Жена Гоголя и другие истории

Н и к т о. Так тут сплошная неувязка! По-вашему, чтобы я возрадовался и узрел самого себя, судьба должна непременно явиться мне в радостном обличье, хотя это высосано из пальца. Не говоря уже о примитивности или примитиве происходящего.

Р е ж и с с е р. Не понял.

Н и к т о. Вы предлагаете чересчур примитивные, схематические ситуации, в конечном счете такие же пустые, как я сам.

Р е ж и с с е р. А вам, значит, требуется...

Н и к т о. Некая подлинная модель, настоящий и жизненный контекст. Ведь эти события, изложенные лучше ли, хуже ли, а чаще хуже, чем лучше, должны же, черт побери, выстроиться в конкретный сюжет, именно в сюжет.

Р е ж и с с е р. Какой-то отвлеченный разговор. Дальше-то что? Я свои ситуации исчерпал. И актеры мои, которые, заметьте, импровизировали, вряд ли способны на большее.

П е р в ы й а к т е р и П е р в а я а к т р и с а. Да уж...

Р е ж и с с е р. Ну так что?

Н и к т о. Не знаю, честное слово... А давайте я сам попробую.

В с е. Пожалуйста! С удовольствием. Мы еще и поможем. Только вся ответственность — на вас.

Н и к т о. Хорошо, хорошо. Начали?

В с е. Начали.

Н и к т о. Возьмем хотя бы ту же сценку с молоденькой прачкой — все одно импровизировать — и пойдем дальше.

В с е. Начинайте!

Н и к т о. С того же места?

В с е. Как хотите, нам все равно!

Н и к т о. Попробую исправить.

В с е. Что исправить?

Н и к т о. Увидите.

Н и к т о — М о л о д о й х о л о с т я к. Сбежала, будто ее тарантул укусил... Дурак я, дурак: набросился, понимаешь, какой позор! Совсем девочка. Но ведь живой человечек-то. Значит, надо было подчеркнуть уважение к личности и так далее, а также к достоинству и тому подобное... Да не в этом суть. Перечитаем письмо:

«А посему, —(ох, моя милая подруга и любимая женщина обожает высокие слова вроде «посему»), — а посему говорю тебе: ты слишком долго играл моей любовью. Ты заставил ее изнывать в растерянности, в напрасных сомнениях среди твоих полусерьезных сонетов, среди заумных, нудных, леденящих и, если можно так выразиться, иссушающих далей и пустот. Я умоляла, чтобы ты не домогался меня здесь, где тяготеют надо мною серьезные деловые обязательства. Почему ты пренебрег моей просьбой? Решил схитрить, думал взволновать меня еще больше? —(Превосходно это «взволновать», честное слово!) — Неужели следует напомнить тебе, что я не совсем обычная женщина и что твои домыслы совершенно ко мне не применимы?.. —(Какое изящество стиля!) — И вот что я тебе скажу в конце концов... То есть не стану я тебе ничего говорить, сударь мой Нерешительный. Скажу только, что вернусь очень скоро, и в ближайшую субботу... —(Субботу... А сегодня что? О, как раз суббота!) — ...в ближайшую субботу буду у телефона ждать твоего звонка, и если не дождусь, то, клянусь Богом, ты обо мне больше никогда не услышишь... Наверное, подумал, шантажирую? Нет, это не шантаж, это — крик любви, которая требует для себя жизненного пространства!»

Чудесное, толковое письмо! Но, несмотря на все оговорки, конечно же, вымогательское. Только я на шантаж и вымогательство не поддаюсь, а потому... что «потому»?.. Вот вам, извольте: сколько трепета, мучений — и что теперь? Не знаю, или знаю... А потому не стану звонить. Но если я не позвоню...

Р е ж и с с е р ( из зала). Извините, не совсем ясно, куда вы клоните. И потом, если сейчас переходить на внутренние монологи...

Н и к т о. Что ж вам так не терпится-то...

Р е ж и с с е р. Хорошо, слушаем дальше.

Н и к т о. Если я не позвоню, и она сдержит слово, то я останусь одинок и покинут. Гордость не позволит мне сделать ни шагу, и тогда... Жизнь превратится в несчастье, рядом никого, и сам я — никто!..

Р е ж и с с е р. Вот это, последнее, и произносить не стоит: смысл должен вытекать из целого.

Н и к т о. Не надо, не перебивайте меня. Продолжаю.

Н и к т о. И сам я никто! Потому что этой любви, как и всем прочим, пускай самым незначительным встречам и событиям своей жизни, я отдал всего себя целиком, но безрезультатно... В общем, я, наверное, требую, чтобы у других были одинаковые со мной жизненные установки, оттого, наверное, мне недостает собственного отображения... И мои ухаживания за горделивыми дамами и простыми прачками не забава, а отчаянные поиски...

Р е ж и с с е р. Слишком трудно!

Н и к т о. Да перестаньте же, наконец!

Н и к т о. Без такого зеркального отражения что будет со мной?

Р е ж и с с е р. Еще раз говорю: так нельзя!

Н и к т о. Правильно, только помолчите хотя бы до конца сцены или картины.

Н и к т о. Вывод: надо позвонить. И такой же вывод: a fortiori [66] звонить не надо.

66

Тем более ( лат.).

Р е ж и с с е р. Публика ничего не поймет.

Н и к т о. Вот и славно. А может быть...

Звонит телефон.

Н и к т о. Что такое, неужели передумала, жестокая моя? ( В трубку.) Я слушаю!.. Кто? Не слышу... Ты? Ты! Не может быть! Ведь больше года... Что? Прийти ко мне сюда? Хм, а... зачем? Да нет, все прекрасно. Повелительница... ах, ты внизу, в баре? Отлично, я жду тебя... Чего она притащилась? Зачем? Поздно гадать и без толку: через минуту все прояснится.

Стук в дверь. Входит Д а в н и ш н я я л ю б о в н и ц а героя.

Пришла? Ну, что стряслось?.. Нет, я, конечно, рад тебя видеть, проходи, садись. Только вот...

Д а в н и ш н я я л ю б о в н и ц а. Я поимела солидное наследство от старухи.

Н и к т о. Какой старухи?