Жена Нави, или Прижмемся, перезимуем!
Шрифт:
Я с подозрением посмотрела на «хыщников».
— И почему-то у меня три левых рукавицы! — пересчитала я наши запасы. — И три стоптанных на правую ногу валенка! Два больших, один маленький. Погодите, а где предыдущие владельцы валенков?
— Дома сидят. На печи греются, небось, — заметил Буранушка. — Они мне то тулупы кидают, то шапки… Мужик один штаны кинул… Нет, я то че? Я ничего! Я схватил и сюда принес! Ты ж сказала, что теплая одежа нужна! Теперича все собираю! Рукавицей кинули, я ее в зубы! Это только сейчас я допетрил, пока ты спала, что надобно подольше постоять!
— Молодец, — похвалила я. — Ты у меня молодец.
— Молодец не молодец, а ме-е-еду бы, — намекали мне.
— Вон наш мед в лесу ходит! Ивана какого-то зовет! — кивнула я в сторону окна.
— Ванечка! Дурачок! — слышался женский плач, словно в подтверждение моих слов.
Спасатели выдвинулись незамедлительно. Мы уже собирались спешить на помощь, как вдруг я вспомнила, что балалайку забыла!
Вернулась я уже с балалайкой. Огромный мешок с теплой одеждой ехал с нами. Метелица, словно легкая поземка, бежала впереди. Пока мы штурмовали сугробы, она успевала оббежать древние деревья.
— Иванушка! — кто-то уже плакал. — Ванюшка!
Мы вылетели на поляну, видя девушку. Но она было не одна. Против нее стоял медведь-шатун.
Девушка стояла в платке, рубахе и кожухе. При виде шатуна девка тут же скинула кожух и задрала рубаху. Лица ее видно не было. Зато все остальное было видно ну просто отлично!
— Ма-ма, — словно говорящая кукла произнесла я, понимая, что у меня сегодня день прозрений. Это что за способ бесконтактного боя? А если медведь тоже женщина? Я чего-не понимаю!
— Как тебе не стыдно нападать на голую женщину! — выкрикнула визгливым голосом красавица.
Шатун, видимо, тоже был со мной солидарен. Он упал на лапы, хотя до этого стоял во весь рост. И стал обходить ее стороной. Я тоже хотела бы обойти ее стороной.
— Что она делает? — прошептала я, видя голую по шею девку, поднявшую задранную рубаху на вытянутых рука вверх.
— Это так издревле медведей отпугивали, — пояснила Метелица. — Они так больше и страшнее кажутся. Вон как юбку задрала. А медведи и не нападают. Думают, что за чудище такое неведомое у него на дороге стоит! На человека не похожее. Вот и идут своей дорогой. Боятся, что не сдюжат!
Мы приблизились, как вдруг рубаха с визгом резко задралась.
— Как тебе не стыдно нападать на голую женщину! — выкрикнула красавица, видимо, нам.
— А! — заорал Буран, дернувшись и уронив меня в сугроб.
— Никак не привыкну, — помотал головой Буранушка. — Каждый раз пугаюсь! Идет вроде девка… А потом оп! И нечисть какая-то! Страшно становится! Вот гляди, на что похоже? На человека не похоже! Человека в тулупе видишь часто! Или в рубахе. А тут где голова? Нет головы! Точно, нечисть!
Теперь я знаю, кому в страшных снах снятся голые девушки.
— Эй, красавица, — крикнула я. — Вы тут… какого…
Я посмотрела на медведя и волчицу.
— Подскажите словечко какое-нибудь крепкое, чтобы ей понятно была степень моей любви к ней! — попросила я.
— Уд срамной, — переглянулись звери. Отлично! Так,
а что это вообще такое?— Это то, что есть у мужчины, но нет у женщины, — подсказала волчица. — То, чем они в лесу метки на деревьях оставляют!
Не топор, и ладно! Кажется, вот здесь я уже догадалась, о чем речь.
— Какого уда срамного ты, срамноудная девица, творишь всякую срамноудню? — выкрикнула я, видя, как рубаха опускается. На меня смотрели синие глазища — блюдца в пол-лица.
Глава десятая. Лобзай лобзик!
— Че? — спросила меня красавица, глядя на меня своими блюдцем.
— Тепло ли тебе девица? — посмотрела я на заснеженный лес. — Тепло ли тебе, красная?
— Т-т-тепло, — закивала девица, перекидывая косу и теребя ее. Бррр! Как ей не холодно! Она же в одной рубахе! Вон ее кожух валяется!
— Тогда какого ты такая отмороженная? Я спрашиваю, что в лесу забыла! — возмутилась я, обводя руками заснеженные ели.
— Я никогда не забуду его… — всхлипнула девица, пока я пыталась утрамбовать ее в кожух и тащила к медведю. — Жениха своего, Ванечку! Он у меня заблудил!
— Ну заблудил мужик! А в лес-то чего поперлась? — осмотрелась я. — С кем тут в лесу блудить можно? Тоже мне, гнездо разврата! Милая, если твой блудит со зверьми, то сделай вид, что ты с ним не знакома!
— Заблудил он в лесу, сердцем чую! — выдохнула девица, роняя слезы. — Прямо тяжесть на сердце лежит… Беда с ним приключится! Ушел, ничего не сказал!
— Я не знаю Ванечку лично, — заметила я. — Но если он зимой в лес поперся, то там уже беда приключилась! С головой!
— Никуда не пойду! — рванула отчаянная красавица, съездив мне косой по лицу. — Пока Ванюшечку моего не разыщу, голубчика! Ваня!!!
Ее голос спугнул стайку снегирей, которые новогодними красными шарами сидели на елке. Я достала из мешка бумагу снежную и взяла палочку.
— Так, спокойствие! — тряхнула ее я. — Давай по порядку. Где в последний раз ты видела Ваню? Вспоминай!
— В последний раз, — зарыдала девица. — Я видала его на печи!
— Отлично! Ушел из дома и не вернулся, — согласилась я, терпеливо ожидая, когда красавица проревется. — Когда ушел, утром, днем, вечером? Сколько дней прошло?
— Ой, как целая вечность! — всхлипнула девица, когда я на нее шубу свою накинула.
— Значит, давно. Плохо, — напряглась я, осматриваясь по сторонам. — Поконкретней можно? Эм… Сколько ноченек не спала?
— Одну, — вздохнула девица, отогревая руки в трофейной шубейке.
— Одну — это хорошо, — обнадежила я. — Лучше, чем несколько!
— Одну ночь не спала, а потом сон сморил… Все Ванечка мой снился! — всхлипнула девица.
— Беда, — выдохнула я, сама чуть не плача. — Так он сутки пропал?
— Нет, утки у нас в хлеву! — заметила девица. И тут же с надеждой спросила. — А что это все поможет его найти?
— День его нет! Да? — тормошила я красавицу. Она кивнула. Ура! — Итак, день назад ушел и не вернулся Иван! Что у него при себе было, не помнишь? Что с собой из дома забрал?