Жена Нави, или прижмемся, перезимуем!
Шрифт:
– Сколько до леса… Ой, до деревни? – спросила я тихо у Буранушки.
– Еще две версты, – проворчал он тихо. – Дымок уже виден!
– Их любови еще версты две осталось, – усмехнулась я, придерживая и ларец и Настеньку. – Ну, может, две с половиной!
Деревня показалась внезапно. Если честно, то я ожидала увидеть большее. Три десятка занесенных снегом домишек, из которых в небо тянулись дымки.
– Не ходи в деревню! Нельзя тебе! – послышалось ворчание Бурана.
– Прощаться будем, Настенька! Удачи тебе! – вздохнула я, вручая ей ларец и отряхивая девицу от снега. – Дорогу знаешь,
– Ой, спасибо тебе, Бухабрюшка, – поклонилась в пояс Настенька. – Благодарствую тебя за все!
– Все, все, все! Иди, иди! – намекала я.
– Век буду помнить доброту твою! – нараспев затянула Настенька. – Век не забуду! И то, как приданое мне дала… И то, как …
– Да иди уже! – рявкнула я, видя, что мне шестой раз в пояс кланяются.
– … и детям своим расскажу, и внукам, – кланялась Настенька. – И век благодарить буду за щедрость твою!
– Дома мед есть? Если есть, тащи сюда! – потребовала я. Здесь оставишь! Вот и вся благодарность! – заметила я, глядя на мой снегоход «Буран».
– И кишочков, – провыла метелью волчица.
Я хитро улыбнулась, слыша ворчание Бурана: «Нет, чтобы просто выкатить, так она с ней, как панькалась!». Ничего – ничего, сейчас, если все нормально будет, Карачун лишиться двух верных слуг.
– Как домой доберусь, принесу медочку и кишочков! – снова раскланялась Настенька.
– Буранушка, рявкни на нее, чтобы быстрее домой бежала! – попросила я медведя, спрятавшегося в кустах.
– Домой иди, дуреха! – рявкнул Буран, вылетая из кустов и прерывая поток вежливости. Глаза Настеньки сделались круглыми – круглыми. Она дико завизжала.
– Ааааа! Медведь!!! – завопила Настенька и стремглав в деревню бросилась. – Помогите! Спасите!
– Вот так я их и отогреваю, – произнес Буран. – Да, Метелица? Как думаешь, принесет девка меду?
– Не знаю, – заметила волчица, садясь рядом. – Люди, они не очень благодарные.
– Раньше нас Карачун кормил! Или сами, что найдем, когда он улетал куда-нибудь с морозами! – проворчал Буранушка. – Давайте решим как. Ежели девка обещание исполнит, то и дальше будем выводить из лесу… А ежели нет, то по старинке как-нибудь.
Дымки тянулись в небо. Оно затянулось мглой, похожей на туман. В этом белом молочном мареве, казалось, что над заснеженной деревней стоит настоящий туман.
– Вот и справились, – выдохнула я, глядя на дымки и избушки. – А почему мне к людям нельзя?
– От домашнего очага растаешь ты, – проворчал Буранушка, пока я обнимала его: «Ты – молодец!».
– Молодец-не молодец, а ме-е-еду бы! – попросил Буранушка. – Но что-то не несет!
Да, и правда! Плохо получается! Я тут значит ей отсыпала госбюджет голодающей страны, а она мед зажала!
– Пойдем, – проворчал Буранушка. – Вот и верь после этого людям!
– Твоя правда! – согласилась волчица. Они уже повернулись в сторону леса, как вдруг я увидела силуэт, что пробирается к нам.
– Неужто? – удивилась Метелица, выглядывая силуэт. Проминая сугробы спешила раскрасневшаяся Настенька.
– Прячьтесь, – прошептала я, показывая на белые кусты. – Иначе спугнете ужин!
Мы затаились за кустами, пока Настенька ставила горшок и раскрывала, какую-то тряпку. Она осмотрелась, а я увидела у нее в ушах тяжелые
серьги. Нет, мне было вовсе не жалко! Пусть хоть ей счастье будет! Мне от Карачуна подарки не нужны! Хватит с меня и того, что я находила их под елочкой, замерших насмерть!– Ме-е-ед! – простонал Буранушка, бросаясь к горшку. – Липовый… Липовый…
– Да нет, оригинальный, – усмехнулась я, глядя на то, волчица разрывает тряпку. Я смотрела на деревню, на лес, слыша чириканье птиц.
– Была твоя шуба, стала моя, – усмехнулась я, сбивая рукой снег с ветки. – Были твои слуги, стали волонтеры! Ничего-ничего! Я тут развернусь!
– Ох, и вкусный же мед! Жаль, что ма-а-ало, – проворчал Буран, лапой проверяя горшок.
– И потрошка отменные, – послышался голос волчицы.
– Мне нравится людей спасать! – согласился Буран, отряхивая шкуру от снега. – Хорошее это дело! Вкусное!
– Так, иди сюда, – приманивала я воробьев, которые скакали по заиндевелым веткам. – Мне помощь нужна! Хотите кушать?
В этот момент на меня налетела целая стая
– Хотим! Хотим! Хотим!– верещали они, пока я отмахивалась от них, как от таежного гнуса. – Хотим! Тим-тим!
– Тогда слушайте. Если в лесу человек попадется, сразу в ледяной дворец летите! Понятно! И другим передайте! Говорите четко кто, сколько , где находится! Понятно? – спросила я, когда они успокоились.
– Человек-дровосек- посусек! – налетели они на меня с чириканьем, пока я прятала лицо. – Чемочек!
– Согласны! – чирикнул басом один воробей. Я всегда была уверена, что в стае есть кто-то вменяемый. Но вычислить его пока не могла.
– Так, с воробьями мы договорились! – обрадовалась я, прикидывая, с кем бы еще договориться. Помощь с воздуха мне не помешает!
– Ку-ку! – послышалось грустное неподалеку. Стоило мне подойти «ку-ку» замолкло.
– Ой, да что ты врешь! – возмутилась я, нервно сглатывая при мысли о том, сколько мне осталось. – Мне еще тут минимум три месяца осталось жить! И это по самым оптимистичным прогнозам синоптиков! Слышишь меня?
– Ку-ку! – ответила мне кукушка. – Ку-куда уж не слышать!
– Есть хочешь? Значит, если видишь человека в лесу, сообщать в штаб. В ледяной дворец. И остальным скажи! – потребовала я, пытаясь найти ее в ветвях.
– Ку-кунечно! – кукушка слетела с ветки. Я даже толком ее не разглядела. Серенькое что-то.
Где-то в лесу раздавался стук дятла.
– Дорогой, если видишь человека – стучи во дворец, – усмехнулась я, посматривая по сторонам. Может, еще кто хочет добровольно – принудительно вступить в ряды нашей организации? Ничего, найдем.
– Пора домой возвращаться! – зевнул Буран.
– Никукуя не вижу! Никукуя не вижу! – слышалось вдалеке. И тут же голоса разделились. – И у меня не кукуя!
Мы возвращались во дворец. Огромные сугробы казались мягкими подушками и перинами.
– Никукуя нет! – слышались далекие голоса, пока я улыбалась. Шуба волочилась по сугробам, но я была очень рада, что за такой короткий срок сумела сделать так много! Ничего, Карачун снегурочку запомнит!
Во дворце работы было много!
– Там чудеса, – закусила я губу, сидя на ледяном полу над огромной, собственноручно нарисованной картой. – Там леший бродит…