Жена из России
Шрифт:
– Когда-нибудь ты доведешь ситуацию до предела, - обещала ему строгая, жестковатая и во всем размеренная Эллен, мать Свена, никогда не повышающая голоса и не выходящая из себя.
Ей лучше всего было бы жить на Олимпе. Когда-то Бертил отчаялся и посоветовал ей туда переехать. Эллен взглянула на него с искренним удивлением.
– Олимп? Это фантазии древних греков. Я не понимаю, о чем ты говоришь! Опять какие-то сказки. Ты слишком несерьезный человек! И так же точно относишься к жизни. Пора давно стать взрослым! Неужели ты никогда не вырастешь и навсегда останешься малым дитятей? Олимп! Ну, просто
И она очень постаралась: старший сын вырос непохожим на отца. Но сломать любовь между ними не сумела даже Эллен с ее настойчивостью и умением добиваться своей цели во что бы то ни стало. Ее педагогические постулаты сильно расходились с понятиями Бертила.
– Нельзя во всем поощрять детей! Их необходимо ограничивать. А ты разводишь в доме демократию, когда требуются строгость, конкретные меры и четкие принципы воспитания, - твердила Эллен, не желая слушать никаких возражений.
Она вообще плохо умела слушать кого-нибудь, кроме себя.
– Ну, какие такие принципы?
– пытался возражать Бертил.
– Ничего нового в области педагогики за столько веков не изобрели. Да это и невозможно. Принципы всегда одни и те же: любовь, уважение, терпение...
– Да-да, как же!
– неодобрительно кивала головой Эллен.
– Ты всегда был и остаешься чересчур политкорректен. Пытаешься играть в дипломата?
– Ты угадала, дорогая! Я всегда, с самого детства, мечтал стать дипломатом. Не получилось. Дипломат - это человек, который может послать тебя к черту так, что ты пойдешь туда с превеликим удовольствием. Я этого не умею, увы...
Эллен посмотрела холодно: любые шутки она воспринимала агрессивно, считая юмор характерной чертой плебеев. Бертилу нравилось в ней лишь ее красивое музыкальное имя. Пожалуй, оно оставалось ее единственным украшением.
К затее с письмами первая жена отнеслась скептически и своего предубеждения не скрывала.
– Слишком велик процент ошибки, - повторяла она.
– Подумай сам: неужели можно сделать правильный выбор среди такого немыслимого количества русских невест?
История с письмами, в конце концов, доконала и Бертила. Он устал, ему надоело отвечать Хуану, и он просто автоматически, как заведенная игрушка, кивал головой, не вслушиваясь в рассуждения и пожелания чересчур избалованного младшего сына, использовавшего для своих требований и любой удобный, и совершенно не подходящий момент.
Зачем Берт затеял всю эту переписку?.. Груды неразобранных, никому в сущности уже не нужных писем... Глупость, да и только... Взрослый человек...
Ему очень не хотелось признать свою ошибку и очевидное поражение.
Девяносто первый год сломал Машину жизнь слишком резко и неожиданно. В общем, он сломал жизнь многих.
– Теперь, - иронизировал отец, - первым словом всех российских детей должно быть "Боря". Но начнутся проблемы с буквой "р"... Зато логопеды зашибут деньжат на всю оставшуюся жизнь и сделают вклады во всех банках Европы.
В то памятное лето Маня поехала с трехлетним Антошкой на Селигер. Путевки выделила редакция, куда ей все-таки пришлось вернуться: Закалюкин на жизнь зарабатывал не слишком,
поэтому переморгать ничего не удалось.Правда, предварительно Маша сделала неудачную попытку устроиться на работу самостоятельно, без помощи отца: она носила фамилию Инны Иванны.
– Почему ты не взяла папину фамилию?
– спросила однажды Маша.
– Чтобы было легче разводиться!
– отозвалась мать.
Больше вопросов Маня ей не задавала.
В "Профиздате", куда ее привел давний знакомый по редакции, неудачливый ухажер, но незлопамятный фельетонист Бройберг, выдающийся "связист", имеющий друзей во всех редакциях Москвы, Маше в работе отказали.
– Почему?
– наивно спросила Маня.
– Фамилия у вас какая-то не такая, - ответил ей главный редактор издательства.
– Еврейская, что ли?
– простодушно выпалила Машка.
– Нет, почему, совсем не еврейская, - спокойно отозвался главный.
– У вас, милая сударыня, дворянская фамилия.
Яблонская... Княжна, говорил Закалюкин...
– А это преступление?
– изумилась Маня.
– За это можно не взять на работу?
Ей ничего не ответили.
Маша позвонила своему верному помощнику Бройбергу. К телефону подошла его жена и, хорошо приученная к постоянно меняющимся женским голосам, равнодушно кликнула мужа.
– Меня не взяли на работу в "Профиздате"!
– сообщила Маня.
– Вашу Машу!
– выпалил Леонид.
– Да ты что?! Надеюсь, не шутишь? Я был абсолютно уверен...Что-то не сработало... А как объяснили?
– У меня неподходящая фамилия!
– и Маша растолковала ситуацию.
Леонид долго ржал.
– Ну, довольно!
– обиделась, наконец, Маня.
– Ты можешь вести себя прилично? Скажи, что мне делать дальше?
– Лучше всего ехать в Италию или Англию. И навсегда!
– резонно посоветовал фельетонист.
– Где еще жить людям с такой фамилией?
– А серьезно?
– спросила Маша.
– Леня, честное слово, мне не до смеха! У меня ребенок. И я на грани развода.
Услышав о разводе, Леонид насторожился и тотчас поставил уши топориком.
– Нам давно пора с тобой увидеться, Мария!
– заявил он.
– В интимной дружеской обстановке. Ты знаешь, сколько лет я по тебе убиваюсь! Просто высох совсем. Даже живот потерял. Ты давно меня не наблюдала. Жена не слушает мои бредни, не волнуйся! Они ей давно надоели. И я вместе с ними. А почему ты разводишься, если не секрет?
– Не секрет!
– сказала Маня.
– Закалюкин чересчур сбалансированный человек. Как выяснилось, сие не каждому подходит. И мне с ним очень тяжело.
– А ему с тобой?
– спросил Бройберг.
Вот она, проклятое мужское единомыслие! И нет ничего серьезнее пресловутой половой принадлежности, как ни крути...
– Ты бы поинтересовалась хоть разочек, детка, каково ему с тобой!
Маня растерялась.
– Ты думаешь...
– неуверенно начала она.
– Чего я там думаю!
– заорал Бройберг.
– Двоих детей вы с ним, конечно, заделали, но ведь ты - прости меня, Мария!
– ты же просто недоразвитая в постельном отношении!
– Откуда ты знаешь?
– пролепетала сгорающая от смущения и стыда Машка.