Жена охотника
Шрифт:
Конечно, был еще Эдуард. Но Антуану казалось, что он совсем не знает сына. Тот, как и все окружающее Антуана, было лишь доказательством его успеха. Красивый, неглупый, Эдуард получал все, что только могли позволить деньги Антуана. Лучших учителей, лучшие школы, лучшие университеты. И иногда Антуану казалось, что этого достаточно. Но порой, глядя на своего сына, Антуан думал, что дал ему далеко не все. И что даже если он не любил его мать, то мог бы найти в сердце место для младшего сына. Но каждый раз, когда он играл с Эдуардом или как-либо иначе проводил с ним время, перед глазами вставал образ сына старшего.
И круг замыкался. Антуан уходил в работы. Взращивал свои тщеславные планы. Давал Эдуарду все, кроме любви.
Хотя нет. При последнем их разговоре Антуан дал Эдуарду выбор. А это дар не менее ценный.
Безусловно, женитьба на наследнице семьи Беркас официально выведет Антуана и его сына в высшие аристократические круги. Но, собрав в себе всю любовь, которую он питал к Эдуарду, Антуан предложил ему самому выбирать. В конце концов, Антуану хотелось бы, чтобы Эдуард полюбил так, как он любил Зою. Но Эдуарду выбор был ни к чему. В своей цели он был твёрд и хладнокровен. Что ж...
Бал в Флер Лазарь был триумфом денег и тщеславия.
Сотни живых цветов украшали замок. Шампанское текло рекой. В бесчисленных зеркалах отражались разодетые в пух и прах гости. Замок сверкал более чем тысячью свечей. В конце же праздника предполагался великолепный салют.
И все шло хорошо.
Встреча гостей. Шумный ужин, за которым последовал бал.
В тот вечер грандиозный бальный зал Флер Лазарь в первый и последний раз распахнул свои двери.
Играла музыка. Шумели пышные дамские юбки. Всюду слышался смех и звон бокалов. По залу, украшенному белоснежными розами, кружили пары. Одной из них были Эжени и Эдуард.
В этот вечер невеста была обворожительна. Нежно-розовое платье, сшитое по последней моде, изящно подчеркивало ее фигуру. В волосы были вплетены фиалки и вколоты бриллиантовые шпильки.
– Эдуард,- сказала Эжени в конце танца,- Здесь становится очень душно. Можем ли мы прогуляться по саду?
– Вдвоем в эту тьму? До объявления официальной помолвки?- попытался пошутить Эдуард, но увидев по глазам, что его невеста настроена серьезно, подал ей руку и вывел на свежий воздух.
В парке было свежо. Дождь перестал лить еще утром, и, хоть просохли далеко не все лужи, прогулка действительно была приятна после шума и света бала.
Едва они оказались на почтенном расстоянии от замка, Эдуард спросил.
– Что-нибудь случилось?
Эжени молчала. Обдумывала. Наконец сказала, тщательно взвешивая каждое слово.
– Эдуард, мы с вами договорились обо всем уже давно. И я сказала: да. Но из-за траура по моему брату наша помолвка официально еще не объявлялась и...
– Неужто вы полюбили другого?- иронично заметил Эдуард.
– Нет. Я никого не люблю,- ответила Эжени. И этим было сказано все.
– Что ж, коль вам угодно не объявлять помолвку, то я не буду принуждать вас.
Эжени прикусила губу. Ее семья рассчитывала на брак с Эдуардом. Она сама считала, что он очень хорошая партия. Но вдруг в ее жизни могло быть что-то большее?
Эдуард стоял напротив своей необъявленной невесты,
и ловил себя на мысли о том, как сильно он хочет, чтобы она отказала ему.Эжени улыбнулась, раскрыла рот и сказала:
– Простите, не знаю, что на меня нашло. Наверное, это все выпитое шампанское.
– Тогда хорошо, что мы освежили головы,- мягко ответил Эдуард,- А теперь вернемся к гостям. Нас наверняка уже ждут.
Так оно и было.
Приближалась кульминация вечера. Антуан, поднявшись на несколько ступеней по парадной лестнице, призвал всех к тишине и объявил:
– Дамы и господа. Спасибо вам, что почтили своим присутствием мой дом. Благодарю за дружбу и оказанное доверие.
По залу прокатились слова согласия и многие гости приветственно подняли свои бокалы. Антуан продолжал.
– Однако сегодня в этом замке произойдет еще одно радостное событие. И мне очень приятно рассказать всем, что мой сын- Эдуард Лазаре готов объявить о своей помолвке с юной госпожой Беркас.
Эдуард и Эжени подошли к отцу.
Эдуард улыбнулся невесте и достал из кармана небольшой бархатный футляр, в котором лежало обручальное кольцо.
– Эжени...-начал было он, и тут в глазах его потемнело.
Резкая боль, будто его режут изнутри, пронзила тело Эдуарда.
Схватившись за голову, он осел на ступени, и из горла его вырвался дикий, нечеловеческий крик.
Это длилось не более десяти секунд, после чего Эдуард потерял сознание, уже не слышал суеты вокруг.
16
Болезнь, поразившая Эдуарда в тот вечер, длилась долго.
После первого приступа, когда Эдуард потерял сознание на балу, и его унесли в его комнаты, температура Эдуарда резко поднялась. Он метался в бреду, обливаясь потом и произнося какие-то бессвязные слова. Гости, прибывшие в Флер Лазарь, начали спешно покидать это место, боясь, что Лазаре-младший болен чумой.
И в начале несколько врачей, срочно вызванных Антуаном, даже подтвердили этот диагноз. Но через несколько дней язв на теле не появилось. Зато стали происходить какие-то странные изменения.
Первой это отметила госпожа Герранд, день и ночь дежурившая у постели больного. Мечась в бреду, Эдуард схватил ее за руку, и бедной женщине показалось, что пальцы его вытянулись, а ногти чуть заострились. Она сказала об этом докторам, но те лишь посмеялись, списав все на женское богатое воображение. Однако еще через пару дней, когда Эдуард оцарапал в кровь одного из врачей, всем пришлось согласиться, что с телом действительно происходит что-то не то. Казалось ли, или лоб Эдуарда стал шире, а нос, напротив, углублялся на лице? Зубы Эдуарда выпали, один за другим, оставив рот обезображенным.
К тому же, когда один из врачей проверял Эдуарду глаза, он заметил, что те очень странно реагируют на свет.
Но кроме этих замечаний, никто так и не мог в точности определить, что за болезнь мучает Лазаре-младшего. Слуги шептались, что в него вселился демон, и от этого большая часть их покинула замок.
В какой-то момент, изо рта Эдуарда начала сочиться кровь. Крики боли, раздирающие его при этом, были слышны по всему замку и даже за его пределами. Это шли клыки.
Прошло несколько недель, прежде чем жар спал. И чудо, как сердце Эдуарда смогло это выдержать. Хотя, возможно, было бы лучше, умри он тогда.