нормально. Сейчас.
Оглядываюсь кругом. В углу замечаю кирпич. Подойдет. Синичка следит за моим взглядом.
— Нет, Леша.
— Да. Давай сюда.
Слушается. Кирпич, сука, тяжелый. Если Фома придет один, есть шанс. Если нет — сразу провал. Хотя провал по любому. Даня-то у них. Кирпич выскальзывает.
— Нельзя, Леш. Надо по-другому!
Сползаю назад. Тупик. Я в тупике. Попахивает отчаянием.
Шаги. Дверь открывается. Рано. Часа еще не прошло. Но мне плевать. Кирпич как-то очень удобно ложится в ладонь, из последних надорванных сил бросаюсь вперед, бью по лысой голове вошедшего, он валится на пол, замахиваюсь на следующего, но руку мою перехватывают, заламывают, лечу мордой в пол, от столкновения с бетоном выпадаю в темноту от вспышки разрывающей боли, но включаюсь в реал от знакомого голоса.
— Техника хороша, над реакцией придется поработать! Пойдешь ко мне в отдел, научу приемчику.
— Серега, сукин сын! — хриплю я. — Неужели ты?
— Не рад!
— Ты не глюк? — меня переворачивают на спину.
— Живой?
— Чуть-чуть.
— Живой! А Юрика ты на хрена вырубил? — краем глаза замечаю, что тот, кого я по голове огрел, с трудом поднимается с пола.
— Какого хрена так долго? Меня тут
почти похоронили! — выдыхаю с облегчением.— Братца твоего ловили. Шустрый он, как блоха! Заставил нас побегать! Пока разговорили его, потом только жучок заметили. Ты ж хоть предупредил бы, что собираешься в такую жопу встрять.
— В следующий раз предупрежу. Даня где?
— В машине у меня. Допрос стажеру устраивает. Молодец пацан!
— Слава Богу! — выдыхает Синичка. — Леше врач нужен, — включается в разговор. Садится рядом со мной на пол.
— Обойдусь, — кладу ее ладошку на лицо. — Так хорошо. Лучшее лекарство.
Боже, неужели ты услышал нас. Все позади. Это очень хорошо. Вдыхаю запах Синички, отъезжаю. Теперь можно передохнуть.
Глава 28. Все налаживается
Опять больница. Она меня никак не отпускает. Но сейчас я как никогда чувствую наполненность и защиту. Все налаживается. Лешу скоро выписывают. Ему уже намного лучше, синяков и ссадин еще хватает, но они уже не доставляют такого дискомфорта, как раньше. Мне чаще хочется улыбаться, и внутри не обрывается все от каждого его сдавленного стона и гримасы боли. Мы пережили это. Вместе. А мой мужчина еще раз доказал, что готов отдать жизнь за наше благополучие.
Взбегаю по ступенькам, сворачиваю направо. Палата Леши в другом крыле, но сейчас я спешу к отцу.
Распахиваю дверь, папа сидит, опираясь на подушки. Клавдия Ивановна заканчивает завтрак, убирает посуду. В руке отец ритмично сжимает мягкий мячик. Руки все еще плохо слушаются его, ног он не чувствует пока, но врачи делают оптимистичные прогнозы.
— Доброе утро! — вещаю я весело.
— Синичка, — улыбается папа. Говорить ему пока тоже тяжело. Но он старается.
— Ты сегодня бодрячком? — подхожу, целую его в щеку.
— Ага! — приподнимает вверх руку с мячиком.
— Сегодня даже кашу всю умял. Не то что вчера! — вступает в беседу Клавдия Ивановна.
— Вчера… ужасная каша…, - с паузами поясняет отец. — Кофе хочу!
— Ага! И виски с сигарой! — возмущаюсь я.
— Да! Потом… А сейчас кофе.
— У тебя далекоидущие планы, это радует! Если сегодня съешь еще и обед, завтра обещаю тебе глоток кофе! — папа улыбается.
— Иди сюда, — подзывает ближе. Я наклоняюсь, обнимаю его. Это так легко и приятно. Почему мы не делали так раньше? Тогда нам мешал глупый барьер! Хорошо, что сейчас он сломан.
— Яся, давай … о серьезном, — хмурится.
— Что?
— Нотариуса видеть хочу. И адвоката. Фирму вернуть…
— Эх…, - вздыхаю тяжело. — Может, ну их?
— Нет. Пусть осталось мало, я хочу знать сколько! — твердо. И это радует. Ему нужен повод для борьбы, пусть будет.
— Сделаю.
Отец в курсе всего случившегося. Первые дни после того, как пришел в себя, он путался в воспоминаниях. Постепенно все встало на свои места. Рассказали мы ему обо всех печальных событиях не сразу, но со временем пришлось открыться. Два дня он молчал. Мы переживали, что навредили. Потом заговорил. Просил прощения. У меня. Сказал то, чего я ждала так долго. Не все словами, во взгляде я прочитала больше. На этом обиды мы оставили в прошлом. Теперь нам нужно держаться вместе.