Жена Нави, или Прижмемся, перезимуем!

— А не может он силушку свою сдерживать! — пояснила Метелица.

— Ой, да ладно, — махнула я рукой. На меня тут, оказывается, столбик термометра опустился! Ладно, верну ларец, авось успокоится! Скажу, что отманивала ларцом! А отдавать не собиралась! И покажу, что в ларце было на самом деле!

Эта мысль меня успокоила. Нет, ну версия отличная! Сейчас позлится, отойдет, и узнает, что ничего я отдавать не собиралась! Обида — не идиотизм! Проходит.

— Так, красавица! — воскликнула я, глядя на хомяка. Живая? Живая! — Здесь ларец лежал в снегу! Где он?

— Какой-такой ларец? — послышался недовольный голос хомяка. — Не видала я ларца! Не брала! Кто брал — не знаю! Где положила, там и ищи!

С елки послышался странный звук. Словно кто-то тычет пластиковую кнопку, включая ее и выключая. А потом психует и «тыркает» ее в порыве отчаяния: «Ну включайся!!!» Звук плавно перетек в звук металлической посудной губки по сковороде. А потом повторился.

— Глухарь! — послышался вздох Бурана.

— Да какой глухарь! — возмутилась я, глядя на снег. — Тут и ежу понятно!

Шерлок Холмс в костюме снегурочки посмотрел на цепочку следов, идущую к ямке, в которой я видела мой ларец в последний раз. И на цепочку следов, ведущую обратно к елке и теряющуюся под необъятными шубами.

Преступник не додумался замести следы и оставил улики.

Однако взгляд преступника намекал, что страшно не расследование. Страшно задержание. И судя по взгляду, начинающий оперативник в костюме снегурочки при попытке отнять ларец задержится здесь надолго. Если не навсегда!

Глава шестнадцатая. Синоптики

— Мне вот интересно! — покачала головой я. — Тебе же все выдали, так какого Лешего ты еще здесь?

— Мне она не нужона! — послышался голос среди елей. А я увидела, как мелькнул мой рюкзак и запасная куртка, что лежала свернутой в рюкзаке! Так, Семен Семенович! У меня будет к тебе серьезный разговор.

— Поутру за мной телега приедет! Дед меня домой с гостинцами и отвезет! — проворчал хомяк, устраиваясь поудобней.

Мы стали уходить. Пока я шла, слышала, как трещит мороз. Раньше он так никогда не трещал! Мне казалось, что даже меня, Снегурку, мороз пробирает до кости. Или это просто память о морозе.

— Холодно! — послышался голос Бурана. Мороз трещал так, что даже птицы умолкли. По деревьям полз иней.

— Зябко даже мне! Не представляю, что с людьми творится! — послышался голос Метелицы.

Так, у кого там на меня столбик термометра опустился!

— Может, вернемся! — вкопалась я, остановившись. — Она же замерзнет! Она ночь не переживет!

— Да тут никто ее, чую, не переживет, окромя нас! — заметил Буран, глядя, как ползет по дереву иней. — Крепко ты Елиазарушку обидела!

И действительно! Ни зверей, ни птиц, никого не было. Они все попрятались!

Да тут столбик термометра не опустился! Он упал! Это что за температурная импотенция?!

— Слышь, девка! — проскрипела коряга, заставив меня шарахнуться. У коряги внезапно глаза открылись и посмотрели на меня.

— Вы… — прищурилась я, всматриваясь в корягу.

— Не узнаешь? — послышался скрипучий голос.

У меня два варианта. Либо это мой бывший, или Семен Семенович! Один — дуб по жизни, бревно в постели и сучок при расставании! Семен Семенович — просто леший.

— Леший я! — проскрипела коряга, глядя на меня глазами.

— Семен Семенович? Ой, не узнала! — язвительно заметила я, осматриваясь кругом. Лес как вымер. Я никогда такого не видела! — Без моего рюкзака и моей куртки, что в рюкзаке лежала, не узнаю! Богатым будете… Буратиной!

Если честно, то я была зла на него за рюкзак! Ты тут спасаешь, а у тебя рюкзаки воруют!

— Ты своего уйми! Гляди, что творит! Я уж кого мог из зверей и птиц спрятал! — скрипела коряга. — Да всех не спрячешь! Уйми, говорю! Беда ведь будет! Все поморозит!

Сама и без Лешего вижу, что происходит!

— Как я должна его унять? — спросила я. — Ай-я-я-й, не делай так больше! Или как? Бегать по лесу и звать по имени! Взывать к совести?

— Ну что! Опять зову! — послышался голос Метелицы. — Только самой страшно!

— Я бы его не трогала! — воскликнула я, оглядываясь на хомяка. Не замерз ли мой жадный хомяк Марфа?

— Может, ты его не так трогаешь? Или не там? — проскрипел Леший. — Делайте же что-нибудь! Померзнет весь лес!

— Может, сам успокоится? — с надеждой спросила я, осматриваясь по сторонам. С ветки упала белка. Ее подхватила коряга — лапа, бережно пряча в дупле.

— Может, пронесет? — спросила я, глядя на Бурана, Метелицу, Лешего и вымерзающий лес. — Ну не может быть такого! Не может! Только не говорите, что Ледниковый период начался, когда его в последний раз баба бросила!

— Нам нужен ентот, супермен, — показал свои глубокий знания, почерпнутые из телевизора, Семен Семенович.

— Это вы кому сейчас про стринги намекаете? — нехорошо прищурилась я. — Значит, вы в сторонке постоите, поболеете!

— Поболеть мы можем, если ничего не предпримем! Я уже простыл! Апчху! — выдала коряга, чихнув опилками.

— Как вы мне все дороги! — вздохнула я.

В этот момент я почувствовала себя героем. Наверное, должна была заиграть торжественная и грустная музыка, провожающая героя. Все должны склонить головы и поклясться, что будут вечно помнить бессмертный подвиг. И носить венки на то месте, где героиня пала смертью храбрых.

Проникнувшись чувством подвига, я героически посмотрела в сторону замерзающего хомяка. Сейчас мне должны сказать что-то пафосное, важное, очень эмоциональное!

— Да иди уже! Чаво встала! — пробурчал Леший. Буран стряхнул с себя снег, а Метелица чихнула.

— Сволочи вы, — пробурчала я точь в точь, как несчастный хомяк в своей столовой под елкой.

— Карачун!!! — закричала я, глядя в небо. — Карачун!!!

Мне кажется, что лес содрогнулся от моего крика.

— Ребята, может хором позовем Дедушку Мороза! — обратилась я к присутствующим.

Но вокруг никого не было!

— Карачун! — крикнула я не без тайной надежды, что сделала, все что смогла, просто он не откликнулся! — Елиаза-а-а-арушка, сердце мое! Где ты, свет очей моих? Где ты, счастье мое?