Жена самурая
Шрифт:
Они выиграли сражение благодаря Ёрико.
Она вернулась с половины пути, когда поняла, что Ода приготовились атаковать. Она понимала, что ничем не сможет помочь, но все же вернулась. И во время бешеного бега по туманному лесу приняла решение. Оно противоречило всем заветам, впитанным ею с молоком матери, всем наставлениям отца, всему тому, что она знала и читала о бусидо. Тому, в чем она клялась.
Ёрико использовала яд. Она смазала им наконечники стрел, а после — расстреляла воинов Ода.
Бесчестно. Преступно. Позорно. Недостойно.
Она поступила так, как никогда бы не поступил
Она заслуживала только смерти за свое деяние. И приговорить ее должен был Фухито.
И вот теперь она стояла в одиночестве перед строем солдат — раненных, потрепанных; перед теми, кого она спасла, и ждала, пока ее муж озвучит свое решение.
Она не видела презрения в глазах воинов, не видела в них ненависти и не слышала проклятий. Кажется, они даже жалели ее.
Ёрико пришлось прикусить губу, чтобы взять себя в руки.
Фухито не мог говорить: горло сдавливала судорога. Он бессознательно накрыл ладонью рукоять катаны и стиснул пальцы до хруста суставов. Он должен что-то сказать; молчать дольше было бы непозволительно. Он должен заговорить хотя бы из милосердия по отношению к собственной жене, такой неожиданно хрупкой сейчас.
Он вспомнил свой ужас, когда услышал ее звонкий рог, а позже — топот копыт. Ёрико порвалась в их битву настоящей воительницей, вмешалась и смогла преломить ее течение, изменить исход.
И обрекла себя на смерть, выкупив своей жизнью жизни других.
У него — впервые за всю долгую, полную сражений жизнь — зашевелились от ужаса волосы, когда люди Ода стали один за другим валиться на землю после каждого меткого выстрела Ёрико. Уже тогда было ясно, на что она решилась пойти ради спасения их жизней.
Его жена не отрицала и не искала себе оправданий. Молча повиновавшись, сняла легкий доспех, отцепила с пояса нож и скинула на землю колчан со стрелами и лук. Послушно расплела волосы и просидела в отдалении от них всех до того момента, как Фухито приказал солдатам строиться.
Дождь, начавшийся уже давно, намочил одежду Ёрико, придав ей жалкий, потрепанный вид. Но ей, казалось, было все равно: она не пыталась спрятаться, не искала укрытия в развернутых палатках. Знала, что не смеет приближаться к остальным.
Знала, что не смеет говорить с ними, чтобы не затронуть и их честь тоже.
— Ёрико, — имя жены тяжелым камнем сорвалось с губ Фухито. Он встретился с ней взглядом, и перед глазами за секунду пронеслись все годы, что они провели вместе. Задолго до свадьбы, в военных походах и битвах. — Ёрико, — повторил он, прочистив горло, и замолчал.
Наверное, он выглядел жалко сейчас в глазах своих воинов. Жалко и нелепо, раз не мог собраться и произнести короткую ритуальную фразу. Приговорить свою жену, мать своей дочери к смерти.
— Я не могу, — шепнул он так, что никто из стоящих рядом не смог различить. Потом, прихрамывая, вышел вперед и внимательным взглядом обвел своих воинов. Кажется, они все от души ему сочувствовали. — Ёрико, своим поступком ты попрала основы бусидо и навлекла на нас всех позор. Но ты остановила наступление Ода на земли Фудзивара и не позволила им продвинуться еще ближе к поместью. И ты спасла
нас. Я не стану тебя казнить.От лица Ёрико в тот миг отхлынула вся кровь. Покачнувшись, она едва устояла на ногах и задрожала всем телом.
Среди солдат пронесся сдержанный ропот, и Фухито, дождавшись, пока умолкнут их голоса, продолжил:
— Я напишу о случившемся Хиаши-саме. Пусть он выберет наказание и для тебя, и для меня.
Теперь и он стал преступником. Не смог следовать бусидо до конца, не смог казнить свою жену — и запятнал свою честь.
— Отныне и до возвращения в поместье подчиняться станете Сатоки-сану, — глухо договорил Фухито и, отвернувшись, поковылял в сторону лагеря, прихрамывая и опираясь на палку куда сильнее, чем полчаса назад.
Ёрико дернулась, чтобы побежать за ним, но остановилась после пары шагов. Нет. Ему не нужно сейчас ее присутствие.
Потерянным, потухшим взглядом она скользила по линии воинов, по ошеломленному Сатоки, который не переставал смотреть вслед своему господину. Теперь ему придется командовать отрядом — Фухито, как нарушивший бусидо, такого права лишился.
Она медленно побрела в противоположную от лагеря сторону, стараясь не замечать жалящих кожу взглядов, исходивших от людей Ода, которых им удалось пленить. Их решено было расположить подальше от лагеря — как раз в той стороне, в которую слепо направлялась Ёрико.
Кажется, они что-то кричали ей вслед — она не слышала.
Теперь из-за ее поступка умрет и Фухито. Наказание за нарушение бусидо было одно — смерть.
Она бродила вдалеке от лагеря до глубокого вечера, пока возвышенность не осветила появившаяся на небе луна. К ночи дождевые облака разошлись, и, задрав голову, можно было увидеть целые россыпи звезд.
Ёрико издалека следила, как натягивают для пленных новые палатки, как зажигаются костры и крепятся над ними котелки с кипящей водой, как медленно успокаивается лагерь, погружаясь в сон, и только ходят по его окраинам часовые.
Крадучись, она вернулась в лагерь и незамеченной пробралась к одной из палаток — Ёрико действительно умела передвигаться бесшумной тенью. Обернувшись, она откинула полог и скользнула внутрь, не удивившись горящей там лучине.
Фухито не спал. Он встретил жену безо всякого удивления, хотя это был первый раз, как они были в палатке вдвоем. За все прошедшее время он ее не касался.
Ёрико опустилась на футон рядом с ним и взяла в ладони его правую руку, прижавшись к ней лбом.
— Я не смог, — спокойно сказал он. — Уже отправил Хиаши-саме весть. Мы теперь с тобой оба отступники.
— Что я наделала… — сорванным голосом шепнула Ёрико. — Прости меня.
— Ты спасла наш клан. Это я должен просить прощения. За то, что не смог подарить тебе смерть от своей руки.
Ёрико глухо всхлипнула, с удивлением почувствовав на щеках слезы.
— Поцелуй меня, — попросила она и подняла голову с зажмуренными глазами.
Фухито потянул ее на себя, обхватил ладонями лицо и вовлек в поцелуй. Ёрико цеплялась за него почти отчаянно, словно им предстояло умереть уже на рассвете. Выросшая в суровой горной деревне, она не была склонна к нежности, но сегодня тянулась к Фухито, как никогда раньше.