Женевьева. Жажда крови. Женевьева неумершая

Добыча все время ускользала от них.

Рядом с Доремусом бежал Магнус со свежим шрамом на окровавленном лице.

Бальфус тоже был с ними, похожий на собаку, он хватал их за пятки и облизывал нос и лоб длинным языком. А его вампирша скользила над ними на крыльях то ли бабочки, то ли летучей мыши, натянутых от лодыжек к запястьям, оскалив зубы вполлица. Рудигер продолжал бежать и тащил их всех за собой.

Они двигались так быстро, что казалось, будто они стоят, деревья бросались им навстречу, земля разлеталась из-под ног.

Доремуса пронзила боль, острая, как от удара кинжалом.

Они догнали добычу.

Они вылетели из-за деревьев на поляну и увидели свою жертву.

Рудигер выпустил из рогатки камень. Он попал жертве по ногам, и она упала, покатилась, ударилась о поваленное дерево, с хрустом ломая кости.

Лунный свет пролился на поверженную жертву.

Рудигер издал торжествующий вопль, пар поднимался от его разинутого рта, и Доремус увидел лицо добычи.

Он узнал свою мать…

…и проснулся, дрожа, весь в поту.

–  Мальчик, - сказал Рудигер.
– Сегодня ночью у нас охота.

Его отец стоял в дверях своей спальни, сгибая лук, чтобы поставить на него тетиву. Жилы на его шее под бородой туго натянулись.

Слуга стоял наготове с охотничьим костюмом Доремуса. Юноша вылез из постели, босые ноги обожгло холодом на каменном полу.

Этого холода было недостаточно, чтобы убедить его, что это уже не сон.

С его отцом был граф Магнус, и Бальфус, и Женевьева.

Доремус не понимал.

–  Вторая из наиболее опасных тварей.

Он натянул одежду и принялся сражаться с сапогами. Он постепенно просыпался. Снаружи была еще глубокая ночь.

На единорогов охотятся днем. Тут что-то другое.

–  Мы охотимся ради нашей чести, Доремус. Ради имени фон Унхеймлихов. Нашего наследия.

Едва он оделся, его повлекли по коридору к выходу.

Ночной воздух тоже обжигал, студеный, пахнущий деревьями. Магнус держал зажженные фонари. Бальфус охаживал плеткой двух псов, Карла и Франца, чтобы разозлить их до бешенства.

Землю припорошило снегом, и хлопья все еще лениво слетали с неба. Они таяли на его лице, превращаясь в холодные мокрые кляксы.

–  Эта шлюха опозорила наш дом, - сказал Рудигер.- Наша честь должна быть восстановлена.

Сильвана дрожала, стоя между двух слуг, изо всех сил старавшихся не касаться ее, словно она подцепила чуму. Она была одета в странную смесь мужских и женских одежд, частью дорогих, частью дешевых. Шелковая блузка была заправлена в кожаные брюки, на ногах были старые охотничьи сапоги Рудигера. Поверх всего был надет жилет из воловьей кожи. Волосы в беспорядке рассыпались по лицу.

–  А этот глупец оскорбил наше гостеприимство и показал, что недостоин своего места.

Глупец был Ото Вернике, одетый так же, как Сильвана, смеющийся с деланой беззаботностью.

–  Это шутка, да? Дорри, объясни своему отцу…

Сильвана хладнокровно залепила пощечину коменданту охотничьего домика Лиги Карла-Франца.

–  Идиот, - бросила она.

– Не унижайся, не доставляй ему удовольствия…

Ото снова засмеялся, тряся подбородками, и Доремус увидел, что он плачет.

–  Нет, я хотел сказать, ну, это просто…

Рудигер смотрел на Ото бесстрастно и сурово.

–  Но я же магистр, - выговорил Ото.
– Салют Карлу-Францу, салют Дому Вильгельма Второго.

Он отсалютовал трясущейся рукой.

Рудигер хлестнул его по лицу парой кожаных перчаток.

–  Трус, - бросил он.
– Если ты посмеешь еще раз упомянуть Императора, я убью тебя прямо здесь и скормлю твою печень собакам. Ты понял?

Ото отчаянно закивал, но промолчал. Потом он схватился за живот, и лицо его стало серо-зеленым.

Он рыгнул, и из его рта вытекла желтая струйка.

Все, включая Сильвану, отступили подальше.

Ото упал на четвереньки и затрясся всем телом, как заколотый боров. Он широко разинул рот, и оттуда фонтаном изверглось все, что он успел проглотить. Это была прямо-таки чудовищная рвота, достойная войти в легенды. Он давился, рыгал и блевал, пока в желудке не осталось ничего, кроме желчи.

–  Семь раз, - сказал граф Магнус.
– Я думаю, это рекорд.

Ото натужился и сделал это в восьмой раз.

–  Вставай, свинья, - приказал Рудигер.

Ото послушался и поднялся.

–  У волка есть клыки, у медведя когти, у единорога рог, - сказал Рудигер.
– У вас тоже есть оружие. У вас есть мозги.

Ото взглянул на Сильвану. Женщина стояла спокойно, с дерзким видом. Без косметики на лице она выглядела старше и сильнее.

–  И у вас есть это.

Рудигер достал два острых ножа и протянул Сильване и Ото. Женщина взвесила свой в руке и поцеловала лезвие. Глаза ее были холодны.

Ото не знал даже, как держать нож.

–  Ты должна знать, - обратился Рудигер к Сильване, - что, когда я охочусь на тебя, я люблю тебя. Просто люблю, а не мщу. То зло, что ты причинила мне, ушло, забыто. Ты добыча, я охотник. Мы ближе друг другу, чем когда-либо, ближе даже, чем бывали как мужчина и женщина. Важно, чтобы ты понимала это.

Сильвана кивнула, и Доремус догадался, что она так же безумна, как его отец. Эта игра закончится смертью…

–  Отец, - сказал он, - мы не можем…

Рудигер взглянул на него с гневом и разочарованием.

–  У тебя сердце твоей матери, мальчишка, - сказал он.
– Будь мужчиной, будь охотником.

Доремус вспомнил свой сон, и его затрясло. Он уже видит все иначе. В нем кровь единорога.

–  Если вы дотянете до рассвета, - сказал его отец Сильване и Ото, - вы свободны.

Рудигер взял у слуги вощеную соломинку и поднес к пламени одного из фонарей Магнуса. Соломинка занялась и начала медленно тлеть.

–  У вас есть время, пока она горит. Потом мы пойдем за вами.