Жена с секретом

– Она ведьма!
– выдохнула, кухарка, роняя слезы.

– Околдовала нашего господина, - горничная прижала руки к груди.

– Бедный Дэвид, - прошептал Альфред, потирая покрасневшую ушибленную щеку.

Дэвид ничего этого не слышал. Он с покорностью щенка смотрел на обожаемую Генриетту и улыбался. Зато супруга все прекрасно слышала. Скривив свои пухлые губы в ненависти, она прильнула к мужу и зашептала ему в ухо:

– Слуги совсем меня не слушаются. Дерзят и обижают.

– Как смеете обижать мою драгоценную супругу?
– совсем недавно он пылал гневом по отношению к Генриетте, сейчас же вскипел от одного взгляда на склонивших головы слуг.

– Кто самый дерзкий?
– уточнил Дэвид.

– Вот он, - изящные пальцы указали на поникшего садовника.
– Прикажи его выпороть, а лучше выгнать, - распорядилась хозяйка.
– Он дерзкий и бестолковый. Засадил все грядки кустами колючих красных роз.

От одного упоминания ненавистных цветов Генриетта вздрогнула.

– Выгнать, - эхом произнес Дэвид, впадая в странное состояние покорности.
– Нет, я не могу, - неожиданно очнулся он, - Альфред со мной с самого рождения.

– Тогда прикажи его выпороть и уничтожить все розы, - Генриетта обвила талию супруга, и он послушно кивнул.
– Немедленно привести в исполнение приказ господина!
– воскликнула хозяйка, и несколько слуг схватили бедного садовника под руки и потащили прочь из дома.

– Господин! Прошу вас, господин! Но как же!
– звал на помощь Альфред, но Дэвид его уже не слышал.

Генриетта манила разделить супружеское ложе, шепча разные непристойности, и он как завороженный следовал за ней.

В спальне супруга заперла дверь на ключ и повернулась к мужу.

– Любимый!
– Генриетта взяла руку Дэвида и положила себе на грудь.
– Раздень меня, - с придыханием попросила она, и супруг принялся медленно распускать шнуровку на спине.

Освободив упругие словно персики груди, Дэвид наклонился, захватив ртом вишенку соска.

В этот миг он забыл обо всем. О собственных детях, напуганных угрозами мачехи, о слугах, уверенных, что их господин околдован, и даже об Альфреде, привязанном к столбу посреди двора.

Для него во всем мире существовал единственный человек, который волновал и заботил - его несравненная супруга. Его Генриетта.

Глава 2 Камилла

КАМИЛЛА

– Как себя чувствует самая прекрасная девочка?

Я улыбнулась и провела рукой по светлым волосам малышки. Девочка была худенькая и бледная, с тонкими руками и синяками под глазами. Она лежала на кровати, кутаясь в байковое одеяло. В палате было тепло, но из-за анемии малышка постоянно мерзла.

– Сегодня лучше, - пропищала она, трогая меня за стетоскоп.
– Мне нравится эта ваша штука.

– Правда? Тогда держи, - я сняла с шеи трубку и протянула девочке.

На её долю выпало немало испытаний, одним из которых была тяжелая болезнь. Каждый день она понемногу убивала ребёнка, как и наши надежды на возможное излечение.

Мы с коллегами перепробовали все, но с каждым днем четырехлетняя девочка угасала. Ее родители надеялись на чудо, но я знала, что чудес не бывает.

– Ты так к ней привязалась, - покачала головой заведующая, когда я с тяжелым сердцем вышла из палаты.

– Она умирает, - вздохнула я, понимая, что неминуемое случится очень скоро.

– Наша задача подготовить родителей, - сжала губы женщина.

Порой казалось, что у заведующей нет сердца, но это было не так. Потерю каждого маленького пациента она воспринимала, как свою собственную.

Заполняя в ординаторской истории болезни, я предавалась невеселым мыслям о неизбежности бытия. Родители еще не знают, что скоро потеряют дочь. Представляла их страх и панику, когда они поймут, что мы сделали все возможное и не достигли результата.

Дети это большая ответственность и постоянный страх. Теряя своих маленьких пациентов, я научилась бояться и в какой-то момент решила, что у меня никогда не будет детей.

Каждый день я заходила к малышке, развлекая её и пытаясь исполнить все заветные мечты. Но какие желания могли быть у маленькой девочки? Жить долго и счастливо. То, что мы с коллегами не могли ей дать.

День, когда моя жизнь перевернулась, наступил ужасающе быстро. Однажды я пришла на работу, надела белый халат и распахнула дверь палаты. Та встретила меня гробовой тишиной и аккуратно застеленной кроватью.

А где девочка?
– дрожащим голосом потребовала у дежурной медсестры. А у самой руки тряслись от предчувствия беды.

– Умерла, - спокойным тоном ответила та, но для меня в эту минуту все рухнуло. Моя малышка, о которой заботилась бесконечное количество дней и ночей, покинула этот мир.

Весь вечер я проплакала сидя в пустой квартире и размазывая по лицу горькие слезы, а на следующий день положила на стол заведующей заявление на увольнение.

– Это все из-за Инны?
– так звали мою малышку.

Я кивнула, понимая, что если расспросы продолжатся, не выдержу и расплачусь.

– В твоей жизни еще будет много таких Инн, - моё заявление безжалостно разорвали, отправляя бумажные обрывки в мусорную корзину.
– Не позволю ломать карьеру из-за одной неудачи. Девочка была смертельно больна, никто не смог бы ей помочь.

– Как ты, милая?
– мама позвонила, словно чувствуя мое душевное состояние.

– Все хорошо, - слукавила я, но маму не провести.

Уличив меня в обмане, она потребовала правду, и я скрепя сердцем рассказала ей об Инне. Девочке, которую я, как врач-педиатр, не смогла спасти. Удивительно, но мама не начала меня обвинять, а одну за другой принялась вытаскивать древние дущещипательные истории из своего медицинского прошлого.

– Тебе надо поверить в свои силы, - горячо убеждала она.
– Всегда бывают взлеты и падения. Не сумев спасти одного - спасешь миллионы.

До миллионов мне было как до луны, но угрызения совести постепенно сменились тупой болью в сердце, которую я испытывала всякий раз, проходя мимо пустой палаты.

Час расплаты наступил, когда на выходе из больницы столкнулась с родителями той самой малышки. Их было буквально не узнать. Убитая горем мать и небритый осунувшийся отец. Увидев меня, они кинулись с обвинениями, но заведующая, по счастливой случайности оказавшаяся рядом, оттеснила их и принялась что-то громко объяснять.