Жена моего брата

Опускает глаза.

— Да. Конечно. А Вам? — вдруг выстреливает в меня снова пытливым взглядом.

— А я потерплю, — в моем голосе проскальзывает много всякого, что я не успел поймать и блокировать.

Закрываю глаза, пряча за веками всё, что я думаю на самом деле по этому поводу.

— Ради меня?.. — растерянно.

— Ради нас.

— Ладно… спасибо, наверное, за предложение.

Отворачивается и тоже смотрит в окно.

— Что тебя смущает? — начинаю нервничать я.

— Что смущает?

Неожиданно разворачивается.

— Вы, Демид, и так-то человек холодный… А временами вообще как айсберг… Я еще ничего не сделала, а Вы уже смотрите на меня то ли с презрением, то ли с отвращением.

— Я не холодный, — осаживаюсь я.

С отвращением?.. Считала из взгляда? Я же не на тебя, дурочка!

Отрицательно качаю головой. В груди переполняет болью от её слов.

— Ты ошиблась.

— Да? — хмурясь, ноздри нервно вздрагивают. — Обнимите меня тогда.

Я дергаюсь к ней и тут же торможу. Ступор.

Давай, Черкасов! Объятия — это не заразно! Но… По моей коже идут мерзкие мурашки, и я растерянно замираю, не решаясь.

Отворачивается.

Ну мля… Встаю позади неё, так близко, что чувствую жар её тела. Ощущаю, как она вся трепещет.

Хочется повыть на луну от понимания, что зацелуй я ее сейчас, не оттолкнула бы!

— Но это не значит, что я не хочу, — шепчу ей в затылок. — Очень хочу! Но пусть будет так, ладно?

Настороженно кивает.

— Я могу быть уверенным, что ты определилась?

— Не давите на меня, пожалуйста. У меня и так пара дней всего…

Через ткань топа прижимаюсь губами к плечу.

— Ведьма моя карельская… — признаюсь я ей завуалированно в своих чувствах, вспоминая её вопрос. — Не ошибись!

Вздрагивает.

— Я поеду. Поздно. Спасибо за ужин, Золотинка.

— Папа так звал… — не поворачиваясь.

В груди сжимается от открытых слов, вскрывающих её ранимость.

— Всё хорошо у тебя будет, слышишь?

У меня — не факт. А у неё — да. Я себе это обещаю.

Ухожу, так и не поцеловав. И даже не прикоснувшись к её пальчикам. Ухожу измученным, словно голодным постоял у роскошного шведского стола, но так ничего и не съел. Этот голод мучителен!

— Тихий! — окликаю на улице Тихона.

— Чего? — из темноты.

— Не буянь. Сестра переживает. Людей, которые о тебе переживают надо ценить, понял?

— Ладно… — угрюмо.

Выходит на свет.

Моя рука дёргается для рукопожатия, но я себя тут же торможу, зацикливаясь на чувстве брезгливости к себе. И не тяну ему в этот раз руку. Ухожу.

Глава 9. Кто-то должен

— Злата, солнце, бросай всё! Поехали сегодня на стритрейсинг? Я тебя на самый убойных тачках покатаю… Там отличная туса, народ крутой… Почилим…

Слышу телефонный разговор брата. Двери наших кабинетов выходят на один балкон. И у меня дверь приоткрыта.

В кабинет несёт сигаретным дымом.

— Почему? — разочарованно. — Да? Жаль… Но ты же понимаешь, что это неизбежно случится. Ты ему ничем не поможешь, если будешь скорбеть и сидеть рядом. Поехали, расслабимся. Нет? Ну ладно, окей. Завтра позвоню. Не кисни там, красивая моя…

— Родион!

— Чего? — заглядывает брат.

— Слышишь, тусовщик…

Кидаю подшивку распечаток на стол. Он забыл её за столиком внизу. Заглядывал ли вообще — большой вопрос.

— Ничего, что это конфиденциальная информация и моя интеллектуальная собственность.

— Черт… Извини, брат.

— Ты должен был перелопатить мне всю подборку заводов в Китае, — стучу пальцами по подшивке. — Разослать им наши предложения по поставкам металла. Где?

— Братишка, но металла то нет. Все партии уже на договорах, а новая на таможне.

— А где мы ее хранить будем, когда выкупим? Зачем отдавать огромные бабки за жд тупик, если мы можем просто изменить маршруты вагонов и отправить товар закупщикам напрямую?

— Логично… — уныло.

— Где они?

— Кто?

— Договора с закупщиками!

— Брат… — с виноватой улыбкой. — Я еще не занимался этим.

— А чем ты занимался?!

— Я пытаюсь… обеспечить нам золотишко, чтобы выкупить товар, — разводит руками.

— Злата сделает выбор и без стритрейсинга, а товар сам себя не продаст. Так что — сел, и пока у меня не будет картины по Китаю, чтобы зад свой от кресла не отрывал.

— Но ты же раньше этим занимался! — раздражённо.

— А теперь мне некогда. Дел стало больше.

— Найми человека!

— Давай денег, найму.

— В смысле?

— А как ты думал? Я их из воздуха достаю, что ли?! И можно брать бесконечно? Работай, давай.

Недовольно бубня уходит к себе.

Бестолочь ленивая. Но пока его мать была жива, она делала все, чтобы Родиона не коснулись никакие заботы. В семь он сильно переболел почками. Температура подскочила так, что мы его чуть не потеряли. После этого у неё, как кукушку сорвало. Мальчик, под дотошным контролем матери, только отдыхал и расслаблялся. До сих пор не может в тонус прийти. Хотя семь лет уже, как она умерла.

Снижаю лимит на его карте в три раза. Нам нужно экономить. Сейчас будут простои, а это потеря денег. Сливает же ежедневно бабло на тусовки это бессмысленные.

Набираю Злату.

— Здравствуйте… — шепотом.

— Что у тебя случилось?

Молчание… вздох…

Я как радар реагирую на ее вздох болезненным ощущением в груди.

— Иван Михайлович?

— Мхм… — положительно.

— Ты плачешь, что ли? В больнице? — слышу только её тихий рваный вздох. — Я приеду сейчас. Трубку Тихону передай.

Держа телефон у уха, накидываю пиджак. Шарю по столу рукой в поиске ключей от тачки.

— Это Тихон.

— Минуту…

Выхожу из кабинета.

— Регина! Я уехал.

— Дэм, через час встреча назначена же.

— Перенеси.

— Невозможно.

— Значит, скоро вернусь.

Сбегаю по лестнице вниз.

— Тихон, ты здесь?

— Да.

— Рассказывай…

— У деда сейчас был какой-то приступ. Судороги. Он в себя не приходит.

— А опухоль-то где?

— В мозгу.