Женить нельзя помиловать
Шрифт:
Пора переходить к кардинальным мерам. Кошке хотелось есть и, вообще, у нее дела! Она же не рассчитывала на любвеобильного Люциуса.
— Сейчас как выскочу, как выпрыгну и... — и поспешила реализовать угрозу, выбежав подобно урагану. Не прошло и пары секунд, как пушистая аристократка вернулась на прежнее место, поджав хвост. — Хозяйка, что ж ты так... стонешь? Не подначивай этого самца! Это же неприлично!.. А еще породистая!.. Пш... благородная.
Мамба напряженно думала, стараясь обмозговать увиденное. Получалось
«Поэтому аккуратненько, осторожненько… Ой!..»
— Не-е-е, пойдут клочки по закоулочкам... Заходи сзади, папаша. Вот разве можно в живого человека такой шту... — мысли застряли на середине фразы, оценивая масштаб увиденного. — Что, опять?! Вот пока не доведет до конца, не слезет! Знаю я эту породу... Ты чем завтракал, дон Малфой? Небось, мою сметану и сливки лакал, котяра?! Пора звать на помощь... Вот где эта милая, лохматая морда, а? Люциуса на тебя нет!
Живоглот не торопился проявлять чудеса левитации и легилименции — напрасно кошка звала на помощь.
— Все вы, мужики, одинаковые! Как нужны — так и след простыл! А ты, Люциус, не шибко радуйся — я все Драко расскажу. Нет, Глотику!.. Хоть бы мяукнул через эльфов, где его черти носят! Я ж тут воспитание теряю...
Но громкое «мяу» не было услышано. Никем...
Драко общался с родней, Нарцисса и Люциус — друг с другом. Живоглот был занят спасением Эйвери от выдуманных опасностей, и только Мамба думала о том, куда катится этот мир. Но сделать изнеженная избалованная кошка пока ничего не могла.
***
Цезарю виделось что-то хорошее: брюнетисто-блондинистое с рыжим отливом. Хотелось раствориться в мягкости и неге, а лучше прижаться к теплому боку этого нечто.
«Прекрасная — мать его! — незнакомка», — подумал Эйвери и вытянул губы трубочкой. Так, на всякий случай. Даже в галлюцинациях грезилось о поцелуях и прочих радостях. Все-таки Цезарь, по его нескромному мнению, — в меру упитанный, в самом расцвете сил... слизняк.
— Эй, ты, Спящая Красавица! Не слышишь что ли? — волшебное видение растворилось при свете не очень прекрасной действительности и превратилось… в Живоглота. — Кончай валяться, Поттер на хвосте! И с ним вся аврорская шайка-лейка! Век воли не видать, молока не хлебать!
— Что? Куда? Где моя палка и галеоны? — бывшего Пожирателя смерти вдруг охватила паника ("А все они — целители недоделанные и зелья их проклятущие!") и жгучее желание навсегда покинуть это злосчастное место. Может, в щель забиться? А что, тараканам можно — слизнякам нельзя?
— Какие галеоны? — кот выпучил глазища, всем видом показывая, что по некоторым темным личностям отделение
для буйнопомешанных рыдает в три ручья. — Ты на курорт не собирался, нет? А-то там тебе уже номер «люкс» приготовили и гринкарту в страну непуганых гусениц.— Это в Азкабан что ли? — успокоившись, пробулькал Эйвери. — А чего тогда шороху наводишь? У меня ж сердце… Лучше в тюрьму, чем тут от скуки подыхать!
— Ты весь такой внезапный и противоречивый весь! — огрызнулся Живоглот. — То орал — не хочу в клетку, то вдруг путевка в отдельную камеру как выигрыш в лотерею. Азкабан тебе — не санаторий и даже не палата в Мунго! Цезарь, шевели... чем там у тебя?.. О, точно — ногой!
— Что воля, что неволя — все равно, — философски заметил он и закатил глаза-антеннки. После душевных потрясений хотелось одного: напиться, забыться и опохмелиться. Ну, или поесть чего-нибудь. — Слышь, Проглот, а пожрать ты с собой не захватил?
— Захватил, захватил, — елейно мяукнул тот и от всей дури поддал по прикидывающемуся Платоном Цезарю.
Тот, не ожидая такой подлой провокации со стороны старинного приятеля и однопалаточника, отлетел в сторону, шмякнулся об стену и, подчиняясь законам физики, отрикошетил прямо в лоб рыжего агрессора.
— Совсем охренел? — пискнул Эйвери, сползая с приплюснутой морды кота. — Ишь, моду взял! Я тебе не снитч! Геморрой лохматый!
— Пиявка рогатая!.. — обмен любезностями — привычное занятие. — Хотя сейчас ты больше на драный бладжер похож, — Живоглот решил сменить тактику, — и пока ты тут мне зубы заговариваешь и жертву закона изображаешь, авроры не дремлют!
— Чего мне опасаться, — легкомысленно качнул рожками-антеннами слизняк. — Итак уж я "красавец писаный", отворотясь не налюбуешься. Мною только девок пугать. Расколдоваться — не светит. Ты не слыхал, страшненьких в Азкабан не заносило? Может, на безрыбье и слизняк сгодится... И в тюрьме люди живут.
— Вот именно, живут, — рыкнул пушистый обманщик. — А твоя песенка спета! Я тут краем уха подслушал… Ты же знаешь мои обширные связи в Аврорате?
Мгновенно посиневший от страха (жить-то охота!) Эйвери согласно закивал: он же видел, какие люди посещают Живоглота во время его «болезней». Прямо «сливки магического общества» по нынешним меркам. Поэтому сейчас врать не станет. А смысл? Что взять со слизняка, кроме матов?
— Так вот, — продолжил кот, убедившись, что жертва доведена до отчаяния и внимательно слушает, — Министерство очень недовольно. Твое содержание обходится больнице в кругленькую сумму — а отдачи никакой! Прибыли ты не приносишь, только казенные харчи проедаешь да бока отлеживаешь. Ни сведений от тебя ценных, ни семейного капитала. Бесполезный ты элемент! Никакого от тебя дохода — расходы одни. Verstehen?*
— А Азкабан? — чуть не зеленея от досады, прошептал Эйвери. — Мне бы только в коллектив...