Женатые холостяки

— Лариса! Ну, а чем я могу подмочь вам? Да, Паша мой сын. Только никогда никого не слухал. Сам в себя вырос. Ни на кого не схожий. И рисовальщиком стал смалечку. Все бумагу изводил, на заборах малювал. Ему все ухи оборвали. Его еще с парнишки хвалили.

А нынче ты говоришь, что он не то рисует. Откуда знаешь, что нужно? Може статься какой-нибудь музей или выставка, все его картины кучей скупит. И опять обзовут Пашку гением. Про то загодя никому не ведомо.

— Не верю я в это. Вы ж посмотрите на его работы. Там сплошная смерть. Люди в страхе бегут от его картин. Не только покупать, смотреть не хотят!

— А я что могу! Иль удержу тот люд?

— Давайте вместе уговорим Павла изменить тему, рисовать радостные, нормальные картины. Ведь от того всем хорошо будет. И вам не придется отдавать сыну свою пенсию.

— Да Бог с ей!

— Ну, я уже измучилась, не могу больше вот так жить, в нищете и голоде четыре года. Вы — мать, помогите, умоляю, у меня нет больше ни сил, ни слов. А и терпенье кончается. Я тоже стала пленницей, заложницей беды, Пашкиной и своей. Не знаю, как вырваться из нее.

— А чем я подмогну? Сама просвета не вижу. Давлюсь картохой и хлебом, боле ничего нету. В Пашкиных картинах ничего не смыслю. И только молюсь за вас обоих, чтоб зажили светло и счастливо. Только вот беда, не слышит меня Бог, не дает сыну вразумленья. А может, отняла война у Пашки все, одним махом: разум, здоровье и удачу. Взамен ничего не дала. Никто ему нынче не поможет. Умер он для всех, потому и рисует смерть, как самого себя…

От свекрови Лариса ушла расстроенная вконец. Та сказала ей напрямую, либо терпи моего сына такого, какой он есть, либо оставь его.

— Своего сына я никогда не брошу. Какой ни на есть, своя кровинка, с голоду не дам опухнуть. Последний кусок ему отдам. А бабу он себе сам сыщет, когда ему она стребуется. Нынче по городу полно одиночек и ее Пашка в сиротах не засидится.

— Да он даже ребенка не хочет иметь. Я спросила, в ответ такое услышала, вспоминать не хочется, — пожаловалась Лариса.

— Во, дурная! А кто про дитя спрашивает у мужуков? Отродясь не слыхала такое. Забеременела и рожай! Какое дело мужу? Ему ни рожать, ни пестовать. Мало че ляпнет. Коли б хотела дите от Пашки, давно б родила.

— А как растить его, если Пашка для семьи совсем не годится? Он и от ребенка последнюю копейку отнимет, не дрогнув.

— На то ты баба, чтоб в своей семье все и всех в руках держать. Жаловаться не мудро. Думаешь другим лете? Ничуть. Но у них ума поболе! С тобой сыну не повезло, — сказала, проводив до калитки.

Пашка оглянулся на зареванную жену, ни о чем не спросил, продолжал рисовать. А тут телефон закричал. Женщина сняла трубку и услышала голос Жорки:

— Ну, привет! Вернулся я из командировки! Частенько тебя вспоминал. Почему не веришь? Даже соскучился. Давай завтра увидимся. Я за тобой подъеду прямо к театру. От порога заберу, и махнем в деревню. Лады?

— Кто звонил? — спросил Павел.

— Тамара, кто ж еще? — ответила не дрогнув.

— А мне кажется, что ты говорила с мужиком!

— С чего взял? Откуда появился бы?

— Как у всех. Вчера случайно заглянул в твою сумку, там такие духи и помада! Только хахали дарят эдакие сувениры! — подошел вплотную к жене и, схватив за плечо, сказал хрипло:

— Если накрою, смотри, не обрадуешься!

— А интересно, что сделал бы со мной, если, к примеру, застал бы с любовником?

— Я обязательно наказал бы тебя. Но так, что до конца жизни помнила б!

— Окалечил бы? — спросила усмехаясь.

— Это слишком грубо! Я не хочу проклятий вслед; Есть кара изощреннее и тоньше. Она как укус Змеи, всегда о себе напомнит.

— Ты применял его к кому-нибудь?

— Пока нет. Оно разовое. Только однажды можно вот так наказать, — сказал мрачно.

Лариса попыталась узнать подробности, но Павел ответил глухо:

— Не торопи… Потом жалеть станешь.

А вскоре художник примчался домой счастливый. Его картины взяли на выставку, а их через несколько дней заберут оттуда в музей боевой славы. Целых восемь картин отобрали работники выставки и музея. Теперь работы Павла займут почетное место в самом знаменитом зале, где хранятся портреты горожан — героев войны, где каждый экспонат считается сокровищем.

Художник вбегает в спальню, чтоб поделиться радостью с женой. Но в комнате пусто. Павел звонит подруге Ларисы:

— Тамара! Позови жену! Это я, Павел!

— Лариску что ли? Да нет ее у меня! Уже забыла, когда с нею в последний раз виделись!

— Как так? Она мне каждый день говорит, что была у тебя!

— Ну, нет ее у меня! Не знаю где она! — положила трубку на рычаг.

— Пойду, гляну, встречу ее с работы как когда-то! Обрадую! Ведь она так переживает за меня! А тут еще я обижал своими подозрениями, нелепыми намеками. Дурак! Портил нервы ей и себе. Зато теперь порадую! Лед тронулся! Востребовали и мои картины. Теперь их покажут по телевидению, напишут в газетах. А это реклама! — радуется художник, подбегая к театру.

— Сейчас я немножко подожду, пусть зрители схлынут, чтоб не попасть толпе под ноги. Лариска всегда выходит в самом хвосте, или через пяток минут, вот

удивится, приметив меня. Все обиды забудет, — заметил, жену. Она не увидела Павла, стоявшего чуть поодаль. Женщина, порхая, сбежала со ступеней и, подскочив к человеку, стоявшему возле машины, обняла, поцеловала и, заскочив в салон, умчалась не оглядываясь.

Пашка стоял онемело, не зная, верить ли своим глазам. Он понял, его снова предали. Он опять перестал быть любимым и нужным. Ему снова не повезло.

Человек медленно шел домой. Он не смотрел по сторонам, не видел лиц прохожих, не слышал голосов. Он шел, едва переставляя ноги.

— А может она дома? Может, показалось?

Но квартира пуста. Ларисы в ней не было.

Павел стоял у окна. За ним смеркалось.

— Когда вернется Лариса? Да и зачем она ему теперь? Чужая, разлюбившая баба! Ей дорог другой. Летела к нему, как на крыльях. Меня не увидела. Эх-х, бабы! Все вы одинаковы! Одно вам званье! — глянул на смятую раскладушку той, какую еще недавно считал женою.

— Птаха перелетная! Лгунья и стерва, негодяйка и дешевка! — пнул ногой раскладушку и, достав из стола тетрадь, вырвал лист, сел за стол.

Строчки ложились косо, словно в кривой усмешке. Ну да что с них взять? Главное ни то, как, а что написано в этом письме, последнем в человеческой жизни.

— Прощай! Я не проклинаю и не ругаю тебя! Ведь за свою ошибку я обязан ответить сам, Я виноват в том, что придумал тебя и принял грязную лужу за чистый родник. Я тонул в болоте твоих унизительных упреков и оскорблений. Ты пыталась подавить во мне художника и человека. Но меня нелегко согнуть, ведь я прошел плен. И тогда выдержал все. Не могу смириться с предательством. Оно безжалостнее пули… Не отрицай! Я видел сегодня, как ты подскочила к нему и уехала в его машине прямо от театра. Хотел порадовать, ведь мои картины взяли на выставку.